Гайда! - Нина Николаевна Колядина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, хватит, – прервала мужа Маруся, – убедил: один так один. Конечно, если бы не наш маленький, я бы с тобой поспорила. А так…
– Умничка моя! – похвалил ее Аркадий. – Я знал, что ты меня поймешь. Обещаю тебе: сделаю все, чтобы поскорее вернуться.
Он притянул жену к себе, крепко поцеловал в губы и сказал:
– А у меня еще одна новость.
– Хорошая или плохая? – спросила Маруся.
– Думаю, тебе понравится.
– Ну, говори же скорей, не томи!
– Ладно, не буду. Мне предоставили отпуск на несколько дней!
Громко вскрикнув от радости, Маруся бросилась мужу на шею…
Отпуск пролетел быстрее выпущенной из револьвера пули. Именно так показалось Аркадию, когда наступил день его отъезда.
– Обещай, что будешь писать мне каждый день, – наблюдая за тем, как он укладывает вещи в армейский мешок, потребовала Маруся. – Или хотя бы через день.
– Буду писать, как только смогу, – пообещал Аркадий, но на всякий случай предупредил жену:
– А вот как там почта работает – не знаю. К тому же скоро снег начнет таять, и может такое быть, что по тракту ни одна подвода не проедет. В общем, если не будут приходить письма, не волнуйся. Главное – жди меня самого.
Он стянул веревку, продернутую в горловине мешка, завязал ее крепким узлом, отставил поклажу в сторону, подошел к Марусе и, обняв ее, сказал:
– А самое главное – береги себя и нашего малыша.
Выйдя на улицу, Аркадий поднял голову вверх и посмотрел на окно их квартиры. На фоне единственного во всем доме светящегося бледно-оранжевого прямоугольника застыл тоненький женский силуэт. Аркадий помахал ему рукой. От силуэта тут же отделилась узенькая полоска и затрепетала в тусклом свете…
Осевший мартовский снег гулко скрипел под ногами. Больше ни один звук не нарушал тишину погрузившихся в сон улиц. Лишь подойдя к привокзальной площади, Аркадий заметил, что не все в городе спят. А на перроне вокзала вообще царило привычное для посадки оживление.
Его поезд уже стоял на путях. Во главе состава пыхтел, выбрасывая в морозный воздух клубы белого пара, большой черный паровоз.
Аркадий занял свое место в вагоне. Он знал – до Ачинска, где ему нужно сделать пересадку, ехать часов пять. За это время можно прекрасно выспаться.
Вскоре состав двинулся с места. Пока он набирал скорость, севшие в Красноярске пассажиры успели разместить свой скарб и угомониться.
Аркадий сомкнул веки, но возникающий то и дело в его сознании темный силуэт жены в проеме освещенного окна мешал ему заснуть. В голову полезли невеселые мысли:
«Как она будет без меня? Одна, в чужом городе, без родных, без подруг. В ее-то положении…»
От этих мыслей сон улетучился окончательно, по телу начала расползаться навязчивая, липкая тревога.
Чтобы хоть как-то вернуть прежнее, бодрое расположение духа, с которым он всего несколько минут назад шагал по ночным улицам Красноярска, Аркадий попробовал посмотреть на ситуацию под другим углом: а чего, собственно говоря, так уж сильно волноваться?
Мурочка – не избалованная барышня, если что, перед трудностями не спасует. Да и трудностей-то особых быть не должно. На довольствие он ее поставил, голодать не будет. Конечно, много чего пока не хватает: мыла, спичек, мануфактуры. Но с продуктами положение тут не такое уж и плохое, с голоду никто не умирает, как в той же Башкирии или в Поволжье. Что и говорить, народ здесь лучше живет, чем в других местах. Скоро совсем жизнь наладится. Главное – с бандитизмом побыстрее покончить…
Стоило Аркадию вспомнить о бандитах, как его мысли потекли по новому руслу.
«Больше двух лет прошло, как белых в губернии разбили, Советскую власть повсеместно восстановили, но ведь находятся люди, которые до сих пор с этим смириться не могут, – подумал он. – Вот хоть тот же Соловьев… Хотя и другие банды в разных местах орудуют, но о Соловьеве больше всего говорят…»
В штабе Аркадию тоже много чего рассказали об этом бандите. Лет ему чуть больше тридцати, имеет жену, детей. Сам из местных – родился в станице Соленоозерная в семье потомственных казаков. После окончания школы был призван на службу в казачью сотню в Красноярске, а при колчаковцах – мобилизован и служил урядником в 1-ом Енисейском казачьем полку.
Все эти сведения были получены чоновцами еще два года назад, когда красные вышибли из губернии белых. Многие колчаковцы, в том числе и Иван Соловьев, были арестованы и подверглись разного рода наказаниям. Соловьева тогда приговорили к одному году заключения в Красноярском концлагере, откуда он благополучно сбежал и, укрывшись в тайге, вскоре сколотил свою банду, собрав тех, кто был недоволен Советской властью.
Аркадия предупредили, что Соловьев – мужик ловкий, хитрый, изворотливый. Уж сколько времени чоновцы за ним охотятся, а взять бандита никак не могут. Да что там «взять»! Даже места расположения его отряда определить не удается. К тому же он их постоянно меняет. И не угадаешь, где и когда из тайги вынырнет и на какой объект нападет.
«Ничего, вот доберусь до места назначения, тогда посмотрим, кто кого, – зевнув, подумал Аркадий. – На антоновщине и не таких усмиряли…»
Поезд из Ачинска по южной железнодорожной ветке отправлялся около полудня. Чтобы как-то скоротать время, Аркадий решил прогуляться по городу. Бесцельно бродя по главным улицам, он неожиданно вышел к рынку, где вовсю шла бойкая торговля. Чего тут только не было: и продовольствие, и поношенная одежда, которую еще вполне можно было доносить, и промышленные товары – их, по большей части, меняли на муку, рыбу и самогон.
– Полпуда? – раздался за его спиной удивленный женский возглас. – Бог с вами, сударь! Нет, меньше чем за два не отдам, и не просите. Это же Зингер!
Аркадий оглянулся – ему стало интересно, что за штуковина заинтересовала какого-то там сударя. Да и название товара почему-то показалось знакомым. Увидев стоявшую на деревянном прилавке швейную машинку известной немецкой фирмы, он чуть было не хлопнул себя по лбу: «Господи, как я мог забыть! У нас ведь дома такая же!»
Мужику, которому приглянулась машинка, старомодное обращение «сударь», по мнению Аркадия, никак не подходило. Это был довольно крупный крестьянин лет сорока с окладистой рыжей бородой и такими же рыжими усами, бровями и ресницами, обрамляющими маленькие хитрые глазки непонятно какого цвета. Впрочем, назвать его товарищем у Аркадия язык бы тоже не повернулся.
Владелицей машинки оказалась женщина примерно такого же, как и бородач, возраста. На ней было длинное черное пальто из добротного, но заметно потертого драпа, отделанное серым, кое-где побитым молью каракулем.
– Ишь чего захотела! – возмутился
