ТАЙЦЗИЦЮАНЬ:Классические тексты Принципы Мастерство - Владимир Малявин

Расслабленность, таким образом, исключает конфронтацию и неотделима от вращения по сфере, непрерывного и бесконечного. В ней заключена сущность даосского идеала «недеяния» как вечнопреемствен-ного действия. Поэтому следует делать различие между иньскими и янскими формами расслабления: первые соответствуют принятию удара и уступанию, вторые – нападению и испусканию внутренней силы. Пик же расслабления приходится на момент перехода Инь в Ян и наоборот (мгновение «возвратного вращения»), которое воплощает «пустоту» и «самоотсутствие» в соответствии с известными нам строками древнего даосского песнопения: «Без формы, без образа. Все тело пронизано пустотой». Как раз об этом (не)состоянии пустотности, исполненной внутреннего динамизма, сообщает классическая сентенция тайцзицюань: «Даже перышко не может опуститься».

Тело мастера тайцзицюань при прикосновении действительно обнаруживает необыкновенную податливость, рождающую ощущение, что мы нигде не находим точки опоры и проваливаемся в пропасть. Однако эта поистине пугающая мягкость настолько плотна, что вы чувствуете себя как будто связанным и неспособны пошевелить рукой и ногой (так называемый эффект «покрытия», «обволакивания» – люй). Вот что в канонах тайцзицюань называется: «я следую (возвратному круговороту Великого Предела), а противник вынужден действовать (ему) наперекор».

Линь Алун. Тайцзицюань цзянъи, XII, 10.

Все сказанное означает, что расслабление – это не статическое состояние, а определенное действие и даже, точнее, момент превращения, которое осуществляется только в соприкосновении с противником подобно тому, как внутренняя сила может быть применена только при взаимодействии, хотя бы по видимости отсутствующем. Не будем забывать, что оно знаменует также метанойю, момент переворота (и соответственно пробуждения, прояснения) сознания. Расслабленность в ее принятом в тайцзицюань специфическом смысле есть венец духовного совершенствования. Но в свете принципов тайцзицюань искать расслабленность саму по себе, вне динамики первозданного воздействия-отклика жизни есть бессмыслица и самообман. Расслабление, как сама истина Пути, «удобно» тем, что оно забывается в повседневном существовании.

Чувствительность: духовное измерение внутренней силы

Обыкновенно разговор о технике тайцзицюань начинают с физических характеристик схватки: позиции и перемещения, способы защиты и нанесения удара и т.д. В действительности решающее значение в тайцзицюань как «внутренной» форме боевого искусства имеет духовное состояние (хотя и воспитываемое, помимо прочего, методически выверенными физическими упражнениями). Строго говоря, никаких физических форм и «кондиций», равно как и физических характеристик движений, в тайцзицюань нет. Даже в телесном плане практика тайцзицюань состоит из «конфигураций силы», включающих в себя как физическое, так и виртуальное измерения. Победа же в схватке определена и даже, можно сказать, предопределена качеством воли и сознания, которое воспитывается как нельзя более простым и все же как нельзя более трудным усилием самооставления. «Оставь себя, следуй другому» (шэ цзи цун жэнь), гласит классический девиз тайцзицюань.

Отсюда то совершенно исключительное значение, которое в традиции китайских боевых искусств придается «воинской добродетели». В данном случае добродетель имеет очень отдаленное отношение к обыденной морали. Она есть венец самоумаления (по-китайски, «самоопустошения»), которое позволяет «все превзойти», «воспарить привольно». Поэтому она воплощает силу дорефлективной сообщительности, «действия-соответствия» (гань-ин), изначально присутствующую в жизни. Даосы говорили о «сокровенной добродетели», соединяющей людей в пределе их опыта безусловной связью, которая предшествует всем понятиям и ценностям. Кого именно соединяющей? Имеющий уши да услышит, имеющий чистое сердце да поймет. А сама добродетель принадлежит вселенскому полю спонтанной сообщительности, семьи «небесного человечества»; она есть свойство Великого Пути и внутреннее совершенство всего сущего.

Вот почему даосы охотно согласились бы с евангельским заветом потерять душу, чтобы… ее найти. В китайском языке та же истина выражена еще нагляднее: выражение «не жалко» (шэ дэ) означает в нем буквально: «оставь – получишь». Правда, в даосизме нет – или, по крайней мере, нет на поверхности понятий и тем – идеала искупительной жертвенности. «Потеря себя», помимо морального измерения, имеет, скорее, стратегическую значимость. Она обеспечивает победу в схватке.

«Потерять» себя – значит сделать себя отсутствующим и в этом смысле пустым. Пустота есть главный принцип и непременное условие и духовного совершенствования, и всякой жизненной стратегии. Эо не предмет, а качество чистой действенности. Польза не в пустоте, а в умении мгновенно «опустошаться». В литературе тайцзицюань на него указывает даосское понятие «пустотности-отсутствия» (сюй-у) или близкое буддизму понятие абсолютной пустоты (кун). В «песенных наставлениях» одной из «внутренних школ» Уданшаньской традиции – «тайцзицюань сокровенного достижения» (сюанъгун тайцзицюань) - говорится:

«Без формы, без образа, все тело пусто, А Великий Предел и Беспредельное не пусты. Когда боец пуст и расслаблен, он проник в великое дао, Неба и Земля рождаются вместе со мной. В контакте стойка становится пустой для противника, Тогда мой центр найти невозможно. Когда в прикосновении становишься предельно легок, Во всех приемах будет зиять пустота…» 1

Итак, «пустота» в практике «внутренних школ» проявляется, или, можно сказать, актуализируется, как мгновенное «опустошение» при контакте с противником. «Опустошить» себя в китайском понимании вовсе не значит от чего-то отказаться. Напротив, само-потеря равнозначна высвобождению жизненных метаморфоз в их неисчерпаемом разнообразии. «Пустота не пуста, и потому она – подлинная пустота». Это значит, помимо прочего, что высвобожденные образы имеют статус тени, отражения в зеркале. Они – пусты. Как отмечает У Гунцзао, принцип «оставь себя» создает ситуацию, когда, говоря словами китайской поговорки, «из ничего рождается нечто». Это позволяет «самоопустошенному» (т.е. просветленному) сознанию не выбирать, не проявлять себя и потому быть в полной безопасности. Такое сознание победит мир.

Лю Шицзюнь. Удан сюаньгун тайцзицюань, с. 33.

Вызревшая в лоне даосизма, традиция тайцзицюань представляет собой одну из самых смелых попыток, так сказать, практического исследования природы и возможностей человеческого сознания в их подлинной основе – как среды и средства человеческого общения, возведенного на высоту чистой сообщительности. В познании этой реальности духовного соприкосновения, извечно предвосхищаемой и памятуемой духовной встречи как «взаимного опустошения» и заключается смысл занятий тайцзицюань. Взаимодействие партнеров в парных упражнениях должно служить духовному совершенствованию каждого из них, боевой поединок – выявлению морального превосходства. Мастерство в тайцзицюань поверяется на самом деле только способностью и готовностью к встрече с другим, который есть именно друг. Венец мастерства в тайцзицюань выражен в формуле: «я и он – одно тело».

Самое понятие Великого Предела устанавливает, что природа и ценность вещей выявляется в пределе их существования, в их соотнесенности со своей инаковостью и что реально не столько бытие, сколько событие, со-бытие вещей, которое в своем пределе равнозначно всеобщей со-бытийности. Китайская мысль исходит из реальности не идей, сущностей, субстанции или формы, но становления, перемены, в свете которой все настолько же различно, насколько и едино. Поэтому и сознание в Китае всегда воспринималось именно как со-знание, отношение и даже, в своем пределе, всеобщая соотнесенность всех вещей. Оттого же сознание в китайской традиции мыслится как реальность не содержательная, а функциональная и, следовательно, как своего рода чистая эффективность, в конечном счете – бесконечная действенность, присутствующая в конечном действии.

Сознание удостоверяет себя в собственной предельности и опознает себя в своем самоотсутствии. Предел же такого действенного сознания есть бессознательность (ср. изречение Ницше: «великое деяние бессознательно»). Здесь мы в очередной раз наталкиваемся на даосскую тему пользы пустоты. Об этой истине хорошо написал в своей книге о боевых искусствах Сунь Лутан:

«В применении искусства Дао-сердце проникается пустотно-неосязаемым. Тут всего достигаешь без усилий, все постигаешь без умствований, непроизвольно вмещаешь в себя Срединный путь и ко времени выказываешь его. В кулачном искусстве отсутствует кулачное искусство. В воле отсутствует воля. Когда в воле нет воли, тогда в нас есть подлинная воля. Когда в сознании нет сознания себя, тогда сознание пусто. Когда в теле нет собственного тела, тогда тело пусто. Древние говорили: то, что пусто, а на самом деле не пусто, и то, что не пусто, а на самом деле пусто, – вот подлинная пустота. Хотя это пустотно, оно полностью наполнено, полностью действительно…»