Крестоносцы. Полная история - Джонс Дэн

Раздумывая об ужасах и кровавых расправах, пожарах и убийствах, обрушившихся на Константинополь во время событий 1203–1204 годов, Никита Хониат возлагал бóльшую часть вины на плечи Дандоло. Старик-венецианец, писал он, «отличаясь беспримерным пройдошеством, гордясь умом и сгорая безумною жаждою славы… не хотел умереть — и был как будто недоступен смерти, — до тех пор, пока не отомстит римлянам за все обиды, нанесенные ими его народу»[642]. Хониат считал, что вся эта авантюра была затеяна во исполнение тайного плана, задуманного Дандоло и шайкой негодяев из Венецианской лагуны, чтобы отомстить за то, что республика претерпела от Византии в 1170-х и 1180-х годах, когда многие из участников настоящих событий были еще детьми[643].

Справедливо это или нет, но в конечном счете трудно назвать Четвертый крестовый поход — организованный и проведенный Венецией и ее дожем Дандоло — иначе как трагедией, когда были попраны все до единого принципы крестоносного движения: венецианцы создали новое латинское государство на земле христиан, разрушили один из величайших городов христианского мира, вываляли в грязи репутацию крестоносцев и скорее обогатили, чем наказали Айюбидов. Константинополь сгорел, но Александрия стояла целехонькой, а Дамаск, как сообщал исламский хронист Абу Шама, вовсю украшали мрамором, украденным из константинопольских церквей и купленным мусульманскими купцами на рынках Сирии и Египта[644]. Да, крестоносцы захватили плацдарм, с которого можно было атаковать сирийское побережье. Но сколько крови было пролито и сколько денег потрачено, а крестоносцам не удалось пригрозить даже Египту, не говоря уже об Иерусалиме.

С падения Константинополя прошел целый год, но Энрико Дандоло все еще оставался в новой Латинской империи, которую — довольно предсказуемо — атаковали со всех сторон. Верный себе, он был занят многими делами: приобретал права на завоевание острова Крит, выкупал просроченные долги у Бонифация Монферратского и выторговывал для Венеции солидный куш от расчленения Византии, которое началось по окончании Четвертого крестового похода. По итогам раздела Венеции достались богатые земельные владения вдоль побережья от Дураццо до Пелопоннеса, а также острова Корфу и Кефалиния. Сам Дандоло удостоился странного, но довольно точного титула «владыка трех восьмых Римской империи».

Последние годы жизни он посвятил обороне этих трех восьмых, а кроме того, помогал Балдуину, пытавшемуся военной силой склонить к подчинению озлобленных и лишившихся родины греков. Скончался Дандоло в возрасте девяносто восьми лет. Смерть его была мучительной: тяготы кампании наградили дожа грыжей, защемившей часть кишечника, что стало причиной заражения. Его похоронили в Константинополе, в Святой Софии — он был единственным, кто удостоился такой чести. Старый дож вписал свое имя и свой город как в историю Крестовых походов, так и в историю величайшей христианской империи Востока. Он храбро сопротивлялся своему телесному изъяну и старческой немощи, а его прагматический стиль управления и невероятная личная доблесть не подлежат сомнению. Но в конце жизни Дандоло поставил свои таланты на службу недостойному делу и сыграл главную роль в ужасных событиях, которые даже по меркам жестокой эпохи крестоносцев полностью заслуживают эпитета, употребленного Хониатом: «вопиющие»[645].

Глава 21. Внутренний враг

Нарывы, которые не поддаются лечению припарками, приходится вскрывать клинком…

Вдали от пожаров и хаоса, бушевавших в Константинополе, суровой северной зимой 1205–1206 годов Альберт, епископ Риги, ставил мистерию. Как средство распространения слова Божия среди простого христианского люда мистерии бывали очень эффективны. Актеры исполняли роли библейских персонажей и разыгрывали чудесные сцены из Священного Писания в сопровождении пения или чтеца. Это был красочный театрализованный способ донести до неграмотных масс библейские послания, который пользовался популярностью повсюду в Европе. Но епископ Альберт — амбициозный и при этом неисправимо корыстолюбивый прелат, имевший больше склонности к дипломатии и государственному управлению, чем к заботе о душах, — нашел мистериям особое применение. В своем новооснованном епископате в Риге, старом портовом городе на берегу Балтики, он не только развлекал и просвещал паству, но и проповедовал слово Божие среди тех, кто никогда его не слышал — или слушать не желал.

