Время Сварога. Грамота - Андрей Шандаров

«Странно, а где же краски?» – пронеслось в мозгу.

Как по волшебству, вдруг кто-то прибавил яркости. Через секунду водопад звуков ворвался в окружающий мир. Он то приближался, то удалялся, пока не сформировался в отдельные слова:

– Похоже, убили. Дело сделано. Все, валим отсюда. Быстрее. Расходимся.

Площадь опустела, но звуки остались. Кто-то громко разговаривал или кричал, фоном звучала музыка или скрежет. Навязчивый шепот проникал в сознание и колокольным набатом раскалывался изнутри. Слова казались знакомыми, но смысл их был непонятен. Наконец после того, как я заставил себя сосредоточиться, слух начал адаптировать хаос под себя, превратив немыслимый грохот в знакомое содержание. Как младенец осваивает пространство вокруг себя, так и я бессознательно настраивал зрение и слух ко вновь открываемым ощущениям.

Я видел, как из дома выбежали мои товарищи, засуетились рядом с телом, прибежали женщины, некоторые даже заплакали. Но меня это словно не касалось, будто это не я лежал на земле мертвый, а кто-то посторонний. Куда интереснее был мир вокруг. Я посмотрел вверх и увидел, как сквозь яркий свет вниз спускается многослойная сеть. Она дышала жизнью, вздрагивала, как паутина на ветру, быстро изменяла форму, как меняет форму северное сияние в арктических широтах. Она накрывала поверхность земли, связывая друг с другом все объекты, попавшие в поле зрения. И дома и деревья, и сами люди вдруг на мгновение приобретали вид плотных образований, пронизанных этой сетью, затем вновь становились прежними, привычными для восприятия. Кроме этого, я обнаружил непонятные сущности, плавающие в пространстве, бледные и прозрачные. Мое появление явно привлекло их внимание, потому что они медленно двинулись в мою сторону. Сеть не служила им помехой, они проникали сквозь нее, никак с ней не взаимодействуя. Вид их казался безобразным и даже мерзким. Бесформенные тела, покрытые бородавочными отростками, вздрагивали губастыми дырами. То, что они голодны, я догадался сразу.

«Пошли вон!» – закричал мой голос, вернее мысль, которая должна была стать голосом.

Это не было страхом или брезгливостью, а было всего лишь опытом разума. Словно по команде, сеть напряглась и отреагировала, придя в движение. Сущности задрожали и рванулись в стороны, подтягивая за собой шлейф мерцающего тумана.

Тем временем на площади появилась машина скорой помощи и люди в белых халатах. По всей вероятности, во мне еще теплилась жизнь, потому что, сделав укол в руку, меня погрузили в машину и повезли.

Глава третья

Топот над головой заставил Вохму открыть глаза и пошевелиться. Связанный по рукам и ногам, он лежал животом на сыром земляном полу. Щека упиралась в липкий от слизи бугорок. Воняло испражнениями и крысами. От шевеления тела окружающий мрак пришел в движение. Крысы. Их дыхание касалось лица. Вохма знал, что зубы этих тварей могут прокусить кожу или даже отъесть целый кусок плоти, и жертва даже не почувствует боли. Он замирал и прислушивался, вслед за ним затихали и они, но потом, через мгновение, все повторялось вновь. Это игра тянулась бесконечно долго, пока сверху опять не затопали, открылся лаз, и факел огня не вырвал из темноты добротные сапоги тюремщиков и деревянную лестницу, грязную и скользкую от плесени. Его подняли и потащили наверх.

Перед ним, в просторной комнате с низким потолком, за длинным наспех сколоченным столом, сидел человек одних с ним лет или чуть старше. Худое бледное лицо казалось нездоровым и усталым. Бисер пота блестел на лбу. Одетый в дорогой кафтан, с медными застежками, он выглядел, как боярин, развалился на стуле с подлокотниками и сцепил на животе холеные руки. Черные, восточные глаза пытливо осматривали ордынца, которому подломили ноги и поставили на колени. Крепкие руки охранников держали казака за плечи, давили на голову, склоняя ее вниз перед господином. Прошло некоторое время, наконец негромкий голос спросил:

– Ты знаешь, вор, что тебя ждет?

Вохма молчал, по опыту зная, что на такие вопросы лучше не отвечать.

– Тебя прибьют к воротам, где ты сдохнешь, как собака, от голода и жажды, а люди будут плевать тебе в лицо и забрасывать дерьмом. Или посадят на кол, что еще интересней. Ты с великим удовольствием почувствуешь, как острый деревянный кол войдет тебе в зад и медленно, очень медленно будет разрывать тебе нутро, пока не выйдет через горло. Воронье выклюет тебе глаза, а труп твой кинут зверью. Что скажешь?

