Долгая зима - Владимир Иванович Петров

приучать. Помаленьку наливали ему, чтобы самим больше досталось, пошучивали между собой:

– Много ли нашему стахановцу надо мозги затуманить, когда их у него и так не густо.

Постепенно втянули Шурика в свой круг, с него вытягивать стали. Не успевал он бутылки таскать. Правда, после работы лишь пил, на выходные. В рабочее время ничего не могли поделать с Шуриком мужики, словно какую-то важную извилину заклинило в его голове, не расклинить!

К выходным же своим быстро Шурик привык. Чередовались они теперь с напарником. Когда по дню договаривались, когда и по два, как им пожелается. Своя воля, как говорится. Лишь бы коровы сыты были и молочка больше давали.

Понравилась Шурику такая жизнь. От личной скотины он отказался, при колхозной закрепился на радость скотникам. При равном денежном вкладе пил Шурик меньше других, пьянел и отрезвлялся быстро и всегда был дома, так что при необходимости любого мог подменить.

Почуяв наживу, помимо скотников новые дружки появились у Шурика. Бывало, справившись с домашними делами, выйдет он в свой выходной на улицу, тут как тут они:

– Здорово, Шурёнок! Поддержишь?

– Можно.

– Неси тогда закусь…

Помажут они водочкой Шурику язык, разговорят. Готов, значит, свою бутылочку вынести. Хлебнёт он из вынесенной ещё чуток и упадёт. Дружки же, не обращая на него никакого внимания, допьют остатки и дальше по деревне качаются проспиртованные, пропащие почти.

Проспится Шурик, на лавочку сядет. Глядь, Зинка нарисовалась, колышет богатым телом. Он и прицепится к ней:

– Зин, а Зин, дай за титьки подержаться.

О большем он и не просит, хотя желание всегда имеет. Знает, у Зинки ухажёров что в трехлитровой банке малосольных огурцов, которыми только что дружков угощал.

– Отстань. Не до тебя мне, – сердится вроде Зинка, приостанавливается, хочет узнать возможности Шурика насчёт выпивки. Если найдёт он, с ходу согласится. Жалко, что ли? Не трусики же снимать?

– Ну, что ты, Зин, на самом деле? – Шурик встаёт, руки к ней тянет.

– Ишь шустрый какой! Жену свою лапай, – легонько отталкивает его Зинка, а сама уже остановилась, чует навар.

– У жены малюськи пупырчатые, не сравнить с твоими дынями. Договоримся за самогонку?

– Так и быть, уважу, – словно нехотя соглашается она, а самой-то невтерпёж, горит внутри, похмелиться бы скорее. Проволочную сетку вчера один из её ухажёров выгодно продал, как следует обмыли. И на сегодня он обещался тайком от жены на огородах встретиться. Но далеко ещё до вечера…

Выпьет Шурик с ней стаканчик за компанию, опять рассопливится.

– Подержался и будет! – видя это, говорит поправившая здоровье Зинка, повеселевшая уходит.

И Шурик доволен. Сидит на скамеечке возле дома своего, дремлет. Солнце вперёд прокатится, печь его начинает, а ему хоть бы что. Спит себе, пузыри пускает. Лишку он сегодня выпил, сморило.

Мимо люди проходят, не удивляются. Привыкли. Разве сердобольный какой найдётся, во двор Шурика затащит, пожалеет:

– Хватит ещё солнечный удар. Коров некому будет пасти…

В холодке и долежит Шурик до прихода жены с детишками.

– Вставай, дождик собирается, – разбудит она мужа. – На диван иди ложись.

– А дашь? – интересуется он, дочек своих не стесняется.

– Дурак ненасытный, – обижается она, зовёт девочек. – Пусть полежит. Без него малосольные огурцы съедим.

Сказанное моментально действует на Шурика. Он быстренько вскакивает, хватает в сенцах удочки, кричит в занавешенное марлей приоткрытое окно:

– За карасями пошёл.

Спешит подальше отойти, чтобы жена пустой трёхлитровой банкой не запустила.

Он и следующие выходные примерно в том же духе проведёт, если с утра на рыбалку не надумает. Правда, и на речке могут дружки его достать. Тогда весь улов на выпивку пойдёт. Любителей свежей рыбки в деревне предостаточно.

Не однажды жена с тёщей пробовали приструнить его. Напрасно совестили, нервы свои трепали. Не реагировал он, посапывал только недовольно. Всё же взбрыкнул как-то:

– За дурака меня держите? То нельзя, этого не делай… Возьму вот и уеду от вас насовсем.

– Езжай! – в сердцах бросила ему тёща. – Не пропадём. Подумаешь, кормилец нашёлся…

– Можешь не возвращаться, – добавила жена. – Не приму!

Сказала так, чтобы остановить мужа. Раззадорила лишь. Уехал Шурик, характер проявил.

Две недели пропадал. Родители его привезли, разобраться хотели, но жена единого словечка против Шурика не сказала, с радостью приняла. За разлучные дни хорошенечко она подумала. Куда уж ей с детишками при такой зыбкой жизни хорохориться. Пусть не все у Шурика дома, пусть покоя не даёт своей половой несдержанностью, но всё, считай, на нём держится. Он и кормов наготовит, и огородом охотно занимается, всегда при картошке и солениях, и ей помогает стирать, в избе прибраться… Без Шурика и мать её как без рук. Брательник подрос, но по хозяйству не шибко разгонится. Больше книжки почитывает. Разбаловал его покойный отец, жалел, на Шурике выезжал.

Расчувствовалась она, с примирения третьего решилась родить, наследника, как пожелал Шурик. Угодила мужу, сыном обрадовала. Хорошо, Бог смилостивился, прибрал на втором году калеку полного.

Шурик не унывал.

– Ещё сделаю, – говорил он дружкам, явившимся выказать ему соболезнование и на третий день после похорон.

– А мы и не сомневаемся, – дружно соглашались те, довольные отсутствием в доме хозяйки. – Давай по этому поводу ещё пузырь раздавим.

Во дворе пили. Там и оставили они быстро захмелевшего Шурика. Уходя, вывешенные на просушку несколько связок лука прихватили с собой. Переселенцев много понаехало в деревню, не раздумывая, за бутылку-другую возьмут.

Чуть было не застал с поличным эту тёпленькую компанию зав. фермой, что с фотокором районной газеты на мотоцикле подкатил.

– Нефотогеничен, – пошутил фотокор, осторожно предложил: – Может другого снимем? Пьяниц не желательно бы.

– Горе у него. Сына похоронил, – заступился за Шурика зав. фермой. – Завтра как штык на работе будет. Случая не было, чтобы прогулял.

– Завтра и подъеду, раз такой случай, – извинился фотокор, что плохо подумал.

– При стаде и щёлкнете нашего героя. – Зав. фермой оглядел просторный ухоженный двор, взял с тележки с резиновыми колёсами фуфайку. Шурику под голову подложил. – Вот ведь как бывает. Казалось бы, что с него взять, недоразвитого? Оказывается, очень нужный он для колхоза человек. Трудится примерно, скотину не обижает. Где сейчас из молодых такого добросовестного пастуха найдёшь? Бесшабашная пошла молодёжь, бесполезная в большинстве. – Зав. фермой даже плюнул с досады. – Юрку Михайлова возьмём. Всем ведь взял. И лицом, и умом не чета он, извиняюсь за выражение, дураку этому Шурику. И ведь руки золотые! А в итоге что? Пшик один! Пошабашит где придётся и пропьёт разом заработанное. Никакой пользы от него ни колхозу, ни матери, которой к тому же покоя не даёт на старости лет, на её