Озорные рассказы. Все три десятка - Оноре де Бальзак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапно послышался грозный шум шагов Гаргантюа, который спускался по ступеням в свои подвалы, сотрясая брусья, полы и стены. Некоторые старые крысы стали спрашивать, что значит сия хозяйская поступь, но, поскольку никто не дал им ответа, в великом страхе бежали, и правильно сделали. Гаргантюа вошёл и, завидев полчище крыс, попорченные запасы, пропавшие сласти, разлитую горчицу, грязь и разорение, раздавил весёлых вредителей, не дав им даже пискнуть, вместе с их прекрасными атласными нарядами, жемчугами, бархатом и прочими тряпками и тем положил конец разгулу».
– А что сталось с Землероем? – очнувшись, поинтересовался король.
– Эх, сир! – отвечал Рабле. – С ним люди Гаргантюа поступили несправедливо. Они казнили его. Ему, как дворянину, отрубили голову. Что было неправильно, ибо его одурачили.
– Ты далеко зашёл, старик, – заметил король.
– Нет, сир, недалеко, а высоко. Разве кафедра проповедника не выше трона? Вы сами просили меня прочитать проповедь, что я и сделал подобающим священнику образом.
– Мой милый кюре, – сказала Рабле на ушко госпожа Диана, – а что, если бы я была злопамятна?
– Госпожа, – отвечал Рабле, – разве не надлежит предупредить короля, господина вашего, относительно итальянцев королевы, что заполнили дворец, подобно майским жукам?
– Бедный пастырь, – прошептал старику на ухо кардинал Оде, – уезжайте куда-нибудь подальше.
– О монсеньор, – воскликнул Рабле, – очень скоро я буду в мире весьма далёком.
– Силы небесные! Господин писатель, – молвил коннетабль, сын которого, как всем известно, вероломно бросил свою невесту мадемуазель де Сьен, дабы жениться на Диане Французской, дочери одной иноземки и короля, – откуда в тебе столько смелости, чтобы касаться столь высоких персон? Ах! Скверный поэт, ты любишь возноситься, так хорошо же, даю слово, я обеспечу тебе весьма высокое место.
– Все там будем, господин коннетабль. Но если вы истинный друг государства и короля, вы поблагодарите меня за то, что я предупредил его о происках лотарингцев, кои, подобно крысам, разоряют всё и вся.
– Милый мой, – шепнул Рабле на ухо кардинал Шарль Лотарингский, – если тебе понадобятся деньги, чтобы выпустить в свет пятую книгу твоего Пантагрюэля, приходи, я дам, сколько попросишь, ибо ты хорошо разъяснил что к чему этой старой выжле, которая околдовала короля, и всей её своре.
– Что ж, господа, – сказал король, – и каково ваше мнение о сей проповеди?
– Сир, – отвечал Мелён де Сен-Желе, заметив, что все вокруг остались довольны, – я никогда не слышал лучшего пантагрюэлистского пророчества. Неудивительно, что мы обязаны им тому, кто сочинил сию прекрасную надпись на вратах Телемской обители:
Входите к нам вы, кем Завет Христов От лжи веков очищен был впервые. Да защитит вас наш надёжный кров От злых попов, кто яд фальшивых слов Всегда готов вливать в сердца людские.{125}