Озорные рассказы. Все три десятка - Оноре де Бальзак

Закончив приготовления, купив хорошие напильники, он испросил дозволения навестить утром королеву-мать, чьи покои располагались над крепостными помещениями, в которых находились адвокат и его жена; он желал уговорить королеву согласиться на его побег с прекрасной адвокатшей. Королева в самом деле приняла Сардини, и он убедил её, что нет ничего плохого в том, что он освободит даму вопреки намерениям кардинала и герцога де Гиза. Затем он ещё раз настоятельно попросил кардинала Лотарингского бросить Авенеля в реку. На что королева отвечала: «Аминь». Засим любовник послал своей даме записку в тарелке с огурцами, дабы предупредить, что она скоро овдовеет и что в такой-то час бежит из замка, чему адвокатша весьма обрадовалась. И вот, когда стемнело, королева удалила стражников, коих послала поглядеть на луну, чьи лучи её напугали, слуги спешно выломали решётку и, подхватив даму под руки, доставили её к стене и передали господину Сардини.

Потайная дверца захлопнулась, итальянец остался снаружи с дамой, но та сбросила накидку и превратилась в адвоката, который схватил обидчика за горло и начал душить, таща к берегу, чтобы утопить его на дне Луары. Сардини отбивался, кричал, боролся, но, несмотря на кинжал, не смог отделаться от дьявола, переодетого в женское платье. Он затих, свалившись в грязь к ногам адвоката, на лице которого, залитом лунным светом, успел заметить пятна крови его жены. Адвокат, обезумев от бешенства, бросил итальянца, полагая, что тот мёртв. Спасаясь от устремившихся к берегу стражников с факелами, Авенель прыгнул в лодку и удалился от берега с великой поспешностью.

Погибла только бедная госпожа Авенель, потому что господин Сардини не задохнулся, его подобрали и привели в чувство. Спустя несколько лет он, как всем известно, женился на красавице Лимёй сразу после того, как эта дама разродилась прямо в спальне королевы-матери. Сей большой скандал королева-мать по дружбе хотела утаить, и по великой любви он был замят женитьбой Сардини, которому Екатерина пожаловала прекрасную землю Шомон, что на Луаре, вместе с замком.

Однако же с Сардини как с мужем обращались столь плохо, его так притесняли, оскорбляли и топтали, что он не дожил до старости и сделал красавицу де Лимёй молодой вдовой. Адвокат же, несмотря на его злодейство, не пострадал. Напротив, ему хватило хитрости воспользоваться январским мирным эдиктом, затесаться в число тех, кто не подлежал преследованиям, и снова встать на сторону гугенотов, которых он поддерживал, перебравшись в Германию.

Бедная госпожа Авенель! Молитесь за её душу, ибо тело её бросили неизвестно где, она не удостоилась ни отпевания, ни христианского погребения. Увы! Дамы, счастливые в любви, вспоминайте о ней иногда.

Проповедь весёлого кюре из Мёдона

Перевод Е. В. Трынкиной

Случилось так, что Франсуа Рабле в последний раз побывал при дворе второго по счёту короля нашего Генриха{103} той самой зимою, когда по велению природы-матушки пришлось мэтру нашему расстаться со своим бренным камзолом, дабы возродиться в вечности, в писаниях его, блистающих тою доброй философией, к коей надобно обращаться непрестанно. Славный старик до той поры успел увидеть без малого семьдесят вёсен{104}. Его гомеровская голова уже лишилась волос, однако борода отличалась величественностью, улыбка дышала молодостью, а лоб светился мудростью. То был красивый старец, по словам тех, кто имел счастье видеть его лицо, в коем, смешавшись, подружились образы во время оно враждовавших между собою Сократа и Аристофана. Так вот, заслышав в ушах своих погребальный звон, решил Рабле поклониться французскому королю, понеже как раз тогда вышеречённый государь приехал в свой замок Турнель и оказался в двух шагах от старика-сочинителя, который жил рядом с садами Святого Павла. В комнате оказались королева Екатерина, госпожа Диана{105}, которую королева принимала из высших политических соображений, сам король, да ещё коннетабль{106}, кардиналы Лотарингский и дю Белле, господа Гизы, господин Бираго{107} и другие итальянцы, кои уже тогда далеко продвинулись при дворе благодаря покровительству королевы, адмирал{108}, Монтгомери{109}, а также их прислужники и даже некоторые поэты, как то: Мелин де Сен-Желе, Филибер де л’Орм и господин Брантом{110}.

Завидев Рабле, король, ценивший его как великого шутника, потолковал с ним о том о сём, а засим с улыбкою спросил:

– Ты когда-нибудь читал в Мёдоне проповедь твоим прихожанам?

Мэтр Рабле рассудил, что король желает позабавиться, ибо прежде мёдонский приход заботил короля только в части получения с оного доходов, и посему старик ответил так:

– Сир, меня слышат во многих краях, проповеди мои доходят до ушей всего христианского мира.

Оглядел кюре собравшихся, кои, за исключением кардиналов дю Белле и де Шатильон{111}, видели в нём учёного Трибуле{112}, тогда как он, являясь властителем дум, достоин был зваться царём более того, кого придворные почитали лишь за корону, и посетило старика желание напоследок посмеяться над ними и, так сказать, философски помочиться на их головы подобно тому, как добрый Гаргантюа{113} оросил парижан с башен Собора Богоматери.

– Коли вам угодно, сир, могу угостить вас превосходной краткой проповедью, ко всем случаям подходящей, кою я храню в барабанной полости моего левого уха, дабы извлекать при необходимости в нужном месте и в нужное время в порядке притчи придворной.

– Господа, – молвил король. – Слово мэтру Франсуа Рабле. Речь пойдёт о спасении нашем. Тишина и внимание, он мастер на евангелические озорства.

– Сир, – поклонился старик. – Позвольте начать.

Все придворные умолкли и стали кругом, склонившись подобно ивам перед отцом Пантагрюэля, который развернул нижеследующую картину в словах, с красноречивостью коих не сравнятся речи прославленных ораторов. Но поелику речь сия дошла до нас лишь понаслышке, автору простится то, что он перескажет её по мере своих возможностей.

«Ближе к старости Гаргантюа обзавёлся странностью, коя поражала всех его домочадцев, но ему прощалась, понеже