Риббентроп. Дипломат от фюрера - Василий Элинархович Молодяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
График переговоров был насыщенным. После краткого отдыха Молотов встретился с Риббентропом. Готовя советского гостя к беседе с фюрером, хозяин обрисовал ему стратегическую ситуацию, какой ее видели в Берлине (я использую советские записи, иногда дополняя их германскими){9}.
«Германия уже выиграла войну… Никакое государство в мире не в состоянии изменить положения, создавшегося в результате побед Германии… Мы переживаем начало конца Британской империи. Англия разбита, и когда она признает поражение — это только вопрос времени… Англия имеет одну надежду — помощь США… Вмешательство США и какие-либо новые действия Англии заранее обречены на провал… В Англии, руководимой такими политическими и военными дилетантами, как Черчилль[74], царит неразбериха… Мы не раздумываем более над тем, как выиграть войну. Мы думаем о том, как скорее кончить успешно выигранную войну. Желание Германии окончить возможно скорее войну привело нас к решению искать друзей, которые хотят препятствовать расширению войны и желают мира».
Подводя итог, рейхсминистр поставил на повестку дня вопрос о «совместном рассмотрении того, каким образом державы Тройственного пакта могли достигнуть с Советским Союзом какого-либо соглашения, заявляющего о поддержке Советским Союзом целей Тройственного пакта, как то: предотвращение эскалации войны и скорейшее установление всеобщего мира». Он также заявил, что окончательное решение всех вопросов остается за Гитлером.
Давая высказаться принимающей стороне, Молотов терпеливо дожидался, когда сможет задать интересующие его вопросы. «Разумеется, у него, Молотова, как у представителя государства, не участвовавшего в подготовке этого [Тройственного. — В. М.] пакта, имеется потребность получить ряд разъяснений по этому вопросу. Пакт говорит о новом порядке в Европе и в великом восточноазиатском пространстве. Желательно, прежде всего, знать границы этих сфер влияния. […] Что касается предположений о тех или иных акциях, в которых СССР мог бы участвовать вместе с другими державами, — то это заслуживает обсуждения и их следовало бы предварительно обсудить здесь, потом в Москве, о чем было в общей форме договорено при обмене письмами». На конкретные вопросы Риббентроп не ответил, ограничившись разъяснением, что «понятие „великое восточноазиатское пространство“ не имеет ничего общего с жизненно важными сферами интересов СССР».
Беседа закончилась, и Молотов немедленно телеграфировал ее содержание Сталину{10}. Затем нарком встретился с Гитлером, который, по свидетельству Хильгера и Шмидта, приветствовал гостя «на удивление дружелюбно». Фюрер произнес пространный монолог. Молотов периодически выражал согласие с ним (это засвидетельствовано записями обеих сторон) и ждал, когда сможет вставить слово о том, что его интересовало. Гитлер начал с глобальных перспектив, постепенно переходя к конкретике двусторонних отношений:
«Речь идет о двух больших нациях, которые от природы не должны иметь противоречий, если одна нация поймет, что другой требуется обеспечение определенных жизненных интересов, без которых невозможно ее существование. Он уверен, что сегодня в обеих странах такой режим, который не хочет вести войну и которому необходим мир для внутреннего строительства. Поэтому возможно при учете обоюдных интересов — в особенности экономических — найти такое решение, которое оставалось бы в силе на период жизни настоящих руководителей и обеспечило бы на будущее мирную совместную работу.
Тов. Молотов приветствует это заявление рейхсканцлера. […]
Германия в настоящее время находится в войне, а Советский Союз — нет. […] После этой войны не только Германия будет иметь большие успехи, но и Россия. Если сейчас оба государства трезво проверят результаты совместной работы за этот год, то они придут к убеждению, что польза была в этом для обоих. […] Эти два народа, если будут действовать совместно, смогут достичь больших успехов. Если же они будут работать друг против друга, то от этого выиграет только кто-то третий.
Тов. Молотов считает это заявление правильным и подчеркивает, что все это подтверждает история».
Гость запасся терпением. Произносить красивые фразы, сопровождая их, смотря по ситуации, велеречивой риторикой или жестким сарказмом, он тоже умел. Но он ждал конкретного разговора, а Гитлер рассуждал о тотальном поражении Великобритании и послевоенном переустройстве мира. Молотов напомнил о соглашениях по поводу Польши и Финляндии, а затем задал главный вопрос: «Если говорить о взаимоотношениях на будущее, то нельзя не упомянуть о Тройственном пакте… Молотов хотел бы знать, что этот пакт собой представляет, что он означает для Советского Союза?»
Ключевые слова были произнесены, и фюрер сразу же заявил, что «предлагает Советскому Союзу участвовать как четвертому партнеру в этом пакте».
Я цитировал советскую запись. Германская же ограничивается экивоками: «Без содействия Советской России соглашение во всех случаях не может быть достигнуто». Но Молотов явно не ослышался, потому что повторил слова «приглашает участвовать СССР в Тройственном пакте в качестве четвертого партнера» в телеграмме, отправленной Сталину сразу же после встречи{11}.
Приглашение было. Был и ответ Молотова на него. Положительный.
«Советский Союз может принять участие в широком соглашении четырех держав, но только как партнер, а не как объект (а между тем только в качестве такого объекта СССР упоминается в Тройственном пакте), и готов принять участие в некоторых акциях совместно с Германией, Италией и Японией, но для этого необходимо внести ясность в некоторые вопросы» (советская запись).
«Участие России в Тройственном пакте представляется ему [Молотову. — В. М.] в принципе абсолютно приемлемым при условии, что Россия является партнером, а не объектом. В этом случае он не видит никаких сложностей в деле участия Советского Союза в общих усилиях. Но сначала должны быть более точно определены цели и значение Пакта, особенно в связи с определением великого восточноазиатского пространства» (германская запись).
Это два варианта одних и тех же высказываний. Гитлер «явно повеселел», как сказано в записи Павлова и Бережкова. Вечером Риббентроп дал ужин в честь гостя, но фюрер на нем не присутствовал, как, впрочем, и на всех остальных светских мероприятиях. Тем временем Сталин направил Молотову целую серию телеграмм, относившихся к конкретным пунктам переговоров, примирительных по тону и выказывающих готовность к диалогу: «Во всем остальном исходи из известных тебе директив, и если результаты дальнейшей беседы покажут, что ты в основном можешь договориться с немцами, а для Москвы останутся окончание и оформление дела, — то тем лучше»{12}.
Следующая встреча с Гитлером 13 ноября опрокинула
