Время Сварога. Грамота - Андрей Шандаров

Время Сварога

Грамота

Андрей Шандаров

© Андрей Шандаров, 2016

© Андрей Юрьевич Шандаров, иллюстрации, 2016

ISBN 978-5-4474-9429-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

Середина лета по Кологоду на Купалу было нежарким. Всю первую половину лили дожди, но уже после того, как выпал снег. Старожилы не могли припомнить, когда еще лето было таким холодным, чтобы вначале на зеленые ветви деревьев упали густые хлопья, и деревья стояли так целый день, охваченные белым огнем, искрящимся на солнце. Затем дожди – без просвета весь месяц. Каждый боялся за свой урожай. Посевы могли сгнить на корню. Молились и старым богам и новым – всем, каким только было можно. Наконец боги услышали людей. Небо просветлело, сначала робко, едва пропуская неокрепшие солнечные лучи, затем пелена спала и природа ожила. Вдруг загомонили проснувшиеся птицы, в лесах появился зверь. Росла надежда, что еще не все потеряно. Но пришла другая беда. Война. Некогда огромная империя, простирающаяся от океана до океана, с непобедимой Ордой, приходила в упадок. Каждый улус стремился отделиться от центра, скрыть десятину или попросту ее не платить. Военная элита – ханы и атаманы, чтобы не потерять власть, должны были правдами и неправдами подпитываться кровью соседних царств. Забыты были заветы предков. Дети Рода стали врагами друг другу.

Длинный торговый обоз медленно двигался по Московии в сторону Литвы. Дороги уже подсохли и тяжелые возы, груженные товаром, застревали все реже. Степные просторы, с высоким пронзительным небом, плавно сменились лесами и болотами. Гнус с нетерпимым постоянством атаковал путников, заставляя их закрывать обнаженные участки тела одеждой, а лица смазывать вонючей жижей, приготовленной из трав. Пестрая восточная одежда в дороге давно пропиталась пылью и грязью, но это уже никого не волновало. Люди устали.

Как только реки освободились ото льда, купцы из Алтын Урус отправились в дальний путь на север. Сначала поднимались на ладьях от Хазарского моря вверх по Итилю до Оленьего Города. Там, отделившись от основного каравана, который продолжил путь до Великих Городов, повернули на запад. Некоторое время оставались во Владимире, решая свои торговые дела, затем двинулись дальше, по притокам, а где и посуху, пересекая многочисленные большие и малые реки.

Последние годы ходить в Залескую Орду было все опаснее. Междоусобные войны между князьями и царями – ханами, востоком и западом, севером и югом наплодили огромное количество разрозненных отрядов воев, разбойничьих шаек, которые бродили кругами, как голодные псы, стараясь отгрызть у крупного уставшего зверя кусок пожирнее. Но нападать не решались. Большой хорошо вооруженный отряд сопровождения отпугивал их. Заботу об охране купцов брали на себя местные князья – торговля всегда приносила им значительный доход в казну, поэтому, какие бы ветры перемен не проносились над Русью, купцы, с завидным постоянством, шли и шли к самым отдаленным поселениям, осваивая все новые земли. Ордынские казаки, с пиками наперевес, сновали туда – сюда. Разведчики проверяли дорогу, опасаясь засады. Везде слышались резкие военные команды на тюркском, они прерывались мягкой арабской и певучей окающей славянской речью. Купцы и охрана свободно общались друг с другом, переходя с одного языка на другой.

– Послушай, Вохма, скоро будет монастырь, там и передохнем!

Средних лет мужчина с бородкой клином и в рясе схимника шел рядом с широким в плечах молодцем. По виду тот выглядел, как обычный путник, если бы не прямая, как струна, спина и высоко поднятая голова. Во всей его повадке сквозило умение замечать каждую мелочь, встретившуюся на пути. Цепкий взгляд зеленых глаз незаметно охватывал окружающий мир с той легкой непринужденность, которую можно приобрести только годами усиленных тренировок. Прокопченное под южным солнцем лицо украшали длинные выгоревшие усы, да жесткая бородка, которая отросла совсем недавно. Видно было, что раньше он тщательно заботился о своей внешности, брил голову и бороду, как требовала того войсковая мода, но теперь, оторванный от своих обязанностей нежданным путешествием, расслабился и перестал следить за собой. Голова покрылась соломенным ежиком, выделяя длинную заплетенную косу, которая начиналась на затылке и змеей скользила вниз по спине к поясу. В нее были вплетены разноцветные бусины, как украшения и как вольность, позволительная только опытным воинам. Большая деревянная серьга в правом ухе, испещренная непонятной резьбой, дополняла этот странный образ.

– Что ж, Олекса, я гляжу, замаялся ты, не привык к долгим переходам. Зачем только княжич отправил тебя из Орды с вестью к отцу?

Уже давно молодец, с именем Вохма, подтрунивал над монахом, как старший над младшим, хотя годами был явно моложе.

– Вот тебя никто не спрашивал, – огрызался тот, – отправили служить мне охраной, значит, исполняй безропотно.

– А я не ропщу. Вдруг упадешь без сил, придется тебя тащить на себе. А мне этого очень не хочется. Если мой конь шарахается от тебя, а он у меня скотина умная, значит плохой ты человек, хоть и крещеный!

Конь, о котором говорил Вохма, шел рядом в поводе. Карачур – так его звали. Он был красив вороным отливом царских восточных кровей. Был чрезвычайно вынослив и крепок. Однажды за него предлагал три аула подвыпивший бай в одном караван – сарае. Но для ордынца конь не имел цены. Он был его другом. Он растил его с детства, под себя. И друг никогда его не предавал. Он, казалось, даже читал его мысли и не подпускал к себе никого, кроме хозяина, остальных кусал и бил копытом. За это его опасались и старались обойти стороной.

Вся нехитрая поклажа путников была приторочена к седлу. Среди вещей угадывалась легкая кривая сабля, замотанная в циновку, и расположена она была таким образом, что в любой момент, при необходимости, готова была оказаться в руках хозяина. Это был подарок персидского султана. Выполненный по специальному заказу клинок был сделан из прочной дамасской стали и при умелом соприкосновении с другими мечами, выкованными обычным способом, перерубал их напрочь. Выверенный по весу и по руке, он служил прекрасным оружием и не раз вызволял Вохму из смертельной передряги.

– Не тебе язычнику судить, какой я человек, – возражал Олекса. – Если твой конь не возлюбил меня, значит, он – глупое животное, не различающее, где добрый христианин, а где поганая людина.

– Да ладно тебе ругаться. Я такой же христианин, как и ты. Просто и своих древних богов не забываю. Вот, даже крест имею.

Вохма отвернул ворот своей кожаной рубахи и показал маленький нательный крестик, при этом он обнажил шею, на которой темным пауком проступал круглый солнечный знак.

– Вот они бесовские отметины, – ткнул пальцем в рисунок Олекса. – Какой ты христианин с такими погаными перуновыми печатями? Да и имя у тебя соответствующее.

– Это мое родовое имя, а при крещении Борисом нарекли!

Говоря так, Вохма припомнил еще парочку имен – прозвищ, которыми его называли в разных частях империи на разных языках. Сабит – еще одно имя на тюркском означало «непоколебимый». Дали ему его в Орде, после того, как он сдерживал атаку восставших бродников, малым числом, до прихода основных сил, в одной из карательных экспедиций. Другими он пользовался редко, и они постепенно стирались из памяти. Порой трудно было представить, что все имена принадлежат одному человеку. Зачастую случалось и так, что имена начинали жить своей собственной жизнью и уже связать их потом, с одной и той же личностью, было не просто, а через одно – два поколения и вовсе невозможно. Так скупа людская память и скоротечна жизнь.

– Когда это тебя крестить успели? – спрашивал Олекса, недоверчиво поглядывая на Вохму. – Ты в Орде постоянно. А вы там все язычники.

– Сразу видно, далекий ты от правды человек. Жил себе на околотке и света божьего не видел. Я в Орде с десяти лет. Отроком отдали вместе с Иваном – сыном князя Михаила Тверского. Дань кровью. И если ты не знаешь, я – десятник у княжича, всем воинским наукам обучен. В походах дальних бывал. Даже до Великой Стены хаживал. И крестили меня в детстве. А ты, червь книжный, про то не ведаешь по глупости своей церковной. И если бы не его поручение, ты бы уже болтался, привязанный за шею, под хвостом моего коня.

Видно было, что Вохма специально подначивал Олексу, надеясь на свою силу, мог позволить себе насмехаться над тщедушным схимником. Монах это знал и даже не пытался приструнить наглеца. За долгие месяцы пути он научился понимать своего телохранителя, понимал, что тому скучно в дороге и цепляется он беззлобно, исключительно для того, чтобы занять чем-то свою деятельную натуру.