Сень горькой звезды. Часть первая - Иван Разбойников

Может, он привык втихую пить, – рассудил Степанаван. – У нас еще есть. У кого азик? У тебя, Артем? Заходи! – Кости снова забрякали.

– А вы знаете, почему кандей ковшик унес? – спросил Микеша. – Он водку будет с хлебом есть! Накрошит в ковш хлеба – и ложкой! Один – пусто!

– Врешь! – не поверил Глушачок.

– Вполне свободно. Не веришь – сам посмотри. По нолям!

– Разутый-раздетый! На самом деле, сходи погляди, Серега, – поддержал розыгрыш Ибрагимыч. – Он же из зоны, а там всякие чудики встречаются.

– А что – и схожу! – Глушачок вышел, и о нем сразу позабыли за подсчетом очков: получилась крупная «рыба».

Через короткое время Глушачок опять появился и огорошил доминошников новостью:

– Хлопцы! У нашего кандея крыша поехала – вин нашей горилкой лебедя черного обмывает!

– У кого крыша съехала, у тебя или у Ивана? Какого лебедя? Почему черного? И зачем обмывает – он что, пережарил его, что ли? – Зашевелились, отбросили надоевшие кости. Новость будоражила. Рябок, который уже выбрался на белый свет, прицепился к Сереге:

– Кандей жарит лебедя?

– Та нет, говорю я вам – живого либедя своими очами бачив. Либедь большой, чорный, а вин его горилкою моет.

– Допил Глушачок, потому и чернуху нам гонит, – обрадовался возможности позубоскалить Рябок. – Когда черные лебеди мерещатся – это, братцы, первый признак горячки. Если, как Глушачок, по-черному глушить горилку, то от нее и сгореть недолго. Не наливайте ему совсем, а то он нас за черных чертей примет – и надает нам по тыквам. А лучше ему заранее руки связать.

– Да помолчи ты, сорочий сын! – оборвал Рябка Ибрагимыч. – Сходим посмотрим, что там у кандея делается.

С кухни шибануло спиртовым духом. И верно, не обманул Серега: на полу, присев на корточки возле ставшего уже серым лебедя, кандей оттирал смоченной водкой вехотью лебединую шею.

– Ты где его подобрал? – послышались вопросы. – Еще и водку на такого дохляка тратишь! – И прочая ерунда, не лучше этой.

– Иван, я знаю, как его вычистить, – присел на корточки рядом Рябок.

– Как? – поверил ему Иван.

– Ощипать! А еще лучше ободрать вместе с кожей и затушить. Испробуем лебедя в винном соусе. А, ребята? – Хороший тычок в грудь опрокинул Рябка на пол. – Ты чего – и вправду чокнулся? – удивленно спросил он, отодвигаясь подальше.

– Отвали, пока совсем не зашиб, – с угрозой процедил сквозь зубы кандей. – Все валите отсюда!

Но никто и не подумал двинуться. Один Рябок, укрывшись за широкой спиной Микеши, продолжал выкрикивать оскорбления Ивану:

– Австралиец! Все равно твой гусак подохнет! Мужики, это у кандея лебедка, и он думает, что она царевной окажется, Гвидон несчастный!

– Гвидон?! Га-га-га! – загалдели бурильщики, сравнение им понравилось. – Гвидон и есть!

И странное дело, в ответ на их гагаканье резко кликнул до того невозмутимый лебедь и, развернув еще не просохшие крылья, вытянул шею навстречу пришельцам, шагнул вперед и зашипел угрожающе.

– Смотри-ка, заступается! – только и смог вымолвить Степанаван.

– Умная птица, не в пример рябкам и рябчикам, – подытожил Ибрагимыч. – Пошли ребята, не будем мешать Гвидону.

И все ушли. А Иван еще раз обмыл лебедя теплой водой, накрошил ему мелкой сырой рыбы и, опасаясь оставить без присмотра, прикорнул рядом на лавке.

Поутру рыба оказалась съеденной, а лебедка подсохла и хотя еще не приобрела прежнего вида, но уже опушилась и расправила перья.

– Будем тебя выпускать, – сказал ей Иван и понес к двери. Лебедка забилась в его руках, норовя ущипнуть спасителя. – Значит, выживешь: поплаваешь, очистишься, полиняешь – тогда и на крыло поднимешься. Ну, прощай!

Быстрые струи Варгаса подхватили и понесли птицу. Лебедка замахала крыльями и побежала по воде, но взлететь не смогла или передумала и поплыла прочь от гиблого места. Что-то хорошее и доброе уплывало навсегда от Ивана. И, как когда-то давно на могиле у матери, к горлу подкатил непрошенный комок и навернулась шальная слеза. Прощай, Царевна!

Ничего не донеслось в ответ Пипкину. Только шумел по песку Варгас, хохотали, обливая друг друга водой, пробудившиеся хлопцы и, разминаясь со сна, барахтались друг с другом. Смолоду надо успевать жить и радоваться жизни.

А Иван прямо с берега направился к Ибрагимычу и с порога без лишних предисловий заявил:

– Рассчитай меня, мастер. Не могу я с вами дальше – буду плотничать.

– Вольному – воля, – с сожалением вздохнул Ибрагимыч.

– Вот именно, – подтвердил Иван.

Глава двадцать четвертая. Самый страшный зверь

Если и есть в тайге превосходные пловцы, то это медведи! Ни кони, ни собаки сравниться с