Холокост. Черные страницы. Дневники жертв и палачей - Нина Сигал

«В этих зданиях были большие газовые камеры, мусоросжигательные установки и длинные каменные столы, которые использовались следующим образом…»

На самом деле эта информация стала обнародоваться довольно поздно (к 1944 году о лагерях смерти уже было хорошо известно), и большинство депортированных голландских евреев уже воочию столкнулись с этим механизмом убийства.

* * *

Чтобы обосновать свой аргумент о том, что голландцы все знали, Иес Вуйсье исследовал работу национальных средств массовой информации во время войны{302} – и смог обнаружить в 1942 году двадцать четыре упоминания об уничтожении евреев. Три сообщения были опубликованы в том, что он назвал «легальной прессой», семь сообщений были переданы по «Радио Оранье», шесть появились в газете Движения сопротивления De Waarheid («Правда»), которая издавалась коммунистической организацией, и четыре сообщения были переданы радиостанцией De Brandaris, которая вещала из Лондона.

В общей сложности, по оценкам Иеса Вуйсье, о массовых убийствах евреев непосредственно из этих источников услышали где-то от 750 000 до миллиона голландцев, что составляет около 10 процентов населения страны, численность которого в то время оценивалась приблизительно в 8,8 миллиона человек. «Кроме того, несомненно, многие узнали эту информацию и из других источников», – констатировал он. Иес Вуйсье резюмировал: «К концу декабря 1942 года «окончательное решение еврейского вопроса» больше не было секретом»{303}.

В свою очередь, исследование Барта ван дер Боома показало, что по крайней мере некоторые голландцы были проинформированы об уничтожении евреев. Из 164 дневников, изученных его командой, в тридцати пяти «в тот или иной период времени были сделаны записи о том, что евреев травили газом». Были также упоминания и о других формах убийства, таких как массовые казни или смертельные медицинские эксперименты над евреями. В двадцати девяти из изученных 164 дневников «говорилось в относительно конкретных выражениях» о депортациях, в том числе в двенадцати дневниках лиц нееврейской национальности и в семнадцати дневниках евреев{304}. Изучив комментарии авторов дневников о том, куда они отправляли депортируемых, Барт ван дер Боом пришел к выводу, что они «ожидали худшего, но не невообразимого».

Приводя свои доводы о том, что голландцы не знали, Барт ван дер Боом утверждал, что они слышали противоречивые сообщения, которые заставляли их сомневаться в услышанном, и в атмосфере страха, замешательства и гносеологической нестабильности они не знали, каким именно источникам можно доверять. Многие из авторов этих дневников, добавил он, скептически отнеслись к сообщениям, которые они услышали, и некоторые отказались им верить, расценив их как «пропаганду злодеяний»{305},[348].

«Никто не рассматривал депортации евреев как безобидную акцию, – писал Барт ван дер Боом. – Было вполне очевидно, что с ними будут плохо обращаться и что в конечном счете многие из них погибнут. Вопрос заключался в том, насколько плохо с ними будут обращаться, как много их погибнет и в какие сроки. Все это было в высшей степени неясно»{306}.

Барт ван дер Боом подчеркивал важность этой «неясности», утверждая, что отсутствие вмешательства со стороны голландцев для спасения преследуемых было больше связано с их сомнениями и растерянностью, чем с безразличием. «Голландские евреи и лица нееврейской национальности, возможно, понимали цели геноцида, стоящие за депортациями евреев, но не понимали конкретного значения их «уничтожения», – писал Барт ван дер Боом в журнале «Исследования Холокоста и геноцида». – Они были склонны предполагать, что для осуществления своих безумных планов нацистам потребуется время – время, которого, как они надеялись, у преступников не было»{307}.

Голландцы не только недооценили угрозу со стороны нацистского режима в отношении евреев, но и не смогли выработать надлежащие способы помочь евреям из-за множества противоречивых сообщений. Был ли уход в подполье лучшим вариантом, чем отправка в трудовой лагерь? Если бы вас схватили при попытке сбежать и скрыться в подполье, то вы были бы приговорены к Moordhuizen, то есть к казни, и расстреляны. Отправка в трудовой лагерь могла оказаться весьма мучительной, но большинство считали, что там можно было бы выжить. Таким образом, у «сторонних наблюдателей» возникала этическая дилемма относительно того, следует ли прятать евреев: это поможет им или же подвергнет их смертельной опасности? «Люди в то время не знали того, что мы знаем сейчас, а именно: депортация означала верную смерть в течение нескольких дней», – объяснил Барт ван дер Боом[349].

Суть дела, однако, заключалась в вопросе о сострадании со стороны голландцев. Была ли нация «безразлична» к судьбе евреев или же она просто не была осведомлена о происходившем? «Было бы чрезмерным упрощением считать, что «сторонние наблюдатели» не помогали евреям потому, что им было все равно», – уверен Барт ван дер Боом.

Поскольку нация борется с тем, что историк Ремко Энсель описал как «угрызения совести по поводу войны»{308}, вопросы, касающиеся «пассивности» и «безразличия» нации, все еще задевают голландцев за живое. Два голландских историка, Кристина Морина и Крийн Тийс, в 2019 году издали сборник эссе, многие из которых прямо отвечают на попытку Барта ван дер Боома дать ответ на вопрос о том, до какой степени «не все равно» было «стороннему наблюдателю».

Историки Ремко Энсель и Эвелин Ганс ответили на этот вопрос двумя пространными эссе в прогрессивном журнале De Groene Amsterdammer, в которых они настаивали на том, что утверждение Барта ван дер Боома о неосведомленности голландцев о Холокосте в связи с тем, что они не были уверены в немедленном убийстве евреев, ошибочно по самой своей сути.

«Все, что этому предшествовало: антиеврейские предписания, изоляция евреев, облавы на них, депортации – в таком подходе полностью игнорируется», – написали они{309}, добавив, что Холокост начался и закончился не в Освенциме{310}.

Эксперты по дневникам Рудольф Деккер и Арианна Баггерман выступили против использования Бартом ван дер Боомом дневников в качестве источника «данных». «Дневники никогда не позволяют узнать истинные мысли их авторов, – отметили они. – Однако любой, кто изучил 164 дневника, искренне верит, что такие тексты являются незамутненным зеркалом того, что думал или чувствовал их автор, и это вполне объяснимо»{311}.

Рудольф Деккер, который провел две крупные инвентаризации голландских дневников и других личных документов в Национальном архиве, добавил по данному вопросу в своем интервью, что такие документы «никогда не могут быть показательными для всего общества. Ведь они же не равнозначны опросу Гэллапа, когда людям задают целый набор заранее продуманных вопросов»[350].

* * *

Пытаясь разобраться в этих различных аргументах, я вспоминаю о ремарке Филиппа Лежена[351] насчет того, что авторы дневников должны «сотрудничать с непредсказуемым и неконтролируемым будущим». Таким образом, процесс ведения дневника очень похож на процесс проживания жизни. Мы никогда не можем быть абсолютно уверены в последствиях наших действий или в том, как будут развиваться кризисные ситуации в будущем. Размышляя об аргументах Барта ван дер Боома относительно того, что у большинства «сторонних наблюдателей» не было «уверенности» в том, что основная часть депортированных будет убита на Востоке, я прихожу к выводу, что его логика не может служить оправданием.

Очевидно, что многие голландцы, такие как ван Лохейзены и мисс Тини, знали достаточно для того, чтобы рисковать, пряча евреев, и действовать в Движении сопротивления с большим риском для себя. Такие люди, как Мейер Эммерик, Мирьям Леви и Филип Механикус, знали достаточно для того, чтобы сделать максимум возможного, лишь бы избежать своей отправки на Восток.

Основываясь только на этой небольшой подборке дневников, мы видим, как люди в бескрайнем море неопределенности делали выбор, имевший этическое и моральное измерение. Их решение действовать в интересах других основывалось не только на «знаниях», но и на чувстве морального долга. Когда один из друзей Элизабет ван Лохейзен предупредил ее, что укрывать так много евреев было слишком опасно, она ответила: «Разговоры не помогут. Мы должны что-то делать… Мы будем осторожны, но продолжим свое дело».

В чем разница между таким «сторонним наблюдателем», как Элизабет ван Лохейзен, и другими, которые не сделали ради спасения евреев ровным счетом ничего, а также теми (если уж на то пошло), кто решил воспользоваться уязвимостью евреев и действиями нацистов по их преследованию? Хотя те, кто прятал евреев, те, кто помогал им, и те, кто присоединился к Движению сопротивления лишь из альтруистических побуждений, на самом