Восхождение богов - Даша Игоревна Пар

Ктуул настороженно держался за Демона. Эта сущность была иной, нежели его Клос. Другой уровень. Другое сознание, в котором оседали остатки души Селесты. Что скрывалось за матовой чернотой глаз? Какие идеи царили в застывшем разуме? Вечный знал, на что способен Демон. Знал, как Карг в родном ожерелье поработил волков и чуть не уничтожил тот мир. В чем будет цель этого Демона?

– Нет. Я точно знаю, что нужно делать, – мороз прошел по коже от этих слов, и когда Демон схватил его за плечо, Ктуул даже растерялся на миг, настолько молниеносно они переместились обратно во дворец.

– Зачем ты привел нас сюда?

Они оказались на взлетной площадке драконов, сотрясаемой дрожью земли. На их глазах куски каменистой подошвы с грохотом падали в море, вздымая огромные волны, уходящие в сторону океана. Ветер хлестал их лица, а клекот напуганных птиц оглушал.

Если присмотреться, можно было увидеть, как внизу, на площадях столицы, в панике мечутся люди, а драконы сражаются с тьмой. Если прислушаться, можно было даже услышать команды оставшихся защитников королевства, безуспешно пытающихся кого-либо спасти. Глупцы, этот бой не выиграть. Как можно сражаться, когда сама земля восстала против тебя и вот-вот утопит в пучине морской, предварительно зажарив до хрустящей корочки?

– Здесь ничто нас не удержит, – непонятно ответил Клос.

Старый бог сделал несколько шагов назад, неприятное чувство зашевелилось в груди, и он напрягся. Что-то было не так. Опыт подсказывал остерегаться этого существа, и хоть вечный знал, что способен убить Демона, было странно думать, что он чего-то не учел. Чего-то за пределами его безупречного плана.

– О чем ты, мой друг? Клос, прошу тебя, не медли. Наше время не безгранично. Когда мир начнет угасать, он может потянуть нас за собой.

Демон смотрит холодно. И слишком отстраненно, как будто ничто его не заботит. С такой же отстраненностью он нападает на Ктуула, захватывая его в капкан рук, оплетенных ариусом и нориусом. Он плетет сети с невообразимой скоростью, но все равно не поспевает за радужными брызгами из алмаза во лбу старого бога. Губительные паутины гаснут, стоит им коснуться руки Ктуула.

– Ты ошибся! – воскликнул Демон, и на секунду его безликие черты померкли, уступив место женским очертаниям. – Твой Клос не родился. Ты проиграл.

Это было так больно, что старый бог оступился и чуть не пропустил очередной удар. Но разочарование лишь поверхностно коснулось его черствого вечного сердца. Он справился с новостью и теперь думал лишь о смерти. Их смерти.

– Тогда вы умрете. Ваша новорожденная мощь – ничто по сравнению с тем, что я забрал у своих детей.

Ктуул раскрыл руки, наполняясь светом бесконечных радуг, и мир будто застыл, впитывая в себя эти переливы, эти вспышки, солнечные лучи, прорезающие темные небеса. Оставшимся в живых он казался ангелом, божественным спасителем, который убережет мир от разрыва. Люди падали на колени, видя его тень в небе. Они молились, и в молитвах позволяли тварям смерти рвать свои тела на куски, не чувствуя боли и не умирая. Как можно умереть, если границы между живыми и мертвыми окончательно стерты в агонии гибнущей планеты?

Селеста держалась из последних сил. Даже алмаз во лбу, эта ледяная сила, пока был лишь отголоском радужного сияния, что кружилось вокруг Ктуула. Маленький алмазик – ничто по сравнению с десятками алмазов, поглощенных этой падалью бесконечности.

«Сейчас он ударит, и мы исчезнем, – мелькнула равнодушная мысль Никлоса. – Мы хотя бы попытались».

Девушка согласилась бы с этим, но знала – это не конец. Она улыбнулась про себя, принимая истину. Принимая свою жертвенность. Если это смерть, так тому и быть. Но нельзя отпустить его. Нельзя позволить паразиту и дальше поглощать миры.

Она знала только один способ его остановить.

Взмыв вверх, вслед за Ктуулом, она распахнула объятия, крича во все горло:

– Так забери нас! Ну же! Чего ты медлишь?

Демон буквально влетел в вечного, Селеста зажмурилась, расслабляя клетки своего существа, открывая внутренние глаза, распахиваясь целиком и отпуская то единственное, что в действительности было необходимо.

Любовь. Настоящая сила, против которой в арсенале Ктуула попросту не было оружия. Он даже не понял, что именно получил, когда Демон, цепляясь за него, потащил вниз, обратно на разваливающуюся площадку. Камни задрожали под ними, отламываясь и падая. Совсем скоро от скал не останется ничего, и дворец рухнет в воду.

Старый бог едва мог дышать, он буквально был взорван изнутри, и его распирала такая нестерпимая эмоция, от которой все вокруг бледнело, исчезало, становилось слишком живым. Он потерялся в ощущениях, удерживаемый объятиями Демона, чувствуя то неведомое, что было доступно всем остальным. Вечный не мог оторваться, его била дрожь, перед глазами вставали воспоминания, они вонзались в сердце, как тысячи кинжалов, разрывая душу. Он даже не знал, что был способен на это. Не знал, что именно переживает, но ощущал и покой, и мятеж, и злость, и радость. Сердце билось так быстро, что начинало мерцать, а ядро, вплавленное в него, становилось жидким, будто побывало в горниле бессмертного кузнеца.

– Ты чувствуешь, Ктуул? – Ник вынырнул на поверхность Демона, и Селеста безропотно пропустила его. Все, что было нужно – маленькое преимущество. Момент, когда старый бог был уверен в полной победе, не представляя, что есть способ сокрушить его. – Я люблю тебя. Мы все любим тебя, мой прекрасный учитель…

Застонал дворец, как стоглавый зверь, рвущийся из клетки. Скрежет поднялся такой, что померк свет, и плиты под ними пришли в движение. Клубы пыли поднимаются в воздух, а вечный под Никлосом плачет, как маленький ребенок, вышедший из тьмы на свет. Он заново родился, и в этом рождении особенно остро чувствует смерть планеты.

– Я хочу подарить тебе кое-что. Я хочу исполнить твою мечту, но для этого ты должен довериться. Слышишь? Пожалуйста, доверься мне, Ктуул! – продолжал шептать Ник, пока они медленно соскальзывали вниз.

Глаза вечного беззащитны. Он не сопротивляется самому себе, больше не видя того драгоценного холода, что удерживал его от шага вперед. Его истинный страх – доверие и предательство. Истинная боль – отец, что отверг его, и мать, что умерла, рожая его – угасла перед искренностью, в которую Ктуул безоговорочно поверил.

– Пожалуйста, только не делай мне больно, – прошептал он, повторяя слова, сказанные в детстве, что так отчетливо вспомнились теперь.

Он увидел на месте Ника своего отца, увидел пряжку ремня и услышал: «Ты так на нее похож», а потом была боль и рана на месте вырванного сердца и души. Его растерзали на