ТАЙЦЗИЦЮАНЬ:Классические тексты Принципы Мастерство - Владимир Малявин

Сущность воли есть всегда уже заданная индивидуальному сознанию соотнесенность конечного и бесконечного, покоя и движения и в конечном счете – самовосполнение всего сущего, самопретворение частного в родовое. Мы знаем уже, что в китайской традиции такое двуединство имело вид оппозиции «сущности» и «функции». В текстах школы Ян мы встречаем опыт (не получивший продолжения в позднейшей литературе) описания этой оппозиции в категориях преемственности внутреннего, сферического движения (юнъ) и внешнего, линейного действия (дун), причем первому соответствует внутреннее, чистое в своей беспредметности «осознание» (чжи), а второму – «чувствительность», «ощущения» (цзюэ) тела (позднейшие авторы чаще употребляют знак ганъ - «переживание», «воздействие»). Мы имеем дело с редкой в китайской литературе попыткой обосновать соответствие внутреннего опыта и внешнего мира в спонтанности, говоря словами Ницше, «великого разума тела». В практике тайцзицюань духовная просветленность и инстинкт телесной жизни сходятся воедино, разумная искусность становится неотличимой от безыскусности естества.

Просветленность сердечного сознания в тайцзицюань есть не что иное, как необычайно развитая чувствительность – квинтэссенция самой жизни. Один старый мастер, разъясняя принципы тайцзицюань, приводит такой пример: человеческий глаз закрывается перед летящей в него пылинкой прежде, чем сознание успевает отдать такую команду. Другими словами, просветленность телесной интуиции действует прежде, чем мы способны осознать ее присутствие. По этой же причине она ускользает от попыток ее «рассмотреть» и подвергнуть анализу. Об этой внутренней просветленности, вкорененной самой жизни и предваряющей всякий опыт и знание, сообщает, пожалуй, самая известная поговорка мастеров тайцзицюань:

«0н не двигается, и я не двигаюсь. Он едва сдвинулся – а я двинулся прежде» (см. стр. 383 наст, изд.)

Мин Чжиго. И сун цзин гунсю ляньфа, с. 158-159.

Старые мастера тайцзицюань часто повторяют, что внутренняя сила непроизвольно и с непостижимой стремительностью вырывается наружу подобно тому, как взрывается порох, когда к нему подносят горящий фитиль, или «вырывается из земли кипящий ключ». Эта способность не имеет ничего общего с «реакцией» на воздействие внешнего предмета. Речь идет о спонтанном «действии-отклике» (гань-ин), предшествующем субъектно-объектному расколу мира и сопутствующему этому расколу реагированию. Здесь «отклик» есть в высшей степени положительное, безусловное действие, отчасти совпадая с присущим всякой жизни явлением ГеесШаек'а.

Весь секрет мастера тайцзицюань – и секрет истины «таковости» – заключается в том, чтобы «соответствовать переменам» и тем самым претворять «срединный путь». Идущий срединным путем способен опережать других на одно неуловимое мгновение. Ему попросту не на что реагировать, потому что он пребывает в преемственности Одного Превращения, где еще некому и нечему противостоять. Это состояние первозданного хаоса, вселенской алхимии вещей, где все может стать всем и где существует только всеобщий Великий Путь – бесконечно малая дистанция между двумя моментами существования, сила самоаффекта, абсолютное различие вне времени и пространства. Поэтому действие воли не знает ограничений физического мира и может локализоваться в той или иной его точке.

За видимой «расслабленностью» и замедленностью движений мастера тайцзицюань скрывается, таким образом, полнота жизни, которая есть сокровенный поток микроперемен – настолько стремительных и малых, что их форма исчезает прежде, чем проявится вовне. Внешняя медлительность мастера обусловлена как раз тем, что он всегда упреждает явления, что и означает «соответствовать переменам» и тем самым «покоем контролировать движение». Сверхбыстрое движение предстает взгляду извне как череда мгновений покоя, и именно поэтому носит характер «переменчивой иллюзии». В сокровенном излучении жизненной воли вещи, подобно непостижимо быстрому удару молнии (символ власти в древности!), перехлестывают себя, теряют предметность, перестают быть «объектами» и превращаются в силовые линии вселенского ритма – бесконечно рассеивающегося и потому никогда не повторяющегося. Так созидается необозримое поле энергии – залог единства всего сущего.

Освободившись от умственной взволнованности и суеты, восстановив в чистоте первозданную данность (или, если угодно, за-данность) жизни, мы способны опережать все внешние действия, иметь успех (именно: успевать) в любом деле. Почему? Потому что сообщительность, она же «таковость», вещей всегда и везде уже есть, и в ней мы можем «сокровенно сообщаться» с бесчисленным множеством моментов превращения, из которых состоит мир. Нашей мерой становится сама несоизмеримость. Именно в «таковости» всего и вся наша воля «сокровенно проницает» весь мир. По китайским понятиям, ее главное свойство – «достигать далеко», что совершенно необходимо для действия внутренней силы, ибо воля, имея своей средой свернутый континуум сферы, как бы увлекает за собой ци и прокладывает путь сопутствующей ей силе.

Одно из главных правил применения внутренней силы (правда, оно не относится к высшим уровням мастерства) заключается в том, что наше внимание, следуя освобожденной воле, свободно проходит сквозь противника и обращено на точку, находящуюся далеко позади него. Как ни странно, секрет успеха в схватке состоит в том, чтобы попросту не замечать противника, тем более не «зацикливаться» на нем. Надо помнить, что духовная интуиция, или «понимание силы-цзинь», которые должен воспитывать в себе приверженец тайцзицюань, принципиально отличается от предметного, «объективного» знания.

Пространство воли есть именно «духовное» (т.е. беспредметное и пустотное) соприкосновение. Духовное совершенствование означает, по сути, развитие способности воспринимать все более тонкие различия между вещами – постигать быстрее других и видеть тоньше других. (Св. Исаак Сирин в очень схожем смысле употреблял выражение «тонкая рассудительность».) Беспредметное видение есть именно видение пустоты междубытности – того, что пребывает между. Тайцзицюань есть воистину искусство встречи и сообщительности – искусство всегда пребывать в пределе бытