Дом Ветра (СИ) - Савански Анна

Она ехала по скользкой дороге, слезы застилали глаза. За что он с ней так? За что? Так он отплатил за любовь и преданность. «Все мужчины лгут, — писала Джорджина, — и никогда не стоит их прощать. Потому что следующая ложь будет чудовищней первой». Нет, Аманда не позволит больше мешать себя с грязью, она первой уйдет. Развод — это всегда трагедия, но жить с лжецом отвратительней, чем одной.

Яркий свет. Вспышка. Удар. Недолгая боль. Крик. Пустота. Темнота. И только снег с дождем укутавшие Лондон. До Портси-хаус оставалось немного. Колесо крутилось на машине, гулко стуча, отсчитывая последние минуты...

***

После похорон Аманды Теа закрылась от всех. Первое время она подолгу сидела у окна, смотря на сад, сделанный матерью. Она винила себя. Если бы она не подружилась с Роуз, если бы они все не потеряли голову, и она не одобрила бы отца, то все сложилось бы иначе. Но в жизни нет сослагательных наклонений, жизнь вообще не терпит ошибок. Теа пропускала репетиции, слыша недовольство трупы, зная, что срывает спектакли. Порой она слонялась по городу, порой сидела дома, предпочитая ни о чем не знать и ничего не слышать. Она опускалась на дно все больше, грусть затягивала ее в бездну, окончательно губя. Ей старались помочь, но никто не мог этого сделать, потому что страдать проще, чем жить дальше.

Только любовь смогла ее вытащить из лап отчаяния. Любовь спасла, вдохнула жизнь и счастье. Она была пустым сосудом, женщиной, сотканной из льда и воды, а он спрял ее заново из огня и металла. Генри изменил ее, ее судьбу, повернул ее жизнь в другое русло. Если бы не он, Теа бы упала в пропасть и не смогла бы взлететь никогда. Любовь губит, любовь возрождает. Любовь — жизнь и смерть. Так Теа спаслась, став совсем другой. Она наконец-то получила возможность исполнить свою мечту.

Генри Мертон, американский сценарист, приехал в Лондон за вдохновением. Он искал темы, искал то, что бы побудило его написать хороший сценарий, так как последний фильм провалился, и студия дала ясно понять, что выкинет его за борт. Ему недавно исполнилось тридцать пять, и полгода назад от него к лучшему другу ушла жена. Он знал, что женщины восхищаются им, его темными глазами, обрамленными густыми ресницами; пухлым ртом, что доставлял им неимоверные удовольствия; и каштановыми волосами, бывавшими между женскими тоненькими пальчиками. Ветреный по природе, он влюбился в прекрасную Порше Гиральде, итальянку и модель. Генри заставил ее выйти замуж, мечтал приручить ветер, хотел сделать невозможное, и она ушла от него через два года после свадьбы. Он не ждал любви, да и не нужна она ему была. Но Генри встретил Тею.

Он заметил ее в «400», где на одной из вечеринок девушка грустила одна в углу. Он спросил у девиц, кто это, и те ответили: «Начинающаяся актриса». Все были одеты в радужные цвета и сияли, но Теа была в черном, словно ее тело было на этом празднике жизни, но душа где-то далеко. Генри подошел к Тее, та даже не подняла на него глаза, но он смог разглядеть их цвет.

Они говорили долго, о многом. Он рассказал ей о своем трудном детстве, о романах, о Голливуде и сценариях и впервые понял, что не хочет просто переспать. Генри слушал ее внимательно, вникая в каждое слово; ему казалось, будто знает он ее всю жизнь.

Через пять дней они столкнулись в Британском музее, куда Тею пригласила Вера. Они шли, рассказывая забавные истории, а потом, разойдясь в разные стороны, соприкасаясь руками, точно в последний раз, вышли порознь. Теа шла до Национальной Портретной галереи, зная, что он идет следом. Она остановилась у монумента Нельсона, смотря на парочки и ждущих людей, сидящих у львов. Две теплые руки обвили ее талию, разворачивая, Генри припал к ее губам в кратком поцелуи. Теа подняла глаза, за эти месяцы она не улыбалась столько, сколько в эти дни. Так у них все и началось.

Они встречались как тайные влюбленные, не выбирая места, где можно было увидеть любовников. Теа узнавала его и все больше тянулась. Она знала, что Генри скоро уедет, и потому не считала, что обязана привязывать мужчину к себе. Пока есть любовь, она жива. Молодые люди подолгу целовались в темных переулках Лондона, жадно приникая, вдыхая волнующий аромат страсти. Теа будто бы боялась, что их увидят. Роуз, конечно же, знала о романе, но еще знала, что Теа влюблена.

