Восхождение богов - Даша Игоревна Пар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я всегда буду любить тебя, несмотря ни на что», – голос Шэ зазвучал так близко, и частица его души расцвела в нем, показывая, как бог добровольно шагает в кипящее жерло вулкана, будучи отвергнутым своим возлюбленным отцом.
«Братик, я никогда не отвернусь от тебя, слышишь? Я люблю тебя!» – голос сестры возвращает его в тот момент, когда он бил ее за доброту, что она дарила ему.
«Я люблю тебя. Люблю. Люблю. Люблю…» – голоса сливались в бесконечный ряд, как и вереница лиц тех, кто искренне его любил. Даже Клэрия мелькнула среди них яркой вспышкой с печальной улыбкой. Они дарили ему любовь, а он ломал их за эти дары так, как сломали его самого.
– Мы всегда будем любить тебя, – голос Никлоса звучал отчетливо, но так далеко, что старый бог, плавая в озерах воспоминаний и осознания себя, даже не понимал, что именно слышит. – Мы – дети звезд, и тебе пора стать настоящим отцом для всех нас.
Ктуул так и не смог открыть глаза, его золотые белки вытекли наружу. Его переполняла безграничная, вечная любовь, яркая, как материнское чрево. Было сладко и больно одновременно. Казалось, что тело исчезает, а в груди пылает пламя, настолько раскалилось ядро, сияя внутри жидким огнем. В последний раз бог ощутил прикосновение к себе другого существа, а потом любовь стала такой ослепительной, такой бесконечной, что он больше не мог ее держать в себе и взорвался, прошептав:
– Мой Никлос…
* * *
Они держались друг за друга, наблюдая вспышку в небе, далекую, но достаточно близкую, чтобы полыхнули радужными огнями остатки, падая благодатным дождем на землю. У них было немного времени, чтобы полюбоваться рождением новой звезды. Нового ожерелья, прежде чем оно окончательно исчезло в бескрайнем космосе.
– Он всегда будет любить своих детей, хоть и не будет осознавать себя. Окончательная форма любви. Новая жизнь, – прошептала Селеста, ощущая мягкое присутствие Шэ. – Ты знал, хитрец, что так будет. Ты всегда этого хотел. Но как? Как мог догадаться, что все сложится именно так? – ее восклицание повисло в воздухе, а Ник лишь плотнее прижал ее к себе. В его лбу немилосердно чесался алмаз, и он едва удерживал в себе эту силу.
– Пора. Иначе трансформация завершится, и я застряну так же, как и Ктуул.
Девушка поцеловала его в губы, и они исчезли, спускаясь обратно в сердце планеты. Там совсем не осталось света, он исходил теперь только изо лба Никлоса, озаряя путь до конца туннеля, к пустому залу, в центре которого зияла рваная рана небытия.
– Мы можем умереть, – прошептала Селеста, вставая напротив мужчины так, что ядро оказалось между ними. – Когда сделаем это. От нас ничего не останется.
– А разве можно поступить иначе? – устало прошептал Ник, прикладывая руку ко лбу.
Девушка улыбнулась.
Они оба слишком устали. Вся партия потребовала колоссального напряжения, и теперь они едва держались на ногах. Оставалось немного.
Мужчина без всякого сопротивления вытащил алмаз изо лба и протянул руки вперед, удерживая камень. Он призвал нориус так же, как и Селеста – ариус, и двойственная сила сплеталась вокруг алмаза, пока Ник не отпустил его и не поместил в центр тьмы, заставляя ту недовольно мерцать.
Мужчина и женщина изливали из себя все без остатка, наблюдая, как свет и тьма переплетаются друг с другом, насыщая алмаз, увеличивая его в размерах. От Ника требовалось чуть больше, и он только коротко всхлипнул, когда разорвало его грудь, и остатки камня, как магнитом, притянуло к сердцевине.
Этого оказалось достаточно, чтобы ядро засияло, и свет вокруг них зажегся ослепительно белыми красками, а мир вздрогнул, оживая вновь. Селеста тотчас бросилась к возлюбленному, подхватывая его и удерживая от окончательного падения. Вместе с ним опустившись на пол, она закричала:
– Нет! Прошу, только не покидай меня!
Ее крик раненой птицы был слишком отчаянным для мертвеца. Без сердца – нет и жизни. Но в глазах еще держались остатки его любви к ней. Ник знал, на что шел. Знал, что умрет, но не мог смотреть на гибель своего мира.
Будь такая возможность, он прошептал бы ей: «Я всегда любил и буду любить тебя. Такой, какая ты есть. Трогательная, наивная, милая, но сильная, смелая, как маленький прутик из стали, помнишь? Ты справишься и с этим. Ты сможешь, моя драгоценная белая бабочка»…
Она била его по плечам, молотила воздух, сотрясаясь в рыданиях и дрожа от ледяного озноба. Обращаясь в пустоту, крича, что есть мочи:
– Он пожертвовал всем! Никто из вас не пострадал так, как он! За что?! Он должен жить!
«Это та цена, которую Никлос должен был заплатить», – шептал Шэ, посылая тепло, полное горечи от грядущей утраты.
«Его долги были велики. Расплата не заставила себя ждать», – вторил голос незнакомого Олы.
«Таково предначертание. Он должен был стать погибелью мира, но умер сам, спасая нас всех», – Фелию было едва слышно.
«Ты можешь его спасти!» – этот голос отличался от прочих.
Подняв голову, сквозь мутную пелену слез, Селеста увидела Клэрию, без улыбки смотревшую на нее. Когда граница между мертвыми и живыми была стерта, а Ктуул исчез, становясь новой звездой, Клэрия воспользовалась шансом и воплотилась. Для Никлоса этот путь уже был закрыт.
– Как? Во мне не осталось и капли ариуса! – воскликнула Селеста.
– Ты находишься в том месте, где я в последний раз его использовала, чтобы передать другой девушке. Оглянись. Ты найдешь то, что тебе нужно.
Ответ был прямо перед глазами. Под светящимся ядром был небольшой постамент, неведомо кем и когда установленный. Селеста увидела, что на нем изображена виноградная лоза, часть которой напоминала… ручку двери?
Сосуд был там.
– Загадай желание, Сэлли. И оно будет исполнено.
Глава 25. Послевкусие
Селеста и Никлос
Он сидел в одиночестве в захламленном кабинете, окруженный сотнями писем и документов, вчитываясь в очередное послание из-за океана и пытаясь разобраться с бесконечной колонкой цифр. Его руки были испачканы чернилами, пятно оказалось даже на носу, когда он особенно задумался над ответным посланием. За окном догорал сентябрьский закат, и деревья уже успели нарядиться в осенние одежки. Он слышал детские голоса, а также крики перелетных птиц. Видел суету на главной площади, остатки прошедшей ярмарки – задорные флажки над зданиями, аляповатые вывески и все тех же детей, носящихся как угорелые.
Если посмотреть чуть дальше, можно было увидеть остатки разлома, идущего через весь город. Им повезло, он
