Холокост. Черные страницы. Дневники жертв и палачей - Нина Сигал

осенняя погода. Пила чай с мисс Линденберг. Купила немного лука-шалота и цветочных луковиц. Бэкер и Плеккер тоже сбежали, вот это да!

Среда, 13 сентября 1944 года

Сегодня Алекс добилась немалых успехов, дом становится уютнее с каждым днем. Я взяла карточку на экстренный паек. Не на мясо, это только для больных, но мне удалось раздобыть немного колбасы. Такая же ситуация и в Бельгии, там идут тяжелые бои, особенно в Меце, Бресте и Ле Гавре. Все еще надеюсь, что нам удастся стабилизировать Западный фронт. Прекрасная погода, и я перекусила в «Кемпински». Вечером бомбы падали где-то совсем близко, дом несколько раз дрожал от взрывов. Было очень неприятно!

Понедельник, 18 сентября 1944 года

Разбомбили так называемый Хембруг [мост], Схипхол[339], Шеллингвуд, я могла бы продолжать перечислять и дальше, если бы захотела. Что действительно глупо, [однако,] так это то, что железнодорожники объявили забастовку, так что все идет наперекосяк. Люди, по-видимому, совершенно не думают о своих желудках.

Четверг, 21 сентября 1944 года

В целом я в порядке, но скучаю. Сегодня вечером ужинала у Вестеров. Сейчас я чувствую себя совершенно измученной, возможно, из-за того большого напряжения, которое испытываю. Потери огромны, почти невозможно представить себе, что так близко отсюда происходит великая битва. Мы слышали, что прибывает «всего» 10 000 эвакуированных. Мне становится очень грустно всякий раз, когда я слышу взрывы, доносящиеся из гавани, которая полностью разрушена.

Среда, 27 сентября 1944 года

Такие тревожные, тяжелые дни! Я пересчитала все свои платежи с момента кончины Адриана, и теперь я должна пойти к нотариусу, чтобы получить наследство. Осталась ли еще наша мебель в Неймегене? Бедные люди там и в Арнеме! Там продолжаются ожесточенные бои. Я чувствую себя отчаянно одинокой, слишком много плачу, но я не понимаю, почему меня должны были оставить здесь одну, в этом враждебном мире, полном злых духов. Люди слепы к большевизму. Я думаю, что это позор, если кто-то поддерживает это. Однажды они пожалеют об этом. В Италии, Румынии и в Болгарии они наконец-то поняли, что это значит. Я мечтаю о приятных посиделках, где я могла бы для разнообразия познакомиться с самыми разными людьми, и не только с женщинами!

Ина Стюр, сотрудник канцелярии управления завода, Амстердам

Конец сентября 1944 года[340]

Ни у кого нет газа, поэтому никто больше не может готовить. Или же у тебя должна быть угольная печь. Отец нашел способ изготовления печей. Он может сделать их практически из чего угодно. Через несколько дней об этом знали уже все. Соседи, друзья, члены семей соседей – все они приходят к нашей двери с мусорными баками, ведрами, чайниками, коробками для мыла. Не сможет ли отец соорудить из этого печку? Ежедневно отец говорит по меньшей мере двадцати людям: «Да, конечно, это подходит. Приходи в понедельник, чтобы забрать ее». В понедельник очередную печку забирают, но на этом дело не заканчивается. Отец может изготовить самое большее две печки в день. Тем не менее он обещает: «Приходи в понедельник и забирай ее». Затем он принимается за дело. Изготавливает сначала одну, затем другую. Пока не будут готовы все печи и пока все не будут довольны.

С 12 сентября трамваи не ходят с девяти утра до четырех часов дня. Еще и это. На фабрике повесили табличку с надписью: «Просьба ко всем принести свои шашки и шахматы, потому что нам не разрешается пользоваться станками». Разрешается только включать свет. На работе много простоев.

Инге Янсен, вдова, Амстердам

Четверг, 6 октября 1944 года

Я сегодня утром все делала весьма неторопливо. Заходила Юста, у нее дела тоже идут не особенно хорошо. На выходные я отъезжала. Вскоре ожидаются очень тяжелые бои. Союзники прилагают все усилия, чтобы как можно скорее вторгнуться в Рейнскую область и Саарский регион. Начиная со следующего понедельника трамваи больше не будут ходить для перевозки пассажиров, как и в остальной части Северной Голландии. Говорят, что с 15 октября начнут работать кухни срочной помощи, а с понедельника запретят пользоваться электричеством! Меня не прельщает такая перспектива. Что ж, главное, чтобы мы выиграли войну!!

