Польское Наследство - Владимир Романовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сперва Гостемил подумал, что Свистун успел ускользнуть, но, окинув помещение взглядом, увидел главаря разбойников, жмущегося к стене. В суматохе его задели топором – повредили бедро. Свистун пытался, хромая, идти в правильном направлении – к двери. Гостемил шагом дошел до него и ухватил за шкирку левой рукой.
– Надеюсь, в нас никто не будет стрелять, когда мы отсюда выйдем, – сказал он.
Свистун застонал. Гостемил еще раз оглядел помещение. Оставив Свистуна, он подошел к печи, потрогал стоящий рядом с ней закупоренный кувшин, принюхался. Вложив сверд в ножны, он поднял кувшин и с размаху жахнул его об пол. Черная густая жижа разлилась по полу. Вынув из печи тлеющий уголек, Гостемил кинул его в жижу. Загорелось ярко и весело. Гостемил отступил, некоторое время смотрел на языки пламени, а затем снова подошел к Свистуну.
– Пойдем, что ли, – сказал он просто.
Свистун молчал. Гостемил вывел его, ковыляющего и постанывающего, из дома и потащил к стойлам. Свистун перестал передвигать ногами, но это не замедлило Гостемила – взяв главаря за предплечье, он доволок его до нужного стойла и бросил на траву.
– Болярин, – сказал Свистун, мыча, но и усмехаясь недобро. – Болярин, я сдохну сейчас, у меня бедро кровоточит. Мне нужно перевязать бедро.
– Сдохнешь – не велика беда, – заверил его Гостемил.
Отвязав коня, он перекинул Свистуна через седло и, придерживая его, чтобы не сполз, направился к Сраному Мосту. Оглянувшись еще раз на дом – в окнах первого уровня полыхал огонь – Гостемил ступил на насыпь и двинулся вперед быстрым шагом. Конь, возможно осознав важность происходящего, не фыркал, не упирался, и даже не очень шевелил боками – возможно, помогал Гостемилу, следил, чтобы Свистун не свалился.
Пришедшие в сознание стали выбегать из дома, а уже выбежавшие опомнились. У кого-то оказался в руках лук, и он побежал за Гостемилом – но над болотом поднялся густой туман, а преследовать и, стало быть, приближаться, к Гостемилу никто не захотел.
Вскоре весь дом охватило пламя, и перекинулось бы на лес, но еще некоторое время спустя пошел сильный дождь. Перекрытия первого уровня успели хорошо прогореть, и вскоре второй уровень и крыша рухнули вниз, увлекая за собой часть передней стены. Семидуб пришел в негодность.
Добравшись до Сизой Тропки, Гостемил вскочил в седло и, придерживая Свистуна одной рукой, рысью вернулся в Черную Грязь.
Глава двадцать вторая. Маленький Владимир
Отведя Нимрода в сторону, Гостемил начал выдавать инструкции, —
– Сядешь на коня…
– Я не люблю ездить верхом.
– Мне до этого дела нет. Сядешь на коня и поедешь ко Второму Волоку.
– Не поеду.
– Почему?
– На меня там нападут разбойники.
– Если ты не будешь слушать и выполнять, на тебя нападу я, а это гораздо убедительнее. У Второго Волока ты погрузишь телеса свои на какой-нибудь кнорр и пойдешь вверх по течению. До Первого Волока. Где-то в этом промежутке ты должен встретить драккары олегова отродья, братоубийцы по имени Ярослав. Слышал о таком?
– Слышал.
– Ты помашешь ему своей пухлой дланью, поприветствуешь заискивающе, найдешь способ заинтересовать его, и когда вы с ним останетесь с глазу на глаз, скажешь ему…
– Я с князьями говорить не желаю. Я не того сословия. И вообще поручения выполнять не желаю. Я холоп, а не гонец какой-нибудь.
– Ты не холоп, а хапуга и проходимец. Ты, сволочь, кому пряники продаешь? Неужто сам в Муром на торг таскаешься?
Нимрод насупился.
– Перекупщик донес, небось? – сказал он. – Скотина. Никому верить нельзя, кругом доносчики.
– Дам по уху. Скажешь Ярославу … Нет, Нимрод, уж ты меня выслушай … Скажешь Ярославу, что за ним охотятся, что его хотят схватить, и что на его место поставить последнего оставшегося брата, которого почему-то до сих пор еще не убили. Скажешь, что схватить его хотят прямо сейчас, поэтому если он пойдет в Киев не обычным своим дурным имперским путем у всех на виду, а выберет путь окольный и даже одолжит у кого-нибудь из окрестных землевладельцев дружину, огромная ему выгода может выйти. Тебе понятно слово «выгода»?
– Да, и никакой выгоды во всем этом для себя я не вижу.
– Нимрод, милый мой, я бы поехал сам. Честно.
– Но тебе лень.
– Нет, не в этом дело. Мне срочно нужно в Киев, предупредить друга.
– А, ну так бы и сказал, – просветлел Нимрод. – Тогда давай так, болярин. Ты поедешь искать князя, а я наведаюсь к другу. Киев в тридцати аржах, к утру как раз приеду, и будет друг твой предупрежден.
