Меня зовут Корокотта - Александр Васильевич Чернобровкин

продать за четыре миллиона, а я, по-твоему, тот самый идиот, который даст больше? — насмешливо поинтересовался я.

Хозяин домуса опять посмотрел на ростовщика, как на предателя.

— О том, за сколько ты продаешь, знает весь Рим, и потешается над твоей жадностью, — продолжая стебаться, сказал я.

— Разве это жадность⁈ Мой отец потратил на него намного больше! — возразил Марк Валерий Мессала.

— Домусы — это не вино, с годами становятся только хуже. Твоему нужен капитальный ремонт, иначе в один прекрасный день крыша рухнет на головы жильцам, — предположил я и, судя по смущению, с которым продавец быстро справился, ошибся не сильно.

— Хорошо, уступлю за четыре миллиона, — согласился он.

— За три с половиной, — назвал я свою цену.

— Тогда мне не хватит на покупку нового жилья! — капризно заявил Марк Валерий Мессала.

— Могу предложить в счет уплаты нынешний моей жены. Он скромнее и не в таком престижном районе, зато стоит всего миллион. Остальные два с половиной получишь векселями, — сказал я.

Домус Флавии тянул от силы тысяч на семьсот, но Марк Валерий Мессала не тот человек, который будет унижаться до похабного торга. Возможность вот прямо сейчас получить огромную сумму денег оказалась для него решающей.

— Хороший домус? — поинтересовался он.

— В позапрошлом году был сделан капитальный ремонт. Крыша уж точно не рухнет тебе на голову, — ответил я. — Можем сходить посмотреть.

— Да, не помешает, — тут же согласился он.

Мы с Квинтом Амбросием прогулялись пешком, а Марк Валерий Мессала поехал в портшезе, который несли четыре раба. Весил он под центнер, поэтому бедолаги вскоре покрылись по́том, хотя день был прохладный. Вслед за нами увязались все его клиенты.

— Если ему понравится новый домус, получит много денег, — как бы между прочим, сказал я трем из них, когда, выйдя на улицу, дожидался их патрона.

Намек они поняли и предупредили остальных. Домус Флавии они оценили настолько высоко, что хозяйка сперва подумала, что говорят о соседском, который был немного больше. Я приехал в Рим вместе с женой, чтобы сразу подписать договор, если сделка срастется. Флавия все еще не верила, что куплю домус Валериев на ее имя, пусть и с оговоркой, что только в пожизненное пользование без права продажи, после чего перейдет ее сыну Титу Октавию. Римляне не привыкли настолько доверять своим супругам. Брак — это в первую очередь коммерческий проект, в котором каждый за себя.

— Ты не боишься, что я разведусь с тобой и заберу домус себе? — удивленно спросила Флавия.

— Не себе. Он достанется нашему сыну. На первое время нам с ним хватит и латифундии, — ответил я.

Дети при разводе остаются с отцом, если он не захочет обратное.

— Появится необходимость перебраться в Рим, куплю еще один, — добавил я, чтобы у жены не зародились дурные мысли.

Пусть теперь гадает, сколько у меня денег. Уверен, что придумает больше, чем имею, и жадность станет залогом крепкой семьи. Впрочем, Флавия знает, что могу смотаться Индию и привезти оттуда целое состояние, как в предыдущие две ходки.

Я с обоими гостями расположился в триклинии, где выпили точно такого же вина и закусили таким же сыром, а потом утрясли детали и согласились подписать договор купли-продажи. Пожилой секретарь, похожий на перекормленную дворнягу, который пришел вместе с Марком Валерием Мессалой, в моем таблинуме (кабинете хозяина) составил один на обе сделки в двух экземплярах на листах папируса. Затем пригласили одиннадцать клиентов, дожидавшихся на улице, которые вместе с двенадцатым свидетелем Квинтом Амбросием подписали договор вслед за новыми хозяевами обоих жилищ и заверили оттисками перстней-печаток по большей части медных, но надраенных до золотого блеска. Ростовщик аннулировал выданные мне расписки на вклады на сумму два с половиной миллиона, после чего произвел взаимозачет со вторым участником сделки.

Не знаю, погасил ли Марк Валерий Мессала все долги или только часть, но заявил радостно:

— Теперь у меня есть деньги на выборы!

Раньше средств и клиентов было больше — и все равно пролетал. Напоминал мне азартного игрока, который ставит на кон последнее, надеясь на крупный выигрыш. Впрочем, не мое это дело. Зарабатывать с умом люди худо-бедно умеют, а вот тратить никогда не научатся. По себе знаю.

Нам давались два дня на то, чтобы вывезти личные вещи, а Марку Валерию Мессале — неделя. У него барахла намного больше. После чего я приеду в столицу и займусь ремонтом нового домуса жены, которая все никак не могла поверить, что заимела пусть и не самый шикарный в Риме, зато на склоне Палатинского холма, совсем рядом с жильем императора и других самых богатых и знатных людей республики и неподалеку от Римского форума. Самый центр столицы, которая, по мнению Флавии, является центром Вселенной. В общем, не зря мечтала в детстве.

Глава 52

С крышей в купленном домусе, действительно, было плохо, я бы даже сказал, печально. Пришлось менять не только стропила, но и чердачное перекрытие. В свою очередь это повлекло ремонт стен верхнего этажа, а потом и нижнего. Заодно обновили полы, отремонтировали систему водяного отопления под ними. Горячая вода текла по глиняным и изогнутым свинцовым трубам, обогревая помещения. Я внес несколько усовершенствований, позаимствованных из будущего. В том числе сделал каменную печь в кукине (кухне) и камин в зкседре (гостиной, а летом еще и столовой). В хозяйственной части добавил погреб-лёдник — нынешний вариант холодильной камеры. Зимой специальные каменные отсеки с наклонным полом и отверстиями для стока воды заполняются большими кусками льда, обильно посыпанного мелкими опилками. Так он тает намного медленнее. За теплый период уходит примерно треть льда, медленно оседая. Для римлян лёдник был в диковинку, но быстро оценили его достоинства. В латифундии здорово помогал в жару. В Риме мы будем, как я надеюсь, только в холодное время года, но пригодится для хранения быстропортящихся продуктов.

Ремонт, как положено, затянулся. Флавия, которой не терпелось похвастаться перед менее удачливыми подружками и знакомыми, прямо таки места себе не находила. Меня обвинила в нежелании переезжать в Рим и преднамеренном издевательстве над ней. Потратил день, свозил ее в столицу. Там как раз меняли чердачное перекрытие. Старые, гнилые, изъеденные червями доски валялись в атриуме.

— Вот это было бы над головами наших детей, — объявил я.

На самом деле, на втором этаже живут рабы. Там