– Красиво. – Вохма облизнул пересохшие губы. Он уже не ел и не пил больше трех суток.

После того, как ему на голову надели мешок и повели лесными тропами, он уже плохо воспринимал происходящее. Он помнил, как, спотыкаясь о коренья деревьев, падал, а его ударами поднимали на ноги и заставляли идти дальше, когда, измученного и избитого, швырнули на какую-то телегу и долго везли, не давая ни еды, ни питья, а затем поместили в подвал с крысами, где он без сна провел остаток времени. Теперь голова разрывалась от боли и усталости, именно в эти мгновения ему было абсолютно наплевать на собственную судьбу.

– Храбрый?

Воевода сделал знак рукой куда-то в угол, где, скрываясь за лучом света, падающего из маленького вырубленного в стене оконца, в полумраке трудился дьяк и, что-то записывая, скрипел гусиным пером. На зов хозяина он бросил перо, подскочил и подал грамоту.

– Знаешь, что это? – вновь услышал казак.

– Грамота. Я думаю.

– Верно. А знаешь, что в ней написано?

– Это мне неведомо. – Вохма склонил голову.

– Врешь, пес! Зачем ты тогда убил моих людей? – повысил голос боярин.

– От скуки. Нужно было как-то развлечься.

– Для тебя убийство – развлечение?

– А для тебя разве нет?

– А он мне нравится, – воевода попробовал улыбнуться, но вместо этого скривился. – Находится на волосок от смерти, а продолжает балагурить. Ты понимаешь, что от того, чем закончится наш разговор, зависит твоя жизнь?

– А мы разговариваем?

– Конечно. Я не пытаю тебя огнем, не режу на куски, не жгу железом. Просто мирно беседую. Я вообще мирный человек. Не люблю крови. Кровь – это крайность, которую умные собеседники должны избегать. Переговоры – лучший способ предотвратить войну.

Воевода повел руками, приглашая всех присутствующих присоединиться к его словам. Дьяк послушно закивал головой, охранники хмыкнули за спиной.

– Разве война не лучший способ обрести крепкий мир? – спросил Вохма.

– Ты считаешь, что крепкий мир лежит через войну?

– Я считаю, что война такое же бесполезное занятие, как и переговоры.

– Как так?

– Разве можно договориться с тем, кто сильнее тебя, не уступив ему?

– Конечно, нет.

– Разве уступив один раз, слабый не уступит в другой? И так до бесконечности, пока не потеряет всего?

– Значит, по твоему, договариваться можно только с равным?

– Нет. Переговоры – это отсрочка. Война – быстрое решение. В итоге, результат один.

– Что же тебе не нравиться в этом?

– Не нравиться то, что выиграют и от одного и от другого только хозяева. Обычный люд потеряет все. У него нет выбора.

– Так и должно быть. Народ всегда идет за своим вождем. И жертвует ради него последним. Разве не так? Иначе будет бунт.

Боярин, не меняя позы, с усмешкой смотрел на ордынца, стоявшего перед ним на коленях. Ему было забавно наблюдать, как этот смерд старается умничать. В другой ситуации он с удовольствием бы пустился с ним в беседу. Но не сейчас.

– Народу, по большому счету, наплевать, чья власть над ним, если ему хорошо при этой власти. Он готов принять любого хозяина, – говорил Вохма.

– Народ – это стадо, которое вечно недовольно своим хозяином и если хозяин слаб, то с удовольствием перережет ему горло. Даже с великой любовью к нему. Люди никогда не будут равными. Сильный всегда будет наверху, слабый – внизу.

– Вот об этом я и говорю.

– О чем?

– На каждого сильного всегда найдется тот, кто сильней.

– Правильно, и что же?

– Сейчас ты считаешь, что сильнее меня? Через минуту все может измениться. Кто от этого выиграет?

– Очевидно тот, кто выиграет последним.

– И так без конца. Где смысл?

– Все, хватит. Речи твои крамольны. За них тебе бы следовало вырвать язык, но я добр сегодня и позвал тебя не для этого. Задаю прежний вопрос. Зачем ты убил моих людей? – боярин слегка повысил голос.

– Они зарезали человека, одного хорошего человека. Я решил отомстить.

– И все? Только отомстить?

– Да. Мы очень сдружились в дороге, стали как братья. Я не мог стерпеть такого.

– Опять врешь. Я знаю все. Мои лазутчики давно следили за вами, от самого Владимира. Ты думаешь, я не знаю, к кому вас послали? Куда вы шли с этим, как его там звали? Отцом Алексием? Так, кажется?

– Ну, если ты все знаешь, зачем спрашиваешь?