Лимонный хлеб с маком - Кристина Кампос

чреве младенца не было отца. Она тайно вышла замуж, узнав, что понесла, за юношу, которого любила. Он – бродячий торговец, развозивший на велосипеде «соленый хлеб»[35] по окрестностям Манилы.

Однако не для этого же ее мать принесла в жертву четырнадцать лет своей жизни в Испании. Нет, не для того, чтобы оставаться в той же самой выгребной яме, в которой они родились. В маргинальном человеческом муравейнике, в лачугах, слепленных из гофрированного железа и пластика. У Имельды для дочери вызрели планы получше. Она представляла себе жизнь вдали от того района, где появились на свет все ее предки. Имельда пожертвовала своим материнством, чтобы увидеть, как ее дочь учится в Манильском университете и превращается в даму, каковой сама она стать не могла.

Увы, жизнь, как уже сказано на предыдущих страницах, не бывает такой, как нам хочется: она такая, как есть. Ведь то были задумки матери, а не дочери, влюбленной в добродушного уличного торговца, и девушка смирилась с судьбой, которая выпала на ее долю. Ну и ладно; существовало еще кое-что, чего твердо придерживалась дочь Имельды вопреки своей матери. Она четко сознавала: в отличие от нее она никогда не оставит будущего ребенка, потому что сама остро пережила одиночество, когда Имельда отправилась на заработки. Лучше уж всю жизнь кормить дитя одним «соленым хлебом» и сырыми яйцами, чем оставить его в четыре года заботам непонятно кого… Даже если попечитель – бабушка.

Имельда стояла на коленях на берегу речки Пасиг, стирая пеленки и распашонки будущей внучки, которая унаследует их от своей матери. Они хранились в пластиковой коробке, в лачуге из кирпича и гофрированного железа, где они обитали. Приспособиться к жизни на Филиппинах оказалось непросто. И дело не только в отсутствии комфорта, который остался на Западе. В доме хозяев у Имельды была своя комната, своя ванная с горячей водой, свой телевизор и личное пространство. Теперь же приходилось делить комнатушку с матерью, а дочь и ее муж ютились в другой спальне. Вскоре Имельда убедилась, что совсем не нужна дочери; она ведь покинула ее в четыре года. А вернулась четырнадцать лет спустя, и на что тут надеяться? Дочка никогда не просила у нее совета, а обращалась к бабушке, которая заботилась о ней всю жизнь. Иногда Имельда замечала, что даже мешает молодой женщине.

Она взглянула на наручные часы, которые ей подарил пакистанец с переговорного пункта на Майорке. Вычла шесть часов разницы во времени с Испанией. Сейчас бывшая хозяйка наверняка одна в своем доме. Имельде до сих пор не выплатили трехмесячный долг. Она несколько раз говорила по телефону с сеньором Армандо, обещавшим перевести ей деньги, но прошел почти год, а он ничего не сделал. Имельда хотела, чтобы трубку взяла сеньора Анна.

Она выжала белье, повесила его на веревку у хижины и отправилась в «Кавали Манила Бар» в центре квартала. Там получали письма и телефонные звонки все местные жители.

– Сеньора!

– Имельда!

– Как ваши дела, сеньора?

– Хорошо. А ваши, Имельда?

– Очень хорошо. Не могу говорить долго, это очень дорого.

– Я слушаю.

– Ваш муж до сих пор мне не заплатил.

– Неужели? Ведь мне он сказал, что уже расплатился.

Во время своей последней поездки в Швейцарию Армандо собирался сделать почтовый перевод в Манилу, взяв деньги со счета в банке HSBC.

– Я сама займусь этим. Извините, Имельда.

– Ну, пожалуйста, переведите деньги. В этом месяце родится моя внучка. Я хочу, чтобы она появилась на свет в больнице, а не дома. К тому же, сеньора, сделать экографию стоит тысячу долларов.

– Не волнуйтесь. Сегодня же я все улажу.

– Спасибо, сеньора.

– Не за что, Имельда. Надеюсь, у вас будет все в порядке.

Неизвестно почему, голос у Анны задрожал и появилось желание поплакать в жилетку этой азиатской женщины, к которой она привыкла за столько лет.

– Берегите себя, Имельда, – сказала она хриплым голосом, прощаясь.

– И вы тоже… Сеньора!

– Слушаю.

Имельда и сама не знала, почему снова обратилась к своей бывшей хозяйке. Видимо, что-то вращалось в ее подсознании с первых же месяцев после возвращения в родной город.

– Если узнаете, что кому-то из ваших подруг нужна служанка, позвоните мне. Моя дочь уже взрослая, к тому же за ней здесь хорошо присматривают.

Анна отправилась к Антонио в С’Эстаку. Всю неделю она не отвечала на его звонки. «Позвоню, как только смогу», – написала ему Анна. Открыв дверь, Антонио порывисто обнял ее.

– Анна, не поступай так больше со мной. Не надо, – попросил он, не выпуская ее из объятий; слезы навернулись на его глаза.

– Прости, – произнесла Анна. – И не плачь, глупый, – добавила она, вытирая ему слезы. – А я ведь думала, ты не умеешь плакать…

Антонио смущенно рассмеялся, потому что и сам не знал, что способен на такую реакцию при встрече с женщиной, которую снова любил, как в юности.

– И пока не пытайся меня убить, ведь все равно я вылечусь.

– Конечно, вылечишься. Просто от тебя ни слуху ни духу целую неделю. Не поступай так снова со мной.

Анна поцеловала его в губы. Как хорошо, когда мужчина по-настоящему тебя любит, подумала она.

– Возьми меня на мотоциклетную прогулку. Поедем в самое красивое место, какое ты захочешь.

Они оседлали мотоцикл. Шлемы решили не надевать, чтобы насладиться ветром, солнцем и морем, не спеша петляя по берегу. Прижавшись к телу Антонио, Анна обнимала его. Они доехали до скалы Са-Форадада, той самой, на которой сидели более тридцати лет назад и где путешествовали по миру, водя по карте пальцами. Они спешились, взялись за руки и отправились гулять. Оба знали точно, какое место выберут. В полном одиночестве дошли до самой дальней точки утеса. Сели на камень, свесив ноги над водой. Анна гладила его по руке и играла пальцами. Он поцеловал ее в волосы и приобнял. Она положила голову ему на плечо.

– Следующим летом, когда вылечусь, давай отправимся в путешествие. На месяц. Только мы вдвоем.

– Правда? – недоверчиво спросил Антонио.

– Правда. Если захочешь, сможем махнуть в Доминиканскую Республику и там навестим твою дочь. А потом самостоятельно будем открывать для себя этот остров. Затем перескочим на Кубу… Я очень хочу посмотреть Кубу.

– Только потом не давай задний ход. Ты ведь знаешь, что я воспринимаю такие вещи всерьез.

– Нет. Обещаю, что на этот раз – нет.

Антонио поцеловал ее.

– И вот что еще, – продолжила Анна.

– Ну вот, уже выдвигаются условия.

– Я полечу на самолете. А ты, если хочешь, на теплоходе, и я подожду