– Нет, нельзя.
– Почему же?
– Потому, Нимрод, что до князя мне, в общем-то, дела большого нет. Болярский долг выполняю, не более. Это не значит, что ты не должен стараться и поспешать.
Нимрод поморщился, помотал головой, махнул рукой.
– Грамоту какую-нибудь передать князю? – спросил он с тоскою.
– Нет, все на словах. С грамотой оно опаснее. Впрочем, напишу я тебе грамоту, указывающую, что ты мой холоп. Только и всего. Быть моим холопом – не преступление.
– Обо мне заботишься? – насмешливо спросил Нимрод.
– И это есть.
– Дщерь свою пошли.
Гостемил вздохнул.
– Она жаждет действий, глазами сверкает, – добавил Нимрод.
Гостемил вздохнул еще раз.
– Нимрод, я не меньше тебя люблю размеренный уклад жизни. Но иногда нужно поспешить. Не хочется, да уж ничего не поделаешь.
Селезня отпустили на все четыре стороны. Свистуну перевязали рану. Несмотря на дождь, Гостемил с компанией поспешил убраться из Черной Грязи еще до темна и, не доверяя возницам, гнал повозку сам, по временам перекидываясь фразами с Ширин. Связанный Свистун постанывал на ложе. Возницы, получившие в распоряжение кухню на колесах, поотстали. Гостемилу было не до них.
***
Мысли Ширин путались. В передвижном тереме Гостемила с наглухо закрытыми от ветра и дождя ставнями горела свеча – предусмотрительный, Гостемил решил, что иначе Ширин станет скучно. На полу лежал со связанными руками и ногами Свистун – под головой его, предохраняя от ударов, помещался дорожный мешок. Рана беспокоила Свистуна, и, возможно, еще больше беспокоила его судьба сына, именем Ковыль. Свистун постанывал и бормотал невнятно в бреду, а поскольку был он наполовину печенег, то и бормотание его состояло из смеси славянских и печенежских слов – совершенно бессвязное бормотание, скучное. Шахин и Ширин планировали встретиться со Свистуном (и представителями Неустрашимых) – этим вечером, при иных обстоятельствах. Шахин готовился, прикидывал планы, пытался отгадать, чего именно хочет визирь (следуя традициям азиатских правителей, визирь редко отдавал непосредственные приказы, а чаще принуждал своих подчиненных догадываться, что именно следует предпринимать, и горе тому, кто догадается неправильно), и был уверен в успехе. В сущности, переговоры эти были формальностью – Неустрашимые и фатимиды уже три месяца как обо всем договорились, и единственным пунктом, по которому консенсус так и не был достигнут, являлся Киев. От Киева к северу – Неустрашимые. От Киева к югу – фатимиды. А сам Киев? По справедливости, Киев следовало отдать фатимидам – какой толк в южнославянских землях без Киева? Это все понимали. Но – как отдать южанам киевские связи и работорговлю, приносящие невиданные прибыли? Обе стороны лавировали, то обходя вопрос, то косвенно его касаясь.
А Ширин было все равно, кому принадлежит Киев! Ей просто хотелось там побывать. Она гнала от себя эти мысли, ругала себя за недостаточную твердость, но то, что по секрету рассказали ей о Киеве ее наставники – манило, кружило голову. Широкие улицы. Горка. На Горке – детинец и храм в честь иудейского пророка. И еще много таких храмов по городу, с колокольнями, от которых мелодичный звон. Вдоль некоторых улиц – красивые, иногда каменные, дома. Открыты кроги («крог», «кроги», повторяла про себя Ширин, слово казалось ей необыкновенно музыкальным) – куда могут ходить женщины – и невинные, и замужние. Ярмарки. Торг. Скоморохи. Везде молодежь – мужчины и женщины … и женщины! … смеющиеся, пьющие вино – вино не грех, а просто веселящее средство, вроде наркотических снадобий, только вкуснее … сами по себе такие мысли – преступление! Так думают только неверные! … А вдоль торга и Подола протекает широкий, чудодейственный Днепр … И летом в этом Днепре плавают … купаются … – просто ради удовольствия. Весной цветут по всему городу каштаны. А зимой дети, и даже молодые мужчины и женщины, катаются на санях. В большие сани можно запрячь лошадь, а в маленьких можно быстро съезжать с горы, хохоча.
Ширин мечтала о Киеве с восьми лет. Иногда – думала, что Киев есть соблазн великий, и ненавидела, и хотела поехать и весь соблазн порушить, и сжечь. А иногда думала, тайно – а почему соблазн, что плохого в том, что женщины вместе с мужчинами катаются на санях с горы и хохочут? Не голые же они катаются. Правда, женщины не прикрывают лица … Но ведь прикрывать лицо – не обязательно. Скромностью можно и пренебречь. Есть, правда, среди мудрых людей такие, которые настаивают, что скромность обязательна, и в присутствии незнакомых мужчин руки и лицо должны быть прикрыты.