Ветер плодородия. Владивосток - Николай Павлович Задорнов

Матросы, слезшие сверху, остановились дух перевести.

— Это не рыба бьется, а человек тонет, — присмотревшись, сказал Грамматеев.

Собакин с убитым горным бараном на спине сполз с утеса, свалил добычу на песок, скинул сапоги, кинулся в воду. Грамматеев и Маточкин спустились за ним. К их удивлению, на отмели сидел на корточках туземец в побелевшей куртке и смотрел в море, у него шел лов, стояли сети. Китаец не обращал никакого внимания на тонущего человека и испугался, когда его попытались расспросить.

Свалив в груду косулю, глухарей и фазанов, матросы стояли с заряженными карабинами наготове. Собакин, загребая сильными взмахами, ушел далеко, выхватил из воды голову с длинными черными волосами и, спустя время, выгреб к берегу. Вытащил маленькое человеческое существо в белой кофте и в белых штанах, одеждой похожее на кореянку. И с косой. Как говорят в экипажах, тут все с косами.

Собакин приподнял спасенную, наклонил и тряхнул так, что из горла у нее хлынула вода. Грамматеев разжал ей зубы, вызвали рвоту, дали глоток рома.

Собакин подошел к ловцу. Тот оторвал взгляд от шеста, торчавшего из моря, и сделал вид, что удивился.

Матрос сгреб его за шею, а другой рукой — за отвисшие штаны и показывал, что намеревается с размаха выбросить его в море.

— Хунхуза, хунхуза[37], — уверял ловец, показывая на море. Он объяснял знаками, что шла пиратская сампунка и с нее выбросили женщину и что хунхузы страшные, он их боится.

Матросы бывали по всему свету и довольно толково понимали все эти объяснения из знаков и непонятных слов.

— Если кореец тонет, то китайцы не спасают, — пояснил Собакин, — чо, мол, ему кореец! Нелюди!

Собакин еще дал прихлебнуть из фляжки спасенной. Она совсем отошла.

— Кому-то ты, видно, досадила.

— Мужу, наверно.

Подошла шлюпка с Сибирцевым и гребцами. Все обступили спасенную. Сибирцев заговорил с ней по-китайски. Она ожила. В глазах ее, до того покорных и тусклых, промелькнул едкий огонек.

— Она китаянка, — пояснил Сибирцев. — Тут неподалеку есть тропа к бухте. — Сибирцев не стал поминать название. Речь шла о бухте Мэй. — Надо ее отвести туда, к Тунсянке.

Сопровождающим назначен был Маточкин. Матрос и женщина ушли. Через некоторое время послышался условный выстрел, означавший — вижу свежий след зверя. Уговор был дважды стрелять, если понадобится подмога. На всякий случай двое матросов, проверив карабины, кинулись туда.

Так начинали жить здесь в ту пору… Ранней весной 1859 года паровые корветы «Новик» и «Стрелок» прибыли к побережьям южного Приморья в залив Королевы Виктории, который был назван так в Крымскую войну. Громадный залив этот весь по берегам в бухтах.

По приказанию Муравьева «Новик» и «Стрелок» начали подробные описи. Подготавливались карты и собирались все нужные сведения для Муравьева, который должен был прийти сюда с эскадрой в июне, чтобы встретить сухопутную экспедицию полковника Будогосского, осмотреть бухты и решить судьбу Приморья.

Сибирцев знал, что по заключенному в прошлом году с Китаем договору пока Приморье находится в совместном владении России и Китайской империи. Но мы должны немедленно, под угрозой потери великого будущего отмежевать его к себе, пока не поздно и тут не утвердились другие. Захват? Толкуй, как хочешь. Муравьев должен прибыть сам, чтобы выбрать место, где быть нашему главному порту на Тихом океане, на что права у нас уже есть: совместное владение. В прошлом году при подписании договора китайский посол сам подал совет: «Занимайте новые гавани скорей, Муравьев». Он знал, что говорил, и причина была ясна: Муравьеву некогда, дела много и с Китаем и с Японией. Он спешит наверстать то, что упущено за сотни лет истории и нами, и нашими соседями. Он спешит. Сам не будет ходить на шлюпке по бухтам, кормить комаров. Он прислал два корабля, и дело возложено на молодых офицеров, которых можно заставить сносить нечеловеческие тяготы.

Сибирцев понимал, что за его проступки должен был подвергнуться наказанию. Его послали на Восток. Сибирцеву предстояло заслужить высочайшее прощение за свою авантюру. Государь знал, что этот офицер тайно женился в плену, вопреки всем законам и правилам, на англичанке, но утвердил усыновление его же собственного сына и все остальное. Энн приехала в Петербург из Гонконга беременная. Государь, узнав об этом, сказал: «Удивительно, что за плодородная страна этот Китай. Не успел мой офицер там жениться, как у него уже двое детей». Энн оставалась с родителями Сибирцева в Петербурге. В Петербурге известно, что Энн — дочь губернатора английской колонии, знаменитого просветителя, имеющего рыцарское звание. Судя по письмам, она была принята в обществе. Алексею известно стало из писем Энн, что она, как это ни странно, познакомилась с его бывшей невестой и увлеклась ею и находит, что голос Веры очень мил, как и она сама. Да, голос Веры она находит необычайно нежным, музыкальным и скромным.

Вера замужем. Она вышла за врача. И, что еще удивительней, Энн и Вера вместе с мужем Веры бывают в театрах — в Мариинском и в Малом — с его французской труппой.

А Сибирцев летом 1859 года оказался на описи южных бухт. В обширном заливе Виктории, где их больше сотни, все невозможно описать в одну навигацию. Англичане, побывавшие здесь, нанесли на карту лишь некоторые, и были-то здесь недолго.

Муравьев должен был прийти из Японии на пароходе «Америка». Подготовка карт и описи была возложена на офицеров «Новика» и «Стрелка». Корвет «Стрелок» зимовал в незамерзающем порту в Японии и поэтому пришел сюда ранее «Новика», отправившегося также раньше намеченного срока из Де Кастри после взлома льдов штормами. Подробные и толковые распоряжения Муравьева капитан «Стрелка» получил заранее, имел возможность хорошо подготовиться к летней описи 1859 года в Приморье. Вообще-то у Муравьева золотая голова, и слово с делом не расходятся. Он умело пользуется портами Японии и Китая для кораблей, приходящих из Кронштадта. На Сахалине ломка угля разворачивается на широкую ногу, и мы можем при случае снабжать им иностранцев.

Николай Николаевич Муравьев, как моряки, учитывает и климат с выгодой для себя, ветры, условия в разных широтах и режим льдов. Моряки не все довольны. Мол, лезет не в свое дело, и Николай Николаевич, пользуясь своей властью, при случае спуску никому не дает, тасует капитанов, переводит их с корабля на корабль. Он научился разбираться в качествах морских командиров и штурманов, и тут помогает ему крутость нрава и опыт, ведь он почти все эти годы проводит в море. Он