Холокост. Черные страницы. Дневники жертв и палачей - Нина Сигал

Сегодня днем в наш дом снова попало несколько снарядов. Когда я укрылся за несущей стеной, в окно влетели осколки, которые попали в стену буквально в шести дюймах[342] над моей головой. Там, куда попал снаряд, в стене пробита большая дыра. Итак, мне пока еще удается избегать смерти. Мы находимся в центре босхианского ада[343], и будет божественным чудом, если мы все выберемся отсюда живыми. Все женщины стараются держаться, хотя, как мне кажется, они просто не совсем осознают, в какой опасности мы находимся.

Все мы сейчас лежим в подвале, четырнадцать детей и одиннадцать взрослых, а погреб очень маленький. Мы прижались друг к другу, как сардины. Шум почти невыносимый, дети плачут и визжат одновременно. Это просто оглушительный шум. Я не спал последние несколько дней. За последние 48 часов я смог выйти из подвала только один раз, чтобы сходить в туалет. Атмосфера ужасная, потому что от некоторых женщин ужасно пахнет, а одна из женщин храпит так громко, что никто не может спать. Мы провели всю ночь в адском шуме.

Воскресенье, 19 ноября 1944 года

Прошлой ночью опять было много стрельбы. Единственная свинья, до которой не добрались немцы, была убита снарядом. Около 6:30 утра стало немного тише, и все начали говорить, что в Беринге больше нет немцев. В 7:30 я вышел из подвала и увидел разных мужчин из Беринге, которые шли по улице. Я пошел выяснить, что произошло, и мне сказали, что мы освобождены. Англичане уже здесь, и они двинулись дальше по дороге на Паннинген.

Я пошел домой, чтобы принять ванну и переодеться. Потом я вышел из дома и увидел пару детей в оранжевых зимних шапочках[344]. В нескольких ярдах от нашего дома я увидел первого английского солдата и немного поговорил с ним. Мне трудно описать словами то, что промелькнуло у меня в голове в тот момент. Если даже мне больше нечего ожидать в этой жизни, это навсегда останется моим самым счастливым моментом. Я никогда не забуду это 19 ноября. Лена тоже никогда этого не забудет. Когда я прошел дальше по Беринге, я увидел людей на улице, их лица сияли радостью. Если эти люди так невероятно счастливы, то как, по-вашему, должны чувствовать себя мы, евреи, те, кого поносили и убивали? Это невозможно описать.

Среда, 22 ноября 1944 года

Прошлой ночью я спал в постели впервые с тех пор, как покинул Венло. И я смог раздеться после того, как спал в одежде 57 ночей подряд. Слава богу, теперь все это уже позади. Все члены НСД здесь арестованы. Нам невероятно повезло, что мы смогли спрятаться в доме местного фермера. Здесь не было продуктов с 8 сентября, и все же все эти недели мы ни в чем не нуждались.

Глава 24

«Что нужно узнать, что знать об этом?»

Что знала широкая общественность Нидерландов о том, что случилось с их соседями и соотечественниками, которых арестовывали ночью, на которых днем проводили облавы, которых сгоняли на площади и сразу же после этого сажали в поезда, о которых затем больше ничего не было слышно? Какой евреи представляли свою судьбу после того, как их вывезли из Голландии? Что, по мнению тех евреев, кто скрылся, должно было произойти с депортированными членами их семей?

Знали ли те рабочие, которые строили железнодорожные ветки, куда именно вели эти ветки? Находились ли в курсе машинисты поездов, которые направлялись к границе с Германией, что их пассажиры больше никогда не вернутся? Информировали ли оккупанты тех полицейских, которые проводили облавы, что задержанные в ходе этих облав евреи будут убиты после того, как их вывезут из Голландии? И разве те, кто освобождал дома евреев и забирал их имущество и бизнес, не были осведомлены об этом?

Что происходило в головах тех, кто выглядывал в окна из-за занавесок, наблюдая, как их соседей выгоняют из дома лишь с теми вещами, которые они могли унести в руках? Какой информацией они располагали и насколько они доверяли этой информации?

Такого рода вопросы, сводящиеся, по существу, к одному: «Что было известно о судьбе евреев?» – чаще всего задаются во время исследования Холокоста. Что знали об этом? Исследователи определяют этот вопрос как «вопрос о знании». Это связано с более широкими философскими проблемами, с этикой и моральной ответственностью. Если об этом знали, то почему не сделали так, чтобы остановить это? С другой стороны, можно было бы освободить от моральной ответственности тех, кто заявил о своем незнании того, что происходило за пределами Голландии?

«Вопрос о знании» являлся центральным предметом спора в голландской культуре памяти в течение последних двух десятилетий, поскольку он связан с политикой национальной идентичности. Неужели три четверти евреев страны погибли из-за того, что лица нееврейской национальности отвернулись от них и позволили этому случиться? Если это так, то можно ли считать, что это навлекло позор на нацию? Стало ли преступное безразличие причиной голландского Холокоста?

Термин «сторонний наблюдатель» – это слишком общая категория с размытыми границами. Сторонние наблюдатели проявлялись во многих формах и занимали множество различных политических постов. «Реакция была самой различной», – писал покойный голландский политик-еврей Эд ван Тийн, которого в детстве прятали по восемнадцати разным адресам. Хотя его родители были депортированы, он выжил и позже стал мэром Амстердама.

«Были случайные прохожие, которые видели полицейскую облаву на улице и намеренно отводили взгляд, немедленно вычеркивая это событие из своей памяти, – писал он. – Были также случайные наблюдатели, обычно из числа соседей, которые после того, как жертв уводили, заходили в их дома, чтобы посмотреть, не осталось ли там чего-нибудь стоящего. Некоторые свидетели происходящего были глубоко взволнованы, так как замечали своих знакомых среди депортированных и пытались попрощаться с ними. Для других видеть, как забирают беззащитных людей, было травмирующим событием, которое оказало глубокое влияние на всю их оставшуюся жизнь»{284}.

В двух книгах, опубликованных в последние два десятилетия, поднимаются вопросы о знании стороннего наблюдателя. Авторы каждой из этих книг занимают твердую позицию по данному вопросу. Их названия уже сами по себе говорят об этой позиции: в своей книге «Вопреки здравому смыслу» Иес Вуйсье писал о «самообмане и отрицании в голландской историографии, касающейся преследования евреев», а Барт ван дер Боом, в свою очередь, в книге «Мы ничего не знаем об их судьбе» утверждает, что простым голландцам не было ничего известно об «окончательном решении еврейского вопроса».

Иес Вуйсье, проанализировав новостные источники информации, пришел к выводу о том, что утверждение «мы ничего не знали» являлось национальным мифом. «Что голландцы, евреи и лица нееврейской национальности, знали об истреблении евреев в то время, когда оно происходило?» – задался он вопросом. И ответил на него следующим образом: «Очень многое, и уже с самого начала этого процесса»{285}.

Барт ван дер Боом, опровергая это утверждение, использовал 164 дневника из архива Института исследований войны, Холокоста и геноцида в качестве доказательства. Он пришел к противоположному выводу. «Знал ли обычный голландец о Холокосте во время оккупации? – задает Барт ван дер Боом вопрос. – Ответ таков: «Нет». Знание было исключено в отсутствие четкой, постоянной и достоверной информации». Хотя это заявление дает совершенно четкий ответ на поставленный вопрос, Барт ван дер Боом тем не менее считает необходимым добавить: «У голландцев не было никакой уверенности в этом, у них были лишь предположения»{286}. Если бы они были уверены в этом, предположил он, они могли бы сделать больше для спасения евреев.

Книга Иеса Вуйсье вызвала широкую критику в национальной прессе, причем одни эксперты назвали его «историком-любителем», а другие настаивали на том, что информированность не всегда ведет к знаниям. Его критики утверждали, что сообщениям средств массовой информации часто не доверяли. Были также социальные и психологические факторы, которые не позволили многим голландцам поверить в то, что они могли услышать{287}. Иес Вуйсье не просто нападал на «сторонних наблюдателей», которые все знали, но не действовали.