Ина Стюр, сотрудник канцелярии управления завода, Амстердам

Среда, 1 ноября 1944 года

Уже некоторое время у нас нет электричества, и каждый вечер мне становится все труднее. В данный момент у нас есть карбидная лампа, но у всех нас от нее болит голова. Если мама собирается доить коз (у нас две большие и две маленькие козы), то она берет лампу с собой на улицу, и мы должны полчаса сидеть, вглядываясь в темноту. Ты держишь глаза открытыми как можно дольше, пока не станет больно, а затем снова закрываешь их. Если бы у нас не было коз, у детей вообще не было бы молока.

Большинство людей сидят в кромешной темноте. Те немногие, у кого есть велосипеды, подключают лампы к динамо-машине[341]. Можно также прикрепить динамо-машину к педальной швейной машинке, но тогда, если хочешь света, крутить педаль придется бесконечно. Можно также сделать пропеллер и установить его на крыше, чтобы его крутил ветер. Те, кто посмелее, пытаются тайно подключиться к источникам энергии. Но горе тем, кого поймают! Это может стоить головы или свободы.

Сахар и сливочное масло больше нигде не продаются. Мы едим сухой хлеб. Хлеб без масла, сыра, сиропа или джема. Бр-р-р, кофезаменитель без сахара и с обезжиренным молоком… Еду мы получаем из бесплатной столовой. Мы идем со своим ведерком в назначенную нам столовую, где всегда очень длинная очередь. Там мы получали вначале свои три четверти литра еды. Через три дня мы стали получать всего пол-литра. В понедельник мы едим жидкое капустное пюре, на следующий день – овсяную кашу, но если бы тебе не сказали, что это овсянка, ты бы никогда об этом не догадался. Относительно вкусен только гороховый суп, а остальное не понравилось бы даже свиньям. Это приходится проглатывать через силу, но и этого так мало!

Мейер Эммерик, огранщик алмазов, Венло

Понедельник, 6 ноября 1944 года

Я все еще не вижу никакого реального облегчения дел в ситуации для нас. Прошло шесть недель с тех пор, как меня выписали из больницы в Венло, и в течение всего этого времени, то есть в общей сложности в течение 42 дней, я ночью не раздевался. Каждый день, каждый час я сижу здесь в ожидании освобождения. В какой-то момент мы оказываемся в эпицентре военной активности, а потом внезапно наступает кладбищенская тишина. Мы находимся в постоянном ожидании. Думаю, что это худший период времени из всех, что я пережил до сих пор.

Вторник, 7 ноября 1944 года

Прошлой ночью здесь было очень тихо, и сегодня практически ничего не произошло. Лена и Лотье выздоровели, но у меня, похоже, язва желудка, которая постоянно причиняет мне дискомфорт.

Среда, 8 ноября 1944 года

Прошлой ночью снова было тихо, а сегодня утром над головой пролетали самолеты. Однако, как мне представляется, наша цель все еще очень далека. Сегодня днем я услышал, что семья, которая взяла на себя заботу о Макси, переехала в Целен после того, как фрицы взорвали их дом. Это примерно в полутора часах ходьбы отсюда, и вот прошло пять с половиной недель с тех пор, как мы хоть что-либо узнали о Макси.

Сегодня вечером немцы снова заявились сюда, чтобы украсть свинью. Не проходит и дня, чтобы они не утащили какое-нибудь животное, и если такая ситуация продлится еще 14 дней, в Беринге не останется ни одной сельскохозяйственной живности. Все фермерские дома и конюшни полностью разграблены и разрушены. Теперь фрицы установили на дорогах 9000 противопехотных мин, что, с одной стороны, говорит о том, что союзники скоро будут здесь, но, с другой стороны, создает большую угрозу для нас. Одна из таких мин была заложена всего в пяти минутах ходьбы от нашего дома. Фрицы, которые были сегодня в доме, заявили, что, если нас взорвут, мы можем винить в этом только самих себя, потому что остались здесь. Просто подождем и посмотрим, что произойдет.

Четверг,