Мистерия, которую ставил Альберт, предназначалась языческому народу — ливам. Ливы входили в большую группу финских племен, обитавших в северо-восточной части Балтики на берегах Рижского залива, в Ливонии (которая примерно соответствовала нынешней Латвии). Если верить одному христианскому поэту-историку, ливы были «спесивыми язычниками», которые ничего другого так не желали, как «отнимать жизни и добро у христиан»[646]. Но другой хронист, Арнольд Любекский, писал, что Ливония «изобиловала многими благами» и в ней «никогда не было недостатка ни в почитателях Христа, ни в прихожанах новой церкви»{142}. Полоса земли, где жили некрещеные народы, тянулась по территориям современных Эстонии, Латвии и Литвы, отделяя германские княжества от православного христианского государства Русь, и была плодородной и урожайной, богатой мехом, воском, древесиной, рыбой и янтарем, а потому крайне привлекательной в глазах предприимчивых купцов и честолюбивых церковников, стремившихся расширить свои диозецы. Единственное, что мешало им, так это люди, обитавшие там. Ливы и соседние племена — летты и эстонцы на севере, селы, земгалы и литовцы на юге — с прохладцей относились к идее внять слову Божию и подчиниться налоговому кодексу и порядкам Римской церкви. Их можно было заставить креститься — под угрозой смерти или ради заключения сиюминутного союза с христианскими ополчениями и совместного нападения на враждебное племя. Но и тут ливы обычно отступались от Христа при первом удобном случае — прыгая в ближайшую реку, дабы смыть с себя пятно крещения. Епископ Альберт был твердо намерен показать им, чего они лишаются.

Рис. 8. Языческие племена Прибалтики (ок. 1100 г.)

К разочарованию Альберта, постановка провалилась. Как сообщает хронист Генрих Латвийский, проповедник-миссионер, изложивший свою версию событий пару десятилетий спустя, спектакль, разыгранный актерами Альберта, на вкус языческой публики оказался совершенно непотребным. Годами ливы страдали от ежегодных набегов вооруженных отрядов христиан Германии и Скандинавии, пытавшихся крестить их под угрозой меча. Ливы знали, что те, кто пришли их крестить, пришли еще и грабить, убивать, угонять скот, сжигать посевы и разрушать дома, — и, хотя они давали захватчикам отпор столь же яростный, опыт этот был, без всякого сомнения, травмирующим. Недавно ряды налетчиков возглавили отъявленные головорезы — члены нового военного ордена, которые называли себя Братством рыцарей Христа в Ливонии или же просто меченосцами. Орден основали в 1202 году рыцари, приближенные к Альберту. Меченосцы носили одеяние, позаимствованное у тамплиеров, — белые мантии, украшенные красным крестом и мечом, — и в своих открытых всем ветрам казармах вели жизнь довольно аскетическую: питались одной капустой и делили свои дни поровну между молитвами и убийствами[647]. Один критически настроенный автор называл меченосцев преступниками, которые «рассчитывали жить сами по себе, не подчиняясь ни закону, ни королю»[648]. Меченосцы ставили перед собой цель крестить либо истребить ливов и другие языческие народы, а также закрепить за христианами долину реки Двины (Даугавы), впадающей в море у Риги. Братья делали свою работу с убийственной эффективностью: милю за милей они прорубали себе путь вверх по долине Двины, запугивая и подкупая, строя укрепленные поселения и сторожевые башни в расчете на то, что за ними последуют христианские колонисты, цистерцианские монахи и проповедники-миссионеры.