Риббентроп. Дипломат от фюрера - Василий Элинархович Молодяков

Пространства“; характер государственной структуры и отношения отдельных европейских государств в „Новой Европе“ и в „Восточной Азии“; этапы и сроки осуществления этих планов и, по крайней мере, ближайшие из них; перспективы присоединения других стран к Пакту 3-х; место СССР в этих планах в данный момент и в дальнейшем.

б) Подготовить первоначальную наметку сферы интересов СССР в Европе, а также в Ближней и Средней Азии, прощупав возможность соглашения об этом с Германией (а также с Италией), но не заключать какого-либо соглашения с Германией и Италией на данной стадии переговоров, имея в виду продолжение этих переговоров в Москве, куда должен приехать Риббентроп в ближайшее время».

Относительно намерений Германии и ее союзников сомнений у Сталина и Молотова не было — Советской России предлагался политический, а возможно, и военный союз. При наличии изрядно обескровленной, но полностью сохранившей колониальную империю и лояльность доминионов Великобритании и совершенно не затронутых войной Соединенных Штатов это было рискованное предложение, принимать которое стоило только при наличии значительных выгод и гарантий собственной безопасности. Далее по пунктам шли конкретные требования и вопросы, свидетельствовавшие о серьезности подхода к проблеме.

Предписывая не заключать во время визита никакого соглашения, Сталин, очевидно, решил еще раз сыграть в свою любимую игру на выжидание, но от перспектив союза не отказывался, поскольку о последующем, притом скором, визите Риббентропа в Москву говорится как о деле решенном. Историк Л. А. Безыменский резонно заметил: «Этот ход значительно облегчал задачу Молотова, поскольку любые предварительные договоренности можно было бы уточнить (или отменить) на следующем этапе, участником и хозяином которого, естественно, должен был стать сам Сталин. В своих воспоминаниях дипломат В. М. Бережков, который как переводчик присутствовал в Берлине под фамилией Богданов, счел нужным обратить особое внимание на то, что Сталин хотел увенчать своим присутствием заключительный этап оформления новой стадии советско-германских отношений»{6}.

Для того чтобы визит в любом случае показался результативным и не разочаровал хозяев, предполагалось следующее: «Предложить сделать мирную акцию в виде открытой декларации 4-х держав (если выяснится благоприятный ход основных переговоров: Болгария, Турция и др.) на условиях сохранения Великобританской Империи (без подмандатных территорий) со всеми теми владениями, которыми Англия теперь владеет, и при условии невмешательства в дела Европы и немедленного ухода из Гибралтара и Египта, а также с обязательством немедленного возврата Германии ее прежних колоний и немедленного предоставления Индии прав доминиона».

Молотов ехал в Берлин подготовленным к конкретному разговору, что свидетельствует о серьезности намерений Москвы. В противном случае его совершенно секретные записи, сделанные для себя и только для себя, а не для истории, были бы совершенно иными.

Готовились к визиту и в «новой Европе». 4 ноября Риббентроп встретился с Чиано, чтобы сверить часы. «Первоочередной проблемой, как по времени, так и по важности, являются отношения России с „осью“ и с Японией. Хотя работа в этом направлении только началась, г-н фон Риббентроп считает возможным вести переговоры о соглашении между державами Тройственного пакта и Россией после визита Молотова в Берлин, который состоится 11 числа этого месяца. Во время переговоров он [Риббентроп. — В. М.] будет находиться в тесном контакте с итальянским и японским правительствами. Поскольку возможность достижения военного соглашения с Россией исключена, Риббентроп считает, что политический и экономический договор должен быть основан, прежде всего, на взаимном признании территориальной ситуации [сфер влияния. — В. М.], на обязательствах каждой из сторон ни в коем случае не оказывать помощи врагам другой и, наконец, на положении о широкомасштабном сотрудничестве и дружбе. К договору должны быть приложены два секретных протокола. […] [Далее излагается проект, который будет подробно рассмотрен ниже. — В. М.] Что касается итальянско-русских отношений, Риббентроп признал желательность некоей акции, направленной на то, чтобы сделать их более сердечными, но в ожидании заключения пакта четырех держав попросил нас пока отложить какие-либо шаги в сторону двустороннего соглашения. […] По его мнению, если не произойдет ничего нового, Московский пакт [вот уже и название появилось! — В. М.] может быть заключен в течение несколько недель»{7}.

2

Диалог в Берлине оказался куда более сложным и напряженным, чем предполагали обе стороны. Сталин и Молотов думали, что Гитлер и Риббентроп хотят достичь согласия — хотя бы временного, поскольку в долгосрочное, стратегическое партнерство с рейхом не верили, — и были готовы торговаться. Настроенный на стратегическое партнерство, Риббентроп был готов к торгу, в отличие от Гитлера, не верившего в возможность партнерства с Москвой. Фюрер вообще не привык обсуждать какие-либо варианты, отличные от его собственных. Он был мил и любезен, когда с ним соглашались сразу, — так было с Муссолини или Хорти. Но он был гневен, когда с ним не соглашались, — так было с Шушнигом перед аншлюсом. Он менял гнев на милость, когда гнев производил должное впечатление, — так было с Чемберленом перед Мюнхенским соглашением. Он спокойно и величественно принимал покорность — так было со всевозможными кондукаторами и поглавниками вассальных стран. Он мог демонстрировать уважение к старшим и благородство к побежденным — так было с Петеном. И неизменно добивался своего — кроме случая с Франко. На сей раз дело обстояло по-иному. «Представители Германии и Советской России собрались в Берлине для серьезного, профессионального бокса. […] Так в моем присутствии с Гитлером не разговаривал ни один иностранец», — вспоминал Шмидт{8}.

Предварительная информация о визите появилась в печати 10 ноября в виде предельно краткого коммюнике. Молотов посетит Берлин, говорилось в нем, «чтобы в рамках дружественных отношений, существующих между обеими странами, путем возобновления личного контакта продолжить и углубить текущий обмен мнениями». Составившая его одна-единственная фраза была предложена Риббентропом, но на протяжении целой недели служила предметом обсуждения, согласования и дипломатической переписки между обеими столицами.

Визит был обставлен с большой пышностью. Советская делегация насчитывала более шестидесяти человек, включая охрану и обслугу. Молотова сопровождали его заместитель Владимир Деканозов, нарком черной металлургии Иван Тевосян, заместитель наркома внутренних дел Всеволод Меркулов, заместитель наркома внешней торговли Алексей Крутиков, заместитель наркома авиационной промышленности конструктор Александр Яковлев, шеф протокола Владимир Барков, группа дипломатов и военных экспертов, а также послы Шуленбург и Шкварцев. Переводить переговоры должны были Павлов и Хильгер, вести протокол — Бережков и Шмидт.

На границе делегацию ждал спецпоезд германского правительства, но Молотов отказался пересесть в него и продолжал поездку на своем. 12 ноября в 10:45 утра на Ангальтском вокзале в Берлине кроме Риббентропа его встречали Генрих Гиммлер, Вильгельм Кейтель и Роберт Лей (Геббельс и Розенберг от этой церемонии уклонились). Ждали Геринга, но он не появился. Был исполнен остававшийся до конца 1943 года государственным гимном СССР «Интернационал» — наверно, впервые в Берлине после прихода нацистов к власти. Когда на Вильгельмштрассе обсуждался протокол встречи, Шмидт пошутил, что