В середине мая Генри собирался уехать. Теа не хотела его отпускать, но и удерживать подле себя не имела право. У всего есть конец, и у этой любви тоже. Оставшиеся дни она пыталась насытиться ею, как пересохшая почва после засухи. Ведь их завтра не наступит никогда, потому что Генри принадлежит другому миру, она ему станет обузой. Путь к страданиям становился все короче, и избежать этого было почти невозможно.

— Теа, я скоро уезжаю, — начал мужчина. Они ужинали в «Савойе». Все смотрели на них, по крайней мере, так думала Теа.

— Да, я знаю, — пробормотала она, стараясь скрыть в голосе обиду.

— Я хочу, чтобы ты уехала со мной, — Теа замерла, Генри прикоснулся к ее ладони.

— В качестве кого? — она как могла сдерживала рвущиеся наружу раздражение.

— Моей музы, — при других обстоятельствах она бы радовалась, но это звучало как «будь моей любовницей». Разве не этого она хотела избежать, не стать такой, как Роуз?

— Нет.

— Теа... я предлагаю тебе замужество и Голливуд. Ты... — он засмеялся. — Ты что подумала?

— О Генри. Я не знаю... о, прости, — он сжал ее руку. — Я соглашусь.

Семья отпустила ее, понимая, что Лондон так и не сделал ее счастливой. Теа задыхалась, призраки прошлого напоминали обо всех ее удачах и неудачах. Возможно, в Лос-Анджелесе все сложится по-другому, кто знает, что ожидает ее дальше: волнительная карьера или благополучный брак. Может быть, судьба дает ей шанс начать все с чистого листа.

Что ж: прощай Лондон...

***

Октябрь 1938.

Они вновь были в столице. Прошло уже почти девять лет с тех пор, как в последний раз они находились здесь. Лондон все так же казался крикливым и напыщенным, а лондонские туманы намного хуже их ирландских болот. Но все же провинциальный Антрим блек на фоне чарующего Лондона. Эдвард снова приехал в столицу по делам, взяв собой Каролину, сына с невесткой и внуков. Он все еще пытался вернуть былое величие, но уже ничего не помогало, ирландцы приближались к своему краху.

Каролина поддерживала его, постоянно подбадривая, но она, как и Руфус, стояли на идеях консерватизма, а Аделаида, вообще, молчала, да мнение ее даже не рассматривалось. Эдвард надеялся, полагал, что кризис сильно ударил по бизнесу старшего сына, что тот давно прогорел, но в Лондоне мужчина только и слышал о сыне и его успехах. Виктор построил три завода за это время, а ему пришлось продать один. У Виктора особняк в Лондоне, а он не мог найти денег на должный ремонт замка. Виктор... везде он.

Каролина все же не очень любила Лондон, но, несмотря на это, часто вместе с Аделаидой ходила по магазинчикам. В один из таких дней они пошли прогуляться в Сэнт-Джеймс-Парк. Каролина и Аделаида, вместе с Фрэнком и Адамом медленно прогуливались, пока не увидели женщину с тремя детьми.

«Диана, — подумала Каролина, — черт бы ее побрал!». Диана, одетая в серые брюки и жакет, как у Марлен Дитрих, казалась совсем юной; белый воротничок торчал из-под жакета, а в вырезе блузки блистал кулон с жемчугом. Длинные волосы, уложенные волнами, развевались на ветру, и венчал их элегантный кокетливый берет. Да, это был немного крикливый образ, но Диану это не пугало. Рядом с женщиной крутилась рыжеволосая девочка, лет четырех на вид, в синем коротком платье, в вязаном берете на голове. Недалеко от них бегали мальчишки девяти и тринадцати лет, оба темноволосые, оба белокожие. Старший подтрунивал над младшим и сестрой, а их мать весело смеялась, бросая веселые реплики.

Увидев Каролину, Диана подошла к ней. Они говорили недолго, и в каждом слове слышалось презрение друг к другу. Диана решила пригласить родственников домой. Конечно же, Виктор, как и Эдвард, пришел в бешенство, но потом, выслушав доводы Дианы, понял ее затею. На выходные из Оксфорда приехали племянники, не догадываясь, что их ждет у Лейтонов. Диана долго готовилась к этому ужину и продумала каждую мелочь: что они будут есть и пить, из какой посуды, какая музыка будет звучать, что надеть и как себя вести. Она решила достать фарфоровый сервиз, на котором подадут фирменные блюда их семьи, а граммофон будет играть блюз.