Крестоносцы. Полная история - Джонс Дэн

С этого момента события развивались стремительно. Попытка сжечь венецианский флот в гавани Золотого Рога, предпринятая византийцами в первый день нового 1204 года, внесла ясность: война вот-вот начнется. Тем временем в самом городе сопротивление императору, который буквально привел варваров к городским воротам, как обычно, переросло в беспорядки. Оппозиционная партия, в которую входили в том числе и представители Варяжской гвардии, сплотилась за спиной знатного Алексея Дуки Мурзуфла, что означает «насупленный» (прозвищем своим он был обязан густым, сросшимся на переносице бровям). В конце января, когда старый император Исаак скончался — скорее всего, от естественных причин, — Мурзуфл воспользовался моментом. Он и его сторонники схватили Алексея IV, заковали в ножные кандалы и бросили в дворцовую темницу. Крестоносцы во главе с Дандоло слали во дворец гневные сообщения, требуя освободить их ненадежного союзника и исполнить его обязательства — лучше всего в виде ста тысяч марок, которые, согласно их подсчетам, он им задолжал. В ответ в ночь с 8 на 9 февраля Мурзуфл задушил Алексея и — согласно слухам, дошедшим до Балдуина Фландрского, — лично выпустил юноше кишки железным крюком. Он захватил корону, назвался Алексеем V Дукой и отправил крестоносцам резкое послание: если они не «уберутся прочь и не очистят его землю» за неделю, он «их всех перебьет»[634].

Понимая, что надвигается война, император Мурзуфл немедленно принялся ремонтировать и укреплять и так уже солидные оборонительные сооружения Константинополя. Обе враждующие стороны посвятили Великий пост перевооружению, и обе убедили себя в неизбежности победы. Выбора у них не было: учитывая, что Алексей был мертв, крестоносцы могли получить обещанные им в Заре деньги только взяв их грубой силой, а Мурзуфл мог сохранить трон, только доказав, что в состоянии защитить столицу империи.

Сражение началось в пятницу 9 апреля 1204 года. Венецианцы сперва попытались повторить трюк со штурмом стен и башен города с помощью парящих мостов, но провернуть его оказалось не так легко, как годом раньше. Башни укрепили, ветер мешал кораблям причалить, а из города летел шквал греческого огня и огромных камней из катапульт. Казалось, что пробиться сквозь него невозможно. Крестоносцы были вынуждены отступить и перегруппироваться. Конец недели они провели в лагере, где проповедники убеждали их в том, что дело их правое. А защитники Византии на верху башен «начали улюлюкать и выкрикивать непристойности», стягивать с себя штаны и оскорбительно трясти ягодицами[635].

К несчастью для развеселившихся эксгибиционистов, во второй половине дня понедельника 12 апреля ветер переменился. Улюлюканье стихло. Теперь венецианцам удалось подобраться вплотную к городским стенам. Два корабля — «Парадиз» и «Пилигрим» — опустили перекидные мостки с двух своих могучих мачт. Наконец крестоносцы перебрались на стены. Первого венецианца, зарубил топор варяга. Но вслед за ним хлынула такая толпа атакующих, что византийцам было не устоять. В тот момент, когда на башнях взвились французские и венецианские флаги, внизу, в замурованных воротах, пробили дыру. Жребий был брошен. К приходу темноты Константинополь оказался на грани гибели.

И снова византийский император бежал. Под покровом ночи Алексей V сел в рыбацкую лодку и переправился через Босфор, оставив свой город на произвол судьбы. Когда настало утро и страшная правда открылась оставшейся в городе знати и военачальникам, они отправили самых высокопоставленных представителей клира умолять о мирной сдаче города. Все было впустую. Крестоносцы пришли в Константинополь, алкая сокровищ. Они почти год стояли лагерем у стен, рассчитывая на обещанное вознаграждение, и теперь не собирались отказываться от шанса ограбить богатейший город христианского мира.

Воспевая чудовищные разрушения, устроенные в Константинополе венецианцами и французами в дни, последовавшие за сдачей города 13 апреля, Гунтер Пэрисский писал:

На штурм! Скорее, о доблестный воин Христа, на штурм! Путь проложи в этот город, что отдал Христос на расправу. Оком духовным представь Князя мира на ослике смирном. Лик лучезарный его дорогу укажет тебе. Воин Христа, ты орудие мести Господней. Воля его упреждает стремительный натиск бойца[636].

Несомненно, его аудиторию это заводило. Но когда другой хронист, благородный грек Никита Хониат, наблюдал гибель своего города, его потрясла чудовищная банальность грабежа. Никаких божественных предзнаменований не было, писал он: «Ни кровавый дождь не шел с неба, ни солнце не обагрялось кровию, ни огненные камни не падали из воздуха»{141}. Город просто захлестнула преступность. «В тот день, когда город был взят, грабители, врываясь в обывательские дома, расхищали все, что находили в них, и затем пытали домовладетелей, не скрыто ли у них чего-нибудь еще, иной раз прибегая к побоям, нередко уговаривая ласкою и вообще всегда действуя угрозами»[637]. Изнасилования, грабежи, поджоги и расхищение святынь происходили по всему Константинополю. Сотни реликвий, в том числе Плащаница, в которую было завернуто тело Христа, голова его брата и Риза Богородицы, — все стало добычей грабителей[638]. Среди ценных предметов, увезенных венецианскими мародерами, были статуи четырех прекрасных коней, созданные во II или III веке. Их вывезли с ипподрома и отослали в Венецию, где они до сих пор с гордостью демонстрируются в соборе Святого Марка. Хониат видел своих разоренных соседей «с изменившимся цветом тела, с мертвенными лицами и глазами, обливавшимися кровью, потому что в то время плакали более кровью, чем слезами»[639]. А в храме Святой Софии проститутка из лагеря крестоносцев восседала на патриаршем троне и вытанцовывала вокруг алтаря. Столица Византии пала, а с нею пришел конец и великой империи.

Бросив город, Алексей V протянул недолго: осенью 1204 года его поймали, ослепили, привезли обратно в Константинополь и в качестве наказания за предательство скинули с колонны Феодосия в старом римском форуме. К тому времени у Византии уже был новый правитель: Балдуин Фландрский стал Балдуином I, первым латинским императором Константинополя. Этот титул Балдуину предложили, когда от него отказался Энрико Дандоло, — и поначалу граф из скромности тоже отнекивался. Но 16 мая на голову Балдуина все-таки водрузили корону. Вряд ли он рассчитывал на такой успех, четыре года назад принимая крест, но пути Господни неисповедимы.

Дандоло, который отверг императорскую корону, чтобы не лишиться звания дожа, в 1205 году писал Иннокентию III, излагая свою версию событий. Иннокентий, кипя от бессильного гнева, простил крестоносцам их прегрешения, но Дандоло знал, что папе категорически не по нраву пришелся тот факт, что крестовый поход, объявленный им рыцарским турниром против неверных, вылился в преследование братьев-христиан. Иннокентий отказался признавать обеты Дандоло исполненными. В ответ Дандоло сообщил папе, что принял крест, дабы сражаться во имя Христа и Римской церкви, и заявил, что все, что он делал, начиная с постройки флота, перевозившего Четвертый крестовый поход, и заканчивая уничтожением христианской империи, просуществовавшей более восьмисот лет, служило этой цели[640]. Он старательно обходил молчанием тот факт, что венецианцы здорово обогатились, бесчинствуя на христианском Востоке. Зачислив на свои счета трофеи, захваченные в Константинополе, Венеция наконец окупила все затраты[641].