Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю - Дмитрий Иванович Иловайский

Миусом; от последнего они около мили идут волоком в Тачаводу (Волчью Воду?), из нее в Самару, а из Самары в Днепр. В настоящее время такие степные реки, как Миус или Волчья Вода, не судоходны. Но они, как видим, были судоходны еще в XVII в. Судя по Боплану, пространство между Днепром, Самарой и Миусом в его время еще было обильно остатками больших лесов. В XIII в. Рубруквис, описывая свое путешествие к татарам, также говорит о большом лесе на запад от реки Дона. Отсюда можно заключить, какие густые леса росли в более глубокой древности; а они-то и обусловливали значительную массу воды в реках этого края. Особенно в полную воду судоходство могло совершаться беспрепятственно, и сам волок между Волчьей Водой и каким-либо ближним притоком Миуса или Калмиуса, по всей вероятности, покрывался водой.

Нет ли указаний на этот путь в древнейших источниках русской истории?

Есть. Тот же Константин Багрянородный в своем сочинении «Об управлении империей» говорит: «К северу печенеги имеют реку Днепр, из которого россы отправляются в Черную Болгарию, Хазарию и Сирию». Очевидно, автор имел только общее сведение об этом пути и не знал его так отчетливо, как путь днепровский или греческий; однако указание это для нас очень важно. Прежде затруднялись, куда отнести эту Черную Болгарию. Но для нас ясно, что тут речь идет о болгарах таврическо-таманских, соседних с хазарами. Сирия также запутывает это свидетельство, если под ней разуметь известную страну, лежащую к югу от Малой Азии. Но чтобы достигнуть ее на судах, надобно было плыть мимо Константинополя в Мраморное море и т. д., о чем нет никакого помину. Поэтому толкование согласуется с походами руссов из Азовского моря Доном и Волгой в Каспийское, о котором рассказывают арабские писатели[124]. Далее, в том же X в., кроме Константина Багрянородного, мы имеем и другое византийское указание на азовско-днепровский путь. У Льва Диакона сказано, что Игорь после своего поражения у берегов Малой Азии с оставшимися десятью судами отплыл в Боспор Киммерийский. Если бы не существовало означенного пути, то зачем было ему плыть к Таврическому проливу, а не к днепровскому устью?

Наконец, в русских летописях есть намек на то же сообщение, именно там, где говорится о путях Соляном и Залозном (Ипат. лет. под 1170 г.). Профессор Брун в прекрасной своей статье «Следы древнего речного пути из Днепра в Азовское море» (Записки Одесск. общ. Т. V) весьма удовлетворительно разъясняет, что пути эти шли из Днепра к соляным озерам Перекопским, Геничским и Бердянским по рекам Калмиусу и Миусу. По его мнению, одну из них (вероятно, последнюю) должно подразумевать под именем Русской реки у Эдриси, арабского писателя XII в., и на генуэзских картах XIV и XV столетий. То же судоходное сообщение, по словам г. Бруна, объясняет и заблуждение некоторых средневековых географов, которые думали, будто Днепр одним рукавом изливается в Черное море, а другим в Азовское[125].

Таким образом для нас становятся понятны связи Киевской Руси с Тмутараканью. Кроме судового сообщения, было, конечно и сухопутное, существовавшее особенно в зимнее время и необходимое для конных дружин. (Для примера напомним вспомогательную хазарскую или черкесскую конницу, приведенную Мстиславом Чермным против своего брата Ярослава.) Оно совершалось также при помощи Арабатской стрелки, как правдоподобно толкует г. Брун, указывая на путешествие раввина Петахия в XII в. О сухопутном сообщении между Днепром и побережьем Азовского моря свидетельствует и знаменитый поход наших князей в 1224 г.: переправившись за Днепр около Хортицы, они восемь или девять дней шли потом до берегов Калки (Калмиуса), где произошла несчастная битва с татарами. Если в XIII в. русские дружины хорошо знали пути к Азовскому морю, то тем более последние были им известны в древнейшую эпоху, когда кочевые орды еще не успели оттеснить их от этого моря; судя по известиям арабов, значительные русские поселения находились здесь, несомненно, еще в X в. Если бы не свидетельство Масуди о том, что русь живет на берегах Русского моря и на нем господствует, то нам трудно было бы и объяснить ее морские предприятия, торговые и военные, за которыми можно следить от IX до XII в. включительно, то есть до той эпохи, когда она была совершенно оттерта от морского побережья. Иначе нельзя было бы понять, почему Киевская Русь в IX и X вв. является смелым мореходным племенем и каким образом она могла объединить под своим господством такие славянские племена, как таманских и таврических болгар, обитавших за морем. Жительство на берегах Азовского моря и исконные связи Киевского края с этими берегами устраняют и сам вопрос о том, когда начались сношения Днепровской Руси с азовско-черноморскими болгарами. Напомним известие Прокопия, что к северу от гуннов-утургуров живут племена антов; следовательно, уже в VI в. мы видим болгар соседями руси. От VI до IX в. в ее положении еще не произошло больших перемен; движение авар и угров хотя и внесло новые этнографические элементы в край, заключенный между Днепром, Азовским и Черным морем, но главная масса этих народов передвинулась далее на запад в Придунайскую равнину.

Многочисленный болгарский народ во время движения к Дунаю оставил значительную часть своих племен в Южной России, на пространстве между Азовским морем и Дунаем. У писателей VI в. (Прокопия и Агафия) мы встречаем здесь поселения утургуров и кутургуров; а более поздние писатели (Феофан и Никифор), в известной легенде о разделе сыновей Куврата, отнесли это пространство к уделам его второго сына Котрага и третьего – Аспаруха. Котраг занял место на запад от реки Дона и Азовского моря, против части старшего брата Батбая, оставшегося на родине, то есть за Азовским морем. Выше мы указываем, что эта легенда произошла из попытки объяснить широкое расселение болгарского семейства. Сближая разные известия, приходим к тому выводу, что приводимые нашей начальной летописью сами южные славянские племена, сидевшие по Днестру к Дунаю до самого моря, улучи и тиверцы, были именно племена болгарские. Летопись замечает, что племена эти (собственно место их жительства) у греков назывались Великая Скуфь. Только пределы им она назначает слишком тесные, так как они, по всем признакам, от Днестра сидели не только к западу до Дуная, но и к востоку до Днепра или до Азовского моря. Улучи, с их вариантами уличи, улутичи и лутичи, обыкновенно отожествляются, и совершенно справедливо, с народом угличи, у баварского географа Unlizi, у Константина Багрянородного ОйХтюоъ Константин причисляет ультинов к тем славянским племенам, которые платили дань руси. Восходя к более ранним источникам, мы встречаем тех же ультинов в VI в. у Агафия, только