Крестоносцы. Полная история - Джонс Дэн

24 июня Монфор и другие крестоносцы, в том числе папский легат Арно Амори, выступили из Лиона и отправились вниз по течению Роны в страну катаров, чтобы преподать жестокий урок Раймунду Тулузскому и еретикам, которых он покрывал. Смущало их лишь то, что, пока они шли, Раймунд примирился с папой римским. На церемонии в аббатстве Сен-Жиль граф покаялся в своих ошибках. Папский легат церемониально отхлестал графа по обнаженной спине, а потом Раймунда на глазах у всего народа провели по улицам перед гробом убитого Пьера де Кастельно. На некоторое время готовность графа терпеть унижения остановила занесенную было руку крестоносцев: вместо него они решили напасть на его двадцатичетырехлетнего племянника и соседа Раймунда-Роже Транкавеля, виконта Безье и Каркассона.

Надругательство крестоносцев над этими двумя городами, до которых они добрались к 22 июля, продемонстрировало, какую жестокую страсть воспламенил в душах Иннокентий. Граждане Безье отказались выдавать своих катаров, прослышав, что мужчин и женщин, подозреваемых в ереси, приближающееся войско сжигает без суда и следствия. После недолгой осады город взяли штурмом и началась беспорядочная резня: женщин, детей и священников, прятавшихся в городских церквях, вытаскивали из укрытий и убивали. Арно Амори писал Иннокентию, что в бойне погибло двадцать тысяч человек, абсолютное большинство из которых совершенно точно не были катарами. Легату позже приписывали печально известную фразу: «Убивайте всех, Господь узнает своих».

После того как Безье сожгли до основания, крестоносцы переключились на Каркассон. Виконт Раймунд-Роже сосредоточил в городе все свои силы и приказал сломать мельницы в пригородах, чтобы крестоносцы не могли печь хлеб, дабы поддерживать силы в ходе осады, а также велел пустить церковные скамьи на доски для строительства баррикад. Но больше он ничего сделать не смог. 1 августа крестоносцы расположились у стен города и принялись за осадные работы. Раймунд-Роже понял, что сопротивление бесполезно и 14 августа приказал гражданам выйти за стены в одних нательных рубахах и покаянно молить о пощаде, пока сам он будет сдаваться на милость победителей. Победители бросили виконта в тюрьму, где он спустя три месяца и умер, то ли от дизентерии, то ли по чьей-то злой воле[664].

Дотла спалив Безье и разграбив Каркассон, крестоносцы наконец претворили в жизнь все проклятия, которые Иннокентий обрушивал на катарскую ересь в предыдущее десятилетие. Но крестовый поход был еще далек от завершения. Овладев Каркассоном, крестоносцы избрали Симона де Монфора правителем конфискованных у Раймунда-Роже земель, а заодно и поставили во главе крестового похода. Эти позиции были неразрывно связаны. С этого момента и далее война с еретиками и их покровителями в Лангедоке велась по плану Монфора, преследовавшего две первоочередные цели: во-первых, причинить как можно больше боли и бед отступившим от истинной веры, а во-вторых, подчинить себе сначала владения Раймунда-Роже, а затем и все графство Тулуза.

С лета 1209 по лето 1211 года Монфор настойчиво преследовал обе эти цели. Девизом своим он сделал эффективность и жестокость, а помогал ему искусный военный инженер Гийом, архидьякон Парижа, признанный мастер в строительстве катапульт[665]. Летом 1210 года Монфор обстреливал стены города Минерв из катапульты «Несносный сосед», назвав ее так же, как Филипп Август окрестил свою камнеметательную машину при осаде Акры в 1191 году. Когда стены города рухнули, армия Монфора «сожгла множество еретиков, неистовых мужчин злобной натуры и безумных женщин, голосивших в языках пламени… Тела их потом выбросили вон и закидали грязью, чтобы вонь разлагающихся трупов не беспокоила наши иностранные войска»[666]. Следующей весной, когда Монфор овладел замком Лавор, какой-то из двух авторов «Песни о крестовом походе против альбигойцев» написал: «И тут пошла резня: начался сущий ад, что до конца времен забудется навряд»{144}[667]. Хозяйку замка Гиральду, катарскую perfectae, бросили в колодец и закидывали камнями, пока она не утонула. Ее брата Эмери повесили вместе с восьмьюдесятью его рыцарями, а четыре сотни заподозренных в ереси горожан сожгли на лугу[668]. В Кастельнодари в сентябре того же года крестоносцы разбили объединенные силы графа Фуа и Раймунда VI Тулузского (папа римский, несмотря на унизительное наказание, которому графа подвергли в 1209 году, в очередной раз отлучил его от церкви). Весь следующий год замки и города по всему Лангедоку сдавались один за другим.

Озлобление нарастало с обеих сторон: отряды защитников Лангедока патрулировали дороги, хватали отбившихся от своих крестоносцев, выкалывали им глаза и отрезали носы. Семейка аристократов, Бернар де Казенак и его жена Хелис, симпатизировавшие делу катаров, отрубали конечности предполагаемым сторонникам Монфора, а женщинам отрезали соски и большие пальцы рук, чтобы сделать их непригодными ни к труду, ни к вскармливанию детей[669]. Однако подобные тактики запугивания не испугали Монфора. Под его началом численность крестоносцев росла и убывала в такт со сменой времен года: иногда силы его сокращались до не более чем тридцати рыцарей, мародерствующих ради пропитания. Но, несмотря ни на что, Монфор неуклонно продвигался по территориям графства Тулуза, преследуя еретиков и расширяя пределы своей власти. Для поддержания боевого духа войско графа, не отвлекаясь от осад, обстрелов и поджогов, распевало религиозные гимны вроде Veni Creator Spiritus («Приди, Дух животворящий»). Петр Сернейский был занят фиксацией свидетельств о чудесах, которые, как казалось крестоносцам, доказывали, что Господь на их стороне.

В конце 1212 года Иннокентий III потерял интерес к проблемам южной Франции. Несмотря на разнузданный террор, устроенный Монфором, и обнародованные им в декабре «Статуты Памье» — законы, определявшие права его подданных и устанавливавшие своего рода апартеид на захваченных землях, жители которых делились теперь на еретиков и нееретиков, — статус, определявший отношение к ним властей — катаров так и не удалось стереть с лица земли[670]. Однако к тому времени внимание папы уже переключилось на другие поля сражений. Летом его неустанная проповедь принесла неожиданные плоды в виде так называемого Крестового похода детей — на самом деле двух отдельных движений, в рядах которых было немало молодежи. В Рейнской области харизматичный пастушок из Кельна по имени Николас собрал тысячи сторонников и убедил их пойти с ним на юг — через Альпы в Геную. Там, как он обещал, море перед ними расступится и позволит им пройти в Египет, где они станут обращать мусульман в истинную веру. Одновременно во Франции другой деревенский паренек, двенадцатилетний Стефан из Клуа, принялся творить чудеса и собирать вокруг себя чернь, которую обещал отвести в Иерусалим. В итоге Стефан и его последователи едва осилили дорогу от Парижа до Марселя — без сомнения, долгую, но все-таки не настолько, как обещанный поход в Землю обетованную. Николас же, вышагивая под сенью Антониева креста (крест в форме буквы Т), привел почти семь тысяч человек в Геную и совершенно растерялся, когда увидел, что Средиземное море перед ним не расступается. Он сопроводил часть немецких «крестоносцев» к папскому двору, где Иннокентий удостоил их аудиенции, а затем отправил по домам.