Йога Таун - Даниэль Шпек

– Мы поселимся вместе, – предложил он. – Будем жить коммуной. Будем вместе растить ребенка.

Если в этом мире никому нельзя доверять, а все обещания нарушаются, то пусть хотя бы он даст обещание, на которое можно положиться. По крайней мере, это он в состоянии контролировать. Потому что это его собственное решение.

Коринна промолчала. Мария отвернулась.

– Мария, ты как думаешь?

– Ты не можешь иметь все сразу, Лоу. Иногда нужно делать выбор.

Мария права, подумал он, но все складывается так, что он-то ничего не выбирал. Ни это путешествие, ни его трагичное завершение, ни ребенка.

Так сложилось.

– Не бери в голову, – сказала Коринна. – Выбор делать мне.

Не успел Лоу что-то ответить, как вернулся посольский тип с билетами.

* * *

Из багажа у них был только гроб. Лоу выдали на него желтый купон с номерком. Они даже не видели, как Марка погрузили, все произошло очень быстро. Предъявили билеты, получили посадочные талоны, три места рядом. Втроем они уехали и втроем возвращались. Только в другом составе. Рейс уже объявили, они побежали к выходу на посадку, Коринна показала билеты, Лоу рылся в поисках паспорта, а когда нашел (Коринна уже прошла вперед), обернулся к Марии. И не увидел ее. Он позвал ее. Коринна остановилась. Лоу заметил, как голова Марии исчезает в толпе. Он крикнул громче, но она не обернулась. Сзади напирали пассажиры. Коринна раньше Лоу поняла, что произошло. Она взяла его за руку и потянула за собой через стеклянную дверь на летное поле. В лицо ударил душный, жаркий воздух. Клекот двигателей, блестящий трап, надежда, что она все же вернется, – может, просто что-то забыла, может, все это дурной сон. Ослепительная улыбка стюардессы, захлопнувшаяся дверь кабины, онемелость во всем теле, рухнувшем в кресло, и металлическая застежка ремня, привязавшего его, как окончательное решение – раз и навсегда, на всю жизнь.

Глава 37

Просветление – это абсолютное примирение с неизбежностью.

Энтони де Мелло[111]

Лучше бы он ничего не рассказывал. Теперь это была уже не его история, это была моя история.

– Послушай, Люси, ты всегда была самым ценным моим сокровищем. – Он взял меня за руку.

Я высвободилась и встала. И дернул же меня черт так давить на него! Светало. Птичий щебет, буйные заросли, запах жасмина – мир вокруг был полон чистоты, но мой собственный мир взорвался. Предательство ударило так больно, что я едва держалась на ногах. Я не его дочь. Он убил моего отца и занял его место. И этого я простить не смогу.

Лоу подошел, встал рядом, у него хватило ума не пытаться обнять меня. Я бы оттолкнула его.

– Мы рассказали тебе другую историю, потому что хотели защитить тебя.

– От правды?

– Правда была отвратительна.

– Зато правда никогда не бывает ошибкой!

– Нет, Люси. Все, что произошло в той поездке, было ошибкой. Единственное хорошее, что она принесла, – это ты. Когда я впервые взял тебя на руки… акушерка дала мне подержать тебя… ты была такой маленькой, такой хрупкой, ты смотрела на меня огромными глазами, будто говорила: Что я здесь делаю? Как здесь очутилась? Я же этого не хотела. И тогда я сказал себе: твоя жизнь должна быть лучше, чем жизнь твоего папы. Или моя. Мы ведь оба мертвы, он физически, а я морально. Почему должен расплачиваться невинный ребенок? И ведь у тебя была хорошая жизнь, правда? Ты ведь счастлива?

Я не сказала «да» – не только потому, что не хотела, чтобы ему стало легче. Какой-какой, а уж счастливой я уж точно не была, но он об этом даже не догадывался. И врал он не для того, чтобы защитить меня. А чтобы я его любила. Мой отец, который оказался мне не отцом, заключил со мной договор, о котором я не знала: он жертвует собой, чтобы вырастить меня, а я дарю ему радость. А Коринна была его сообщницей. Обманывать собственного ребенка – какое оправдание этому она нашла? Она, у которой всегда были такие высокие требования к другим. Искренность. Честность. Правдивость. Да пошли вы!

– Я хотел как лучше, – пробормотал Лоу.

– Лучше, чем что?

– Лучше той мерзости, что мы натворили в Индии.

– Мы? – Я сжала кулаки. – У Марка не было выбора. Он даже не знал, что она беременна.

– Да, но…

– Мне не нужен был отец, который лучше. А такой, который не врет. Обманщик!

Я попала в цель. Я ранила его и оставила на веранде. Честное слово, я его ненавидела. Так глубоко, как только можно кого-то ненавидеть. Жалкое ничтожество.

* * *

Спотыкаясь, я вылетела за ворота сада и помчалась вниз по улице. Только бы подальше отсюда. Контуры мира проявлялись в утренней мгле, но я желала повернуть время вспять, чтобы все снова утонуло во тьме. Я презирала и этот мир, и всех людей, включая себя. Люси, дитя солнца в цветочном венке, была результатом лжи. Ее бегство было подобно стиранию памяти.

* * *

Я бежала так, словно спасалась из горящего дома. Все дальше, по улицам и каким-то проселкам, через поле, через кусты, через горы раскисшего от дождя мусора. Пока меня не настигло изнеможение, глубокое, свинцовое, древнее изнеможение, но я пыталась не поддаться ему. Отдышавшись, я побежала дальше и бежала, пока мышцы не начали гореть, а в голове не сделалось пусто. Если моя личность – иллюзия, то я больше ничем не связана.

* * *

Солнце жгло лицо. Я потеряла дорогу, ориентацию в пространстве, чувство времени, но этого мне и хотелось. Больше никогда не возвращаться домой. Дома все было ложью. Неудивительно, что попытка построить что-то с Аднаном провалилась. Я была чужой в собственной жизни, всегда. Впервые я понимала, почему никогда не могла полностью доверять Лоу и Коринне, этой полусемье. Я выросла во лжи. Лжи в оболочке любви. Я ничего не знала и потому не доверяла собственным инстинктам. Вынуждена была скрываться от самой себя, чтобы подыгрывать в спектакле, который они передо мной разыгрывали. И теперь я ненавидела их за это. Я не желала понимать. Я имела право на ненависть. Это было настоящее чувство. Оно яростно бурлило во мне. Наконец-то ты здесь, сказал Чужой, мой единственный друг. Добро пожаловать на другую сторону.

* * *

Я исцарапала руки и ноги в кровь о колючие кусты. В грязи валялись дохлые крысы, облепленные муравьями. В горячем воздухе с жужжанием носились шершни. Дорожка была усыпана листьями