ТАЙЦЗИЦЮАНЬ:Классические тексты Принципы Мастерство - Владимир Малявин

«В применении искусства Дао-сердце проникается пустотно-неосязаемым. Тут всего достигаешь без усилий, все постигаешь без умствований, непроизвольно вмещаешь в себя Срединный путь и ко времени выказываешь его. В кулачном искусстве отсутствует кулачное искусство. В воле отсутствует воля. Когда в воле нет воли, тогда в нас есть подлинная воля. Когда в сознании нет сознания себя, тогда сознание пусто. Когда в теле нет собственного тела, тогда тело пусто. Древние говорили: то, что пусто, а на самом деле не пусто, и то, что не пусто, а на самом деле пусто, – вот подлинная пустота. Хотя это пустотно, оно полностью наполнено, полностью действительно…»

Итак, сознание не равно себе. Его главное свойство, по китайским представлениям,- способность отсутствовать в себе. И поэтому быть отношением, смычкой, вездесущим мостом. Действительное сознание не может выразить себя как отдельная сущность. Оно есть сама метаморфоза, устремленность вовне себя и, следовательно, сама действенность – неизменно конкретная, пребывающая в потоке времени и даже, как мы увидим ниже, совпадающая с чистой временностью.

Это сознание нельзя свести к общим определениям; оно дается только в частностях, единичных «случаях», конкретности опыта и поэтому с неизбежностью преломляется в вездесущий декорум, орнамент бытия. Правдивое высказывание об этой бездне разнообразия бытия может быть только ино-сказательным: всегда иным и всегда одним. В сознании, как ни странно, нечего сознавать. В нем можно только быть.

Теперь нетрудно понять, почему китайцы обозначали сознание словом «сердце». Обращение к «сердцу» указывает на присутствие в сознании чувственного модуса и жизненного динамизма, раскрывающегося в реальном времени, в самой временности. Перевернув эту истину, мы приходим к тому, что жизнь для китайцев изначально заключает в себе сознание, и притом сознание, наделенное нравственным содержанием. Как телесный орган, сердце находится вне рефлексии, но, как двигатель телесного существования, оно воплощает действенность одухотворенной жизни. Одухотворенным же и действенным сердечное сознание делает его пустотность. И чем более пуст дух, тем он бодрее и деятельнее. Предел превращений – «пустотное движение», которое короче самой короткой длительности, вечно отсутствует в мире, но, воплощая бесконечно малую дистанцию, изначальную «трещину» бытия, делает возможным, как бы предвосхищает в себе сознание и мир вещей.

Великий Предел и есть непостижимо малый, неуловимо быстрый круговорот «небесного сердца», «движение вспять в промежутке срединности» (формула Чжан Саньфэна), в которых виртуальное и реальное сливаются в безбрежном мареве, круговороте «переменчивой иллюзии». Постижение этой истины, как мы уже знаем, дает стратегическое преимущество в любом противостоянии. Мудрость китайского стратега (который всегда оказывается также и мудрецом, и правителем) – это возвращение к истоку сознания, где созерцание и действие сходятся в чистой действенности.

Китайцы уподобляли сознание-сердце чистому зеркалу, способному вмещать в себе вещи, оставаясь свободным от них, не отягощаясь ими. Его главные свойства – покой и даруемая покоем безупречная восприимчивость. Такая восприимчивость, как знал, например, А. Бергсон, позволяет увидеть все вещи как бы отраженными в зеркале, ставшими тенью самих себя. Очень важное правило тайцзицюань, которое трудно понять европейцам, состоит в том, что мастер ничего не предпринимает сам, но, «оставив себя», «следует силе обстоятельств» и благодаря этому «перенимает силу» (цзе ли) у противника.

Вот гениальная стратегия, которая позволяет одержать победу в любой ситуации. Речь идет не о пассивном «ожидании», как иногда можно прочесть в работах даже компетентных западных китаеведов, а о «предвосхищении» грядущего, активном бдении духа, которое позволяет, согласно завету Сунь-цзы, «выйти позже, а достигнуть места назначения раньше» противника. Поистине, покой одолеет любое движение (слова Лао-цзы) потому, что он быстрее движения. В пространстве чувствительной «уступчивости» физическая сила как раз и может преобразиться в духовную силу-цзинь. Точно так же покой, дошедший до предела, переходит в движение, причем движение безукоризненно уместное вследствие его абсолютной неизбежности.

Этот деятельный модус сердечного сознания китайцы называли «волей» (и). Традиционно волю определяли в Китае как «движение сердца» и в этом качестве, надо признать, не всегда четко отделяли от сердца как такового, а равным образом, отметим сразу же, от умственной деятельности, помышления. Подобно, например, понятию ци, категория «воли» в тайцзицюань в самом общем виде соотносится с высшим всеединством пустоты, или, по-другому, «самопотерей», чистой «таковостью» бытия; в этом качестве она запредельна субъективному сознанию. В песенных наставлениях Уданшаньского тайцзицюань встречаются, например, такие суждения:

«Как катится-вертится ци, взглядом не уследить, В конце концов возвращается к воле в покое. Одна воля претерпевает бесчисленные превращения, Нам нельзя знать сокровенное в сокровенном…»1.

Действие воли непроизвольно-покойно, как самое течение жизни. Если сердце пребывает в покое самоотсутствия и никак не выдает себя, то «воля» являет собой, скорее, начало дорефлективного бодрствования, еще не имеющего предметного содержания. Она есть акт чистого сознания как сознавания своего предела. Ее можно опознать, и ею можно оперировать.

В культурной практике она соответствует тому, что во многих религиях называют «смертной памятью»: врожденному человеку знанию присутствия бесконечности именно в своей конечности. Поэтому пребывание в месте погребения, «жизнь среди смерти» есть первое условие духовного просветления и начало всякой культурной традиции.

Итак, речь идет не об интеллекте и силе умозрения, каковые почти не принимались в расчет китайской мыслью. Китайская «воля» есть

Лю Шицзюнь. Удан сюаньгун тайцзицюань, с. 32-33.

выражение первозданной чистоты сознания беспредметного в своей полной открытости, предвосхищающего все явления, не отделившегося от внутреннего динамизма жизни. Его содержание составляет не что иное, как «изначальное ци» - субстрат всякой жизни. Его главный атрибут – невозмутимый покой. В этом китайском понятии удивительным на взгляд европейца образом сходятся жизненный инстинкт и просветленность духа, детское простодушие и строгая нравственность. Простейшие образы действия воли – наша речь или письмо, ритуальный жест, вообще всякое глубоко осознанное действие. Воля приводит в движение внутреннюю силу, когда сознание освобождается от всех понятий, чувств, образов. Эта воля, как можно видеть, не имеет ничего общего с субъективным воображением или фантазией.

В предыдущей главе уже шла речь о воле как факторе духовного совершенствования. Здесь мы рассмотрим подробнее значение воли в практике тайцзицюань. Это значение невозможно свести к одному общему понятию. Как мы знаем, классические тексты тайцзицюань содержат лишь краткие сентенции, имеющие характер технических инструкций или поэтических иносказаний (а часто совмещающих то и другое). Причину увидеть нетрудно: мы имеем дело с реальностью, которая не может стать предметом объективного знания, ибо она составляет самое существо нашего сознания. Более того, эта реальность дана в непрерывных превращениях и ускользает от всех образов, которые мы можем ей присвоить. Недаром классические тексты тайцзицюань, не говоря уже о названиях нормативных движений, изобилуют яркими, нередко откровенно фантастическими метафорами.

Можно только предоставитъ быть этой реальности, открыться ей и указывать на следы ее действия. Подобно расслаблению, воля превосходит, или, точнее, предвосхищает, самое себя: «когда в воле нет воли – вот подлинная воля», «воля пребывает между наличием и отсутствием» – гласят старинные китайские афоризмы. Аналогичным образом воля отчасти отождествляется с «сердцем-сознанием», отчасти противопоставляется ему. Порой она трактуется как «движение сердца», порою же сердце уподобляется «командующему», а воля – сигнальному флажку, передающему команды.

В практике тайцзицюань содержание и смысл «воли» изменяются в зависимости от уровня мастерства. На низших ступенях совершенствования эта «воля» выступает как самоконтроль, внимание, сосредоточенность сознания, что соответствует целостности телесного состояния. На высших ступенях совершенства, на уровне чисто духовного действия «воля» теряет свою предметность, переходит в фазу самоотсутствия согласно классической формуле: «когда в воле нет воли – вот истинная воля». Согласно старинным наставлениям, вершина мастерства в тайцзицюань – уровень совершенно спонтанного «чудесного действия» силы – требует как раз «отсутствия воли».