Меня зовут Корокотта - Александр Васильевич Чернобровкин

Каждый нес по одному предмету. Временно пониженный в должности наварх знал свое дело. Товары показал по мере увеличения стоимости: сперва чашу в технике разноцветный миллефиори, следом бело-красный кубок-диатрет и в заключение камею — вазу литров на пять из темно-синего стекла, на боках которой был белый барельеф с Гераклом, сражавшимся с кентаврами. И техника, и сюжет — люди-кони были для них в диковинку — настолько поразили хозяев джонки, что забыли не только про вино, но и о том, что договорились с местными купцами о продаже им шелковых тканей.

Я забрал у байюэ весь шелк, который не успели выгрузить. В Риме он стоит в прямом смысле слова на вес золота. Опечаленным местным купцам предложил забрать то, на что у их необязательных деловых партнеров не хватило средств. Увидев, сколько те отвалили за стеклянные сосуды, тут же сами загорелись желанием приобрести. Я обменял свои товары на специи и ярко-желтую с лимонно-золотистым оттенком краску пиури. Она прекрасно отражает солнечный свет, создавая эффект золотистых бликов, ореолов. Была краска в виде комков грязно-желтого цвета, напоминающих высохшие, затвердевшие какашки. Как мне сказали, во что верю с трудом, получают ее, выпаривая мочу коров, которых кормят только листьями дерева манго. Да, плоды этого дерева имеют желтый цвет, однако очень далекий от того, какой эта краска придает тканям. Не думаю, что проход по желудку и почкам придаст им такую яркость. Приобрел и несколько отрезов хлопковой ткани цвета пиури, чтобы показывать покупателям-красильщикам, что получат в итоге. Кстати, желтый цвет считается у римлян женским, а представительницы слабого пола готовы отвалить любые деньги мужа за красивую тряпку.

Обратный путь против ветра был раза в два с половиной продолжительнее. Шли крутым бейдевиндом, а перед Баб-эль-Мандебским проливом перешли на галсы. По пути в Индию я без опаски проскочил узкое место. Ветер нес нас со скоростью более двенадцати узлов. Никакое местное судно догнать не смогло бы. Им еще учиться и учиться кораблестроению, чтобы получать быстроходные дау. Сейчас мы двигались против ветра до пролива и только в нем подвернули на курс галфвинд. Скорость была узлов шесть. Нас могла догнать любая галера со слаженным, свежим экипажем или парусник, идущий по ветру. Придется приводить пиратов на кормовые курсовые углы, то есть удирать. К счастью, никто не напал. Может быть, запомнили, во что вылилась предыдущая атака странного, запоминающегося судна.

Красное море одолели сравнительно быстро. Притормозили на подходе к началу Канала фараонов. Луна сейчас полная, яркая, и ветер не стихал после захода солнца, чем я и воспользовался, проскочив ночью мимо порта Арасиноя. Удалившись от него миль на десять, встали на якорь до рассвета. Как только небо посерело, мы завернули в вади, ведущие к Нилу. Члены экипажа сели на весла, чтобы помогать парусу, который еле двигал тендер против ветра и течения. Двигались со скоростью узла два-три. Худо-бедно город Бурбаст приближался. Он был островком суши в безбрежном море грязной, мутной воды, как бы пограничным знаком, за которым начинался Нил, текущий в Средиземное море, где можно будет расслабиться, довериться течению. Миновали город в вечерние сумерки и, облегченно вздохнув, понеслись дальше в темноте, пока не встряли основательно носом в заросли тростника и папируса. Я приказал отдыхать до утра.

На рассвете нас заметили аборигены и помогли сняться с мели. Часть из них, приплыв на лодках из связанных пучков папируса, спрыгнула в воду в зарослях и принялась вручную выталкивать нос судна на глубину. Время от времени они отвлекались, чтобы ударами длинных шестов по воде отгонять крокодилов. Египтяне с этими пресмыкающимися на «ты», как русские с медведями. Я заплатил за помощь серебряными римскими сестерциями. Долго благодарили, предлагая садиться на мель почаще.

К вечеру мы оказались в Средиземном море, которое возле устья Нила было бледно-коричневого цвета, будто в черный кофе налили много молока. Дул северо-восточный ветер, сильно ослабевший. Мы подняли все паруса и потихоньку, держась подальше от африканского берега и греческих островов, направились в сторону Апеннинского полуострова.

Глава 51

Пока я отсутствовал, одна из причин, из-за которой я сбежал из дома, благополучно разрешилась. Флавия родила дочку с рыжими волосами. Уж точно не будет сомневаться, ее это ребенок или нет? Ждали меня, чтобы принял решение по поводу ребенка, хотя я еще до рождения сына сообщил, что у моего народа отказ от детей считается тяжким грехом, а убийство их — тяжким преступлением. Традиция есть традиция. Дождались моего благословения, нарекли Флавией. С именами дочек нет никаких правил. Они расходный материал, называй, как хочешь. Это моя жена, страдающая комплексом дуры, решила в очередной раз подчеркнуть, что женщины во всем равны мужчинам и вдобавок рожать умеют.

Вторая причина все еще была в процессе. Только дешевое жилье, если не задирать цену, уходит быстро, а с дорогим придется ждать годы. Домус Марка Валерия Мессалы все еще не нашел своего покупателя. При этом цена уже снизилась до четырех миллионов сестерциев. Это сообщил мне Квинт Амбросий, который приплыл из Рима, чтобы лично поспособствовать продаже большой и очень дорогой партии товаров из Индии.

— Сколько он тебе должен? — поинтересовался я.

— Немногим более двух миллионов. Проценты набегают каждый день, — поделился конфиденциальной информацией ростовщик, который был заинтересован в том, чтобы взятые у меня деньги стали его и заодно вернулись отданные Марку Валерию Мессале в долг.

Я распродал в Остии оптовым торговцам большую часть привезенных товаров. Часть отрезов шелка оставил для своей семьи. Жемчуг и желтую краску отложил до зимы. Продам без посредников, когда переберемся в Рим. На этот раз прибыль была еще больше, даже несмотря на то, что закупка римских изделий из стекла влетела мне в ассочку. Если успешно продам оставшееся, то выручу около шести миллионов сестерциев. Флавия не знала, сколько точно, однако не сомневалась, что теперь уж точно должно хватить на покупку большого домуса в Риме. Эта мысль не давала ей покоя ни днем, ни ночью, из чего вытекало, что и мне тоже.

— Пора вернуться в город и выбрать хороший домус, — по несколько раз в день напоминала она.

Когда мне это надоело, попытался урезонить ее:

— Успокойся, я сам выберу.

— Без меня не сможешь! Ты плохо знаешь Рим! — самоуверенно заявила она.

— Хочу купить домус Валериев на склоне Палатинского холма, — сказал я. — У тебя есть варианты лучше?

Флавию переклинило на несколько секунд, после чего удивленно выдохнула: