Азалия - Вера Гривина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мать посмотрела на него с укоризной, и он извиняющимся тоном добавил:
– Я просто беспокоюсь за племянницу.
– Не так уж я и бескорыстен, – ответил с усмешкой Бертран. – Только корысть корысти рознь. Мой первый брак был по расчету: родители девушки давали за ней хорошее приданое. Признаюсь, я тогда особенно не приглядывался к своей невесте Аве: она была довольно мила лицом, и мне этого вроде бы хватало. А в результате мне досталась жена с таким вздорным нравом, что, когда через пять лет она скончалась, ее смерть, прости, Господи, не вызвала у меня печали. После похорон Авы, царство ей небесное, я твердо решил жениться в следующий раз только, если найду девицу скромную и послушную; добро, если она будет еще и красивой, а богатства ей вовсе не обязательно, ибо не существует женщин со всеми возможными достоинствами.
– Это мудрое решение, мессир Бертран, – похвалил гостя монах.
– В этом я сам убедился, сочетавшись браком с Летгардой – дамой кроткой и благочестивой. Ее ничтожное приданое не помешало нам прожить в согласии три года; жаль только, что она не смогла родить мне детей. Теперь Летгарды нет в живых, пусть она покоится с миром, а я еще не столь стар, чтобы не помышлять о счастливой семейной жизни.
– Чем же достойного мессира Бертрана привлекла моя внучка? – спросила Жаветта.
Гость сделал долгую паузу, после которой заговорил медленно и с расстановкой:
– Еще в первую нашу встречу на рынке мне стало ясно, что Азалия не только красивая, а также и кроткая девица. Я захотел узнать о ней побольше и принялся расспрашивать людей о вашей семье.
– Вряд ли они нас славословили, – пробормотал брат Тибо.
Бертран кивнул.
– Да, в Нарбонне вас не любят. Но я не привык доверять словам, а всегда пытаюсь понять, что за ними может скрываться. Горожане называли Азалию полусумасшедшей дикаркой, но никто не посмел упрекнуть ее в нескромном поведении или отсутствия благочестия. Одна женщина, как свинья толстая и грязная, отзывалась о вас всех с особым недоброжелательством – не знаю, чем вы ей досадили…
– Аманда! – процедила сквозь зубы Жаветта. – Я всего лишь поставила на место эту сплетницу!
– Именно от нее я узнал о предстоящем постриге Азалии.
– А давно ли мессир Бертран в Русильоне? – задал монах неожиданный вопрос.
– Давно, – ответил гость. – Я понял, что имеется в виду. Да, мне следовало вас посетить еще лет семь назад, но у меня не хватало духу. Для воина не страшно сразиться с множеством врагов, но ему часто не хватает смелости признаться в своем бессилии.
– В каком бессилии? – не поняла Жаветта.
– Я был бессилен помочь Готье и Люции, когда они попали в беду, – пояснил Бертран.
Старуха печально развела руками.
– Увы, им никто их нас не мог помочь.
– Я это понимаю, но от вины не могу избавиться. К тому же я боялся лишний раз потревожить вас, напомнив о вашем горе.
– И все-таки мессир Бертран прибыл к нам, – заговорил опять брат Тибо. – Чему мы, по всей очевидности, обязаны его чувству к Азалии.
– Да, – подтвердил гость. – Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы по-настоящему полюбить Азалию. Уверяю вас, что она будет под моей надежной защитой, и я никому не дам ее в обиду.
Азалия между тем удивленно прислушивалась к беседе: речь за столом шла о ней, а ее саму при этом словно бы и не замечали. Девушка попыталась понять, как она сама относится к предложению Бертрана, но в голове у нее царил хаос.
– Мессир Бертран знатен, а мы всего лишь бедные земледельцы, – сказала Жаветта.
– Это для меня не имеет значения, – ответил гость.
– Но у нашей семьи плохая репутация, – напомнил брат Тибо. – Всем ведомо, что родители Азалии казнены за измену.
– Клянусь Богом, я не сомневаюсь в том, что их оклеветали, – отрезал Бертран.
– Но люди думают иначе, – продолжал возражать монах.
– Пусть думают, что хотят.
– Однако же… – начала Жаветта.
Гость не дал ей договорить:
– Ваша беда не вызывает у меня ничего, кроме сочувствия. Что же касается всех обстоятельств гибели Готье и Люции, то в Нарбонне о них еще помнят по двум причинам – зависти к вам из-за вашего прошлого достатка и выходок Гарнье. А в Русильоне никому нет дела до событий, случившихся где-то на севере.
– Так уж и никому? – усомнился брат Тибо – Помнится, сын Гарнье, Фродель, тоже служит графу Гислаберту.
– Совершенно верно, Фродель сейчас в Перпиньяне12, – подтвердил Бертран. – Но не беспокойтесь – он, в отличие от своего сумасбродного отца рассудителен и не любит скандалов. К тому же у него есть передо мной кое-какие обязательства.
– Сын Гарнье и в юности не был спесивым, – проворчала Жаветта. – Нрав у него уж точно не отцовский.
– Да он и не бывает в нашей крепости, – добавил гость.
Брат Тибо озабоченно наморщил лоб.
– Кстати, о вашей крепости. Часто ли на нее нападают мавры?
– Не реже одного раза в год, – не стал кривить душой Бертран. – Мы всегда настороже, и, пока я комендант Обстакула, крепость останется неприступной.
Он перевел дух и, окинув Жаветту и монаха пристальным взглядом, спросил:
– Так вы отдадите мне Азалию?
Как не старался Бертран держать себя в руках, ему не удалось скрыть своего волнения. Его руки слегка дрожали, а глаза потемнели до черноты.
– Нам надо подумать, – ответила Жаветта.
– Да, мессир, нам надо подумать! – поддержал ее сын. – Мы, конечно, благодарны за оказанную нам честь, но судьбу нашей девочки нельзя решить за несколько часов.
Гость прибодрился.
– Хорошо, я приеду к вам за окончательным ответом на Крещение.
– Но до Крещения всего девять дней, – отозвалась Жаветта
– Их должно хватить.
– Пожалуй, что должно, – решил монах.
Бертран вынул из-за пазухи, свернутый в свиток пергамент.
– Здесь записаны мои обязательства перед будущей женой. Они скреплены печатью графа Гислоберта.
– Похвальная предусмотрительность, – обрадовался брат Тибо.
Развернув пергамент, он восхищенно прищелкнул языком.
– Какой замечательный почерк! В нашей обители никто из братьев не умеет так красиво писать!
Сам Тибо выучился грамоте только тогда, когда стал монахом, и все еще испытывал трудности при чтении. Поэтому хороший почерк производил на него приятное впечатление.
– Это писал Вадим, – пояснил Бертран. – Он ценный слуга, и мне будет жаль с ним расставаться.
– Зачем же мессиру с ним расставаться? – удивилась Жаветта.
– Вадим – чужеземец. Он скоро покинет Русильон.
Последние слова гостя странным образом подействовали на Азалию: ей вдруг стало грустно.
– К сожалению, мне пора, – сказал Бертран, поднимаясь из-за стола.
Жаветта, брат Тибо и Азалия вышли его проводить. Девушка удивлялась тому, что гость по-прежнему словно не замечает ее.
«Бертран хочет взять меня в жены, но даже не попытается перемолвиться со мной хотя бы парой слов».
Уже взобравшись в седло, он наконец обратился к ней:
– Если Господу будет угодно нас соединить, обещаю стать тебе хорошим мужем.
Не найдя, что ему ответить, она опустила глаза.
Глава 6
Семейный совет
Как только Рубо закрыл ворота, Жаветта немедля отослала внучку кормить скотину и птицу. Обычно Азалия тратила на это занятие немало времени: она, любя домашнюю животину, кого-то гладила, кого-то ласково трепала, а с км-то даже и разговаривала. Четвероногие друзья девушки внимательно прислушивались к ней, и она не сомневалась в том, что они ее понимают. Но сегодня ей было не до них. Высыпав корм птицам, дав овса лошадям и бросив сено корове, Азалия почти бегом направилась в дом, но у крыльца ее остановила Клодина.
– Погоди! Тебе велено погулять, пока они беседуют.
Было легко догадаться, что Жаветта и брат Тибо обсуждают будущее Азалии. Ее сердце гулко забилось, ибо только теперь она по-настоящему осознала, что произошло. Ожидаемое ею чудо сбывалось: отважный, благородный воин хочет взять ее в жены. Правда, он далеко не юн, но ведь в сказках никогда не говорится о точном возрасте героя. А во всем остальном Бертран вполне соответствовал придуманному Азалией образу ее возлюбленного и мужа.
«Пусть мессир Бертран и не молод, зато он благородного происхождения, честен и хорош собой. Но самое главное – он верит в невиновность моих родителей. Только бы бабушка и дядя не отказались от дарованной мне Небесами милости».
Взволнованная девушка принялась ходить по двору, шепча под нос молитвы. С замиранием сердца она ждала окончания беседы родственников, желая только одного – чтобы они не отвергли предложение Бертрана.
Наконец на крыльце вновь появилась Клодина.
– Азалия! – позвала она.
Девушка опрометью бросилась к ней, крича на бегу: