Лимонный хлеб с маком - Кристина Кампос

десять в списке психолога, которая, сидя на диване в доме Марины, делала пометки на листке в папке, лежавшей у нее на коленях. Рядом – социальная работница, которую Марина раньше не встречала.

– Да, делала, – раздраженно ответила Марина, но так, чтобы Марта не заметила ее тона.

– Можно узнать почему?

«Ну нет. Тебе совсем не обязательно знать. Это часть моего прошлого, – подумала она. – Но я все-таки отвечу, потому что у меня нет выбора».

– Больше десяти лет назад. Я почувствовала, что забеременела не вовремя, и, кроме того, не хотела иметь ребенка от того мужчины.

Психолог занесла ответ в свои бумаги. В той беседе было важно все, любой жест, словесное и молчаливое общение, чтобы отстоять право на материнство.

– Прибегала ли ты за прошедшие годы к экстракорпоральному оплодотворению или к искусственному осеменению?

– Нет.

– И ты никогда не хотела иметь собственного, биологического ребенка?

– Нет.

– А почему?

– Как тебе известно, я работаю волонтером уже десять лет и полностью посвятила себя своему делу. До сих пор у меня не было никакого желания стать матерью.

– А сейчас почему оно появилось?

– Я уже объяснила, какие у меня отношения с этой девочкой.

– Ты чувствуешь себя виновной в ее появлении на свет?

Марине понадобилась заминка, чтобы ответить.

– Я поступила, как любой врач в моей ситуации.

Обе сотрудницы записывали ее слова.

– А теперь ты собираешься навсегда бросить работу волонтера?

– Как медик в зонах конфликтов – да. А когда приедет моя дочь… – Она сделала паузу и уточнила: – Наоми, то не вернусь. Возможно, позже смогу работать врачом здесь, на Майорке, или в какой-то другой неправительственной организации, у которой стабильные проекты. Неважно где, в любой точке мира. А пока что, – она искренне улыбнулась, – мне комфортно быть пекаршей, и я зарабатываю достаточно.

– И как же ты собираешься продолжать, когда ее получишь?

– Пекарня внизу, на первом этаже… Девочка сможет быть со мной круглосуточно. Пока не начнет ходить в школу.

– Одинокое материнство – трудное дело. Твои родители способны тебе помочь?

– Мои родители умерли.

«Хочешь выведать подробности, Марта? Ладно, принимаю вызов».

– Мой отец умер, когда мне было семнадцать лет, в результате несчастного случая на лодке. Мне жилось очень трудно. Тогда я училась в Соединенных Штатах и в том же году должна была вернуться, чтобы продолжить здесь изучение медицины. Но когда отец умер, я выполнила его волю: стала изучать медицину в лучшем американском университете, где получила стипендию. Там я и оставалась. А мама моя умерла через пять лет от рака.

– Как складывались твои отношения с родителями?

– Я была очень близка с отцом, но с матерью у меня были немного более сложные отношения.

Помощница приняла это к сведению.

– А почему с ней было труднее?

«Начни врать, Марина. Не давай этой даме то, чего она от тебя ждет. У нее есть справка о твоей несудимости, отчет о доходах, ей известны все твои активы и деньги на банковском счете. И даже предыдущее психологическое заключение; она знает группу твоей крови и всю историю болезней… Ты станешь замечательной матерью. Впрочем, ты не любила свою мать, а она недолюбливала тебя. Однако сие некорректно политически, поэтому лги».

– Да, отношения с мамой складывались труднее, чем с отцом, но мы же любили друг друга, даже очень. Я уверена, что вы тоже сильно любите своих матерей, но женские гормоны, знаете ли, – подмигнула она.

Обе «судьи» не скрыли улыбку. Действительно, ссоры с матерью – классика взаимоотношений.

– Так, значит, у тебя никого нет, – продолжила Марта.

– Только сестра и племянница.

Помощница зафиксировала и это. Марина не стала упоминать о болезни сестры и заверила, что та всегда придет ей на помощь.

– Марина, – психолог отвела взгляд, – чувствуешь ли ты, что становишься старше?

– Нет, – уверенно ответила она женщине, которую начинала тихо ненавидеть.

– Не кажется ли тебе, что ты пытаешься заполнить пустоту с помощью появления у тебя маленькой девочки? Ты и вправду не боишься состариться в одиночестве?

Марина пристально взглянула на психолога. К чему такие вопросы? Ведь Марина распахнула в своем сердце новое пространство, чтобы подарить любовь малышке, которая нуждалась в материнской ласке. Разве вторжение посторонних в личную жизнь столь уж необходимо?

– Скажи-ка мне, Марина, – настаивала Марта, – боишься ли ты состариться одна?

– Нет, Марта. Меня не пугает одиночество. Я была одинокой с четырнадцати лет. Вероятно, в том возрасте я боялась жить так далеко от родного острова, но теперь, в сорок шесть, могу тебя успокоить, совсем не боюсь. – Она выдержала паузу. – Честно говоря, опасаюсь лишь одного. Мне известно, что в семи тысячах километров отсюда живет девчушка, которая меня ждет. Дни, месяцы проходят, и она становится все печальнее. Рана, нанесенная ей заброшенностью, ширится и углубляется… Вот мой единственный страх.

«Судьи» строчили свои бумаги, почти не глядя на испытуемую перед ними, которая показалась им самой добросовестной из всех, с кем довелось проводить собеседования за годы работы в Институте социальных дел.

– Надо осмотреть твой дом. Будь добра, можешь нам показать?

Сначала Марина продемонстрировала им будущую спальню Наоми. Парикмахерша пожертвовала колыбельку, так как ее последний ребенок уже спал в кровати. На вкус Марины, колыбель была дрянной, и она обтянула ее яркой африканской тканью.

Они поднялись в спальню Марины. Чиновницы окинули взглядом помещение. Марта подошла к тумбочке и взяла фотографию Матиаса, Наоми и Марины, сделанную Калебом.

– Это и есть Наоми?

– Да, – с улыбкой ответила Марина.

– А кто этот юноша, который держит ее на руках?

– Мой партнер… мой парень. Приедет через месяц.

Марина проводила их до улицы. Убедилась, что они идут по дороге в сторону улицы Роса, и закрыла за собой дверь. Оперлась о нее и фыркнула, сбрасывая напряженность последнего интервью. Через месяц она должна получить свидетельство о пригодности, которое откроет ей врата к материнству.

Опухоль уменьшилась вдвое, поэтому Анне сделали мастэктомию. Марина находилась рядом с ней в больнице, хотя пациентка твердила, что медсестры хорошо за ней ухаживают. Имельда приходила каждое утро и приносила чистую одежду. Анита заглядывала ежедневно после школы. Марина, не обращая внимания на протесты старшей сестры, набила рюкзак четырьмя футболками и кое-каким бельем, и не покидала больницу, пока пациентку не выписали. Анна по-прежнему не желала ни видеться, ни разговаривать с Армандо, который звонил ей несколько раз. Она также отвергала визиты подруг из яхт-клуба.

Минувшей ночью, когда у Анны зазвонил мобильник, Марина взяла его и посмотрела на экран.

– Антонио, – сообщила она.

– Не отвечай.

– Но почему? Сегодня он звонил тебе дважды