Холокост. Черные страницы. Дневники жертв и палачей - Нина Сигал

которые причастны к тому, что с вами случилось. Вот почему среди голландских евреев сотрудники Joodse Raad [Еврейского совета] получили прозвище «Joodse verraad», или соучастники «еврейской измены».

В 1945 году Дэвид Коэн и Абрахам Ашер, которые оба пережили концентрационные лагеря, подверглись судебному преследованию со стороны Еврейского суда чести в Амстердаме. Этот полусудебный коллегиальный орган, который в конечном счете рассмотрел двадцать шесть дел, был сформирован «для оценки действий лиц, которые во времена немецкого гнета вели себя образом, несовместимым с самыми элементарными принципами солидарности, которых… следовало ожидать от всех евреев».

Гертруда ван Тийн-Кон, которая работала на Дэвида Коэна и была спасена, выехав на «Транспорте 222», обвинила его в том, что он «выбирал для депортации евреев из низших слоев общества вместо евреев из своего собственного социального класса». Эти обвинения позже были поддержаны другим голландцем, пережившим Холокост и поселившимся в Палестине, Саломоном де Вольфом, а также одной из участниц голландского Движения сопротивления, не относившейся к еврейской общине, Лаурой Мазирель{280}.

Дэвид Коэн предстал перед судом в первые месяцы 1947 года. Он и его адвокат утверждали, что он пытался действовать в интересах еврейского сообщества и недооценил нацистскую программу по ликвидации евреев. Абрахам Ашер отказался присутствовать на судебном процессе. Суд постановил, что оба сопредседателя Еврейского совета виновны в том, что помогали немецким оккупантам «шантажировать» еврейскую общину, заставляя ее подчиняться, дублируя нацистские угрозы и составляя списки для депортации. В качестве наказания их отлучили от церкви и исключили возможность занимать в будущем какие-либо руководящие должности.

По Абрахаму Ашеру и Дэвиду Коэну был нанесен еще один удар, когда 6 ноября 1947 года они были арестованы по обвинению в коллаборационизме со стороны Специального суда Амстердама. Даже среди их критиков возникло впечатление, что государство не имеет права судить этих двух представителей еврейской общины. Саломон де Вольф, который ранее выступил с обвинениями в адрес Дэвида Коэна, написал статью в газете Движения сопротивления De Vlam («Пламя»), в которой заявил, что заклеймить двух лидеров Еврейского совета как военных преступников в контексте нацистского террора было бы несправедливо{281}.

Последовали общественные протесты, и Абель Герцберг выступил в качестве их официального адвоката и правозащитника в общественных кругах. Несмотря на то что обвинительное заключение было сформулировано, дело так и не передали в суд. Абрахам Ашер умер в мае 1950 года и, по словам его друзей, «был сломлен». Он не был похоронен на еврейском кладбище (некоторые исследователи говорят, что это был его собственный выбор, другие же утверждают, что его было запрещено хоронить там), вместо этого ему отвели место для захоронения на общественном кладбище.

Дэвид Коэн, перенесший в 1956 году «тяжелый кризис», согласился продиктовать свои воспоминания о военных годах секретарю Ло де Йонга в Институте исследований войны, Холокоста и геноцида и предоставил Жаку Прессеру права использовать их в ходе своих исследований. В 1982 году «при невыясненных обстоятельствах» журнал Nieuw Israëlietisch Weekblad получил расшифровку этих воспоминаний и впервые опубликовал свою версию в сериализованной форме{282}. Несколько десятилетий спустя вся 141-страничная рукопись была отредактирована и опубликована в издании Института исследований войны, Холокоста и геноцида исследователем Эриком Сомерсом.

Однажды утром я встретилась в Институте исследований войны, Холокоста и геноцида с Эриком Сомерсом и спросила его, вызвала ли у него в ходе работы над мемуарами Дэвида Коэна симпатию точка зрения бывшего сопредседателя Еврейского совета. Он некоторое время размышлял, прежде чем ответить, затем сказал: «Я думаю, что Дэвид Коэн был действительно наивен. Это точно. С другой стороны, у него было ошибочное убеждение (и я могу понять его логику), что война не будет продолжаться долго. Когда немцы вторглись в Россию, многие были убеждены, что это конец, потому что Гитлер не мог выиграть войну на два фронта».

Затем Эрик Сомерс добавил: «Он [Дэвид Коэн] пытался найти способы так или иначе сотрудничать с немецкими властями, потому что, по его мнению, если вы будете стремиться закрыть дверь, тогда немцы сделают это сами, и они сделают это более жестко и более действенно. Он воспринимал и оценивал ситуацию неверно, и немцы, безусловно, использовали его в своих целях».

Во время конференции 1977 года Ло де Йонг отметил, что Еврейские советы были не единственными институциональными органами в Европе, которые не смогли оказать оккупационному режиму адекватного сопротивления. Как он утверждал, большинство людей в оккупированных странах «подчинились немцам». По его словам, Еврейский совет в Амстердаме, как и большинство других голландских организаций, согласились с той концепцией, что сотрудничество с немецкой стороной является самой безопасной и мудрой стратегией{283}.

Многие этические претензии к Еврейским советам основывались на предположении, что они могли знать или же действительно знали о лагерях смерти и газовых камерах.

Исследователь Лорьен Вастенхаут сообщила, что сохранилось от 50 до 75 процентов организационных документов о деятельности Еврейского совета в Амстердаме в течение двух лет. Она ознакомилась со многими из них, но не со всеми. Я спросила ее, сталкивалась ли она когда-нибудь с какими-либо документальными свидетельствами о том, что члены Еврейского совета, будь то председатель, члены правления или штатные сотрудники, были проинформированы кем-либо (структурами СС или какими-либо продажными немецкими или голландские чиновниками) о массовых убийствах в концлагерях на Востоке.

«Нет, я никогда не находила подобного документа», – ответила она. После этого она добавила, что хотя такие слухи и циркулировали, «неопровержимых доказательств этому не было. Немцы были не настолько глупы, чтобы допустить такую утечку информации».

Дэн Мичман тоже подтвердил, что ни одно из исследований не выявило того факта, что кто-либо из членов Еврейского совета в Амстердаме был проинформирован немцами о планах относительно «окончательного решения еврейского вопроса». Мирьям Болле также не считала, что члены Еврейского совета располагали такой информацией или же скрывали ее. «Я не думаю, что председатель [Еврейского совета] знал больше, чем он рассказал сообществу», – сказала она.

После долгих размышлений по этому поводу Мирьям Болле сообщила мне, что теперь она считает послевоенную критику в адрес Еврейского совета «слишком резкой».

С ее точки зрения, большинство членов Еврейского совета делали все, что могли, в чрезвычайно сложных обстоятельствах. «Я не уверена в том, что кто-то другой сделал бы это лучше, – сказала она. – Я не верю, что результат мог бы быть каким-то другим».

Затем она добавила: «После войны меня иногда спрашивали, не стыдно ли мне за то, что я работала в Еврейском совете. Ответ таков: ни в коем случае».

Глава 23

«Стояла просто убийственная тишина»

Сентябрь – декабрь 1944 года

Мейер Эммерик, огранщик алмазов, Венло

Воскресенье, 3 сентября 1944 года[334]

Мы, евреи, получили известие, которого мы очень боялись. Я услышал репортаж Пола Уинтертона[335], английского военного корреспондента на русском фронте, который стал свидетелем наступления русских в Люблине. Русские продвигались невероятно быстро, настолько быстро, что у немцев просто не оставалось никаких шансов организованно что-либо спасти. В результате стало ясно, что немцы, которые вначале убивали евреев наугад, теперь используют свой знаменитый организаторский талант, чтобы создать для этого продуманную систему. И они создали для этой цели огромные здания, строить которые они заставили самих евреев. В этих зданиях большие газовые камеры, мусоросжигательные печи и длинные каменные столы, которые используются следующим образом: евреи большими группами должны выстроиться в очередь, а затем они должны снять обувь и раздеться, и, как только все они будут аккуратно зарегистрированы, они должны сдать все свои золотые кольца администраторам. Затем их ведут в газовые камеры. После этого трупы кладут на каменные столы и вырывают у них изо рта золотые или коренные зубы. После этого все тела отправляют в мусоросжигательные заводы, а пепел используют в качестве удобрения на полях.

Пол Уинтертон сообщил, что в распоряжении русских оказались полные списки [имен] и 800 000 пар обуви, а также эти здания с газовыми камерами и мусоросжигательными печами… Печи такого размера способны сжигать 3000 евреев в день… Он завершил