Риббентроп. Дипломат от фюрера - Василий Элинархович Молодяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий день фюрер принял Суньера и обсуждал с ним военные и технические вопросы. Из сугубо политических проблем он остановился на необходимости создать новую единую Европу и на растущей империалистической активности США. Вступления Испании в войну Гитлер не требовал, сказал несколько резких слов о Франции, но не поддержал рассуждения Суньера о благодетельной роли католической церкви. За этим последовала новая беседа с Риббентропом, главной темой которой стал передел африканских колоний. Даже по записям Шмидта видно, что напряженность сохранялась. Рейхсминистр вернулся к вопросу о Канарах, германское военное присутствие на которых считал необходимым для организации обороны общего «жизненного пространства», но Суньер гордо ответил, что это «часть Испании, как Мадрид или Бургос» и что он даже не станет докладывать об этом каудильо. «Если американцы придут туда, будет слишком поздно», — заметил Риббентроп. «Мужество наших солдат защитит их», — парировал Суньер.
«Вот как я смог защитить целостность и независимость нашей национальной территории, — писал он вскоре после войны, — я, которого подлая иностранная пропаганда пыталась представить прислужником нацизма»{26}. Учитывая судьбу Риббентропа и Чиано, можно сказать, что дону Рамону, прожившему почти 102 (!) года, крупно повезло…
Суньер и его свита провели в Германии восемь дней, знакомясь с достижениями режима и выехав на места недавних боев в Бельгии и Франции. За это время Риббентроп успел съездить в Италию и 19 сентября беседовал с Муссолини и Чиано о готовившемся Тройственном пакте и о возможной реакции держав на него. На следующий день рейхсминистр вручил собеседникам перевод письма Гитлера, адресованного Франко. Напомнив, что Испания страдает от британской блокады, даже не участвуя в войне, фюрер заявил: проблему решит только разгром Англии, и посоветовал начать с Гибралтара{27}. Муссолини сказал, что взять крепость не составит труда. Риббентроп предложил использовать приезд Чиано в Берлин на подписание Тройственного пакта, чтобы заключить секретный договор с Мадридом о вступлении в войну, так как на церемонии предполагалось присутствие Суньера{28}.
Ситуацию прояснил ответ Франко от 22 сентября. В этом шедевре эпистолярного жанра почти каждый абзац начинался словами «Я согласен…», «Я полностью разделяю вашу точку зрения…» или «Искренне благодарю вас…», но результат оказался неутешительным: каудильо не дал конкретного согласия на вступление в войну, не говоря уже о каких-либо датах, обошел вопрос о передаче Германии одного из Канарских островов и сообщил о подготовке операции против Гибралтара своими силами, но с помощью германской техники. После этого «заверения в неизменной и искренней верности вам лично, германскому народу и делу, за которое мы сражаемся» на языке реальной политики стоили немного{29}.
Очередная дуэль Риббентропа с Суньером состоялась 26 сентября. «Юркий иезуит», как охарактеризовал рейхсминистр партнера по переговорам, многозначительно заговорил о британских авансах Испании, об угрозе ей со стороны французской армии в Северной Африке, но ушел от ответа об участии в войне и о пакте с Германией и Италией, ограничившись замечанием, что он должен быть составлен «с исключительной осторожностью». Риббентроп продолжал задавать бестактные вопросы. Каково мнение каудильо относительно передачи рейху одного из Канарских островов? Дон Рамон ответил, что, насколько ему известно, ответ отрицательный — Испания сама укрепит и защитит архипелаг. Как насчет обмена некоторых африканских колоний на территории в Марокко, о чем речь шла еще 17 сентября? Опять нет — это старые испанские земли. Военные базы Германии на территории Марокко? И на это Франко не согласен. Экономика, торговля? Германия непременно получит все желаемое, но потом, а пока должна поставить все, что необходимо испанцам.
Отметив наличие разногласий, Риббентроп посоветовал Суньеру хорошо подумать перед встречей с фюрером, заключив беседу словами: «Германия сразу оценила огромные усилия Испании в гражданской войне, но считает, что и она немало поспособствовала успеху Франко. Ее позиция выросла из чувства дружбы, которое она всегда испытывала к Испании, в частности благодаря ее позиции в [Первой. — В. М.] мировой войне[71]. Следует учесть, что великая Испания будет возможна только при окончательной германской победе». Гость ничего не ответил, а в мемуарах не упомянул об этом разговоре, равно как и о беседе с Гитлером, состоявшейся днем позже и касавшейся в основном военных вопросов и позиции Португалии{30}.
Все усилия Риббентропа пропали втуне. Оставалась надежда на личный контакт с Франко, но фюрер начал сомневаться в его полезности. 28 сентября он попросил Чиано поскорее организовать ему встречу с дуче для обмена мнениями. Риббентроп, несмотря на плохое самочувствие (он простудился на церемонии подписания Тройственного пакта и слег), присутствовал, но молчал и отменил все прочие встречи на этот день. Гитлер излил свое негодование по поводу испанцев, которые требуют много и конкретно (от 400 до 700 тысяч тонн зерна в год, всё недостающее топливо и военные материалы, артиллерию, самолеты и специально обученные части для захвата Гибралтара), обещая взамен лишь «дружбу». «Стоит подумать, — саркастически заметил он, — охота ли брать на себя подобные обязательства и отказываться от всех других возможностей… Соглашения с Испанией сведутся к обязательствам ее партнеров, а выполнять их придется Германии и Италии»{31}.
Чиано осторожно заметил, что его тесть тоже не слишком доволен Мадридом, а 1 октября выслушивал от своего друга Суньера жалобы на поведение немцев, особенно Риббентропа. «Но в этот раз, — записал он, — кое-что можно сказать и в его пользу. Годами испанцы требуют многого и ничего не дают взамен. Да и Серрано мог бы выражаться по-другому»{32}.
Десятого октября Суньер прислал Риббентропу почтительно-издевательское письмо об укреплении обороны Марокко и Канарских островов и обещал скорый ответ на вопрос о военном союзе{33}. Через несколько дней он стал министром иностранных дел. Угадать реакцию Берлина нетрудно, хотя предыдущий глава МИДа Хуан Луис Бейгбедер имел репутацию англофила, если не английского агента…
Очередная встреча с дуче состоялась 4 октября. Гитлер подробно рассказал ему о подготовке вторжения в Англию, умолчав о том, что уже отказался от этой идеи, заявил, что не стоит бояться России, и начал жаловаться на Испанию, не желающую вступать в войну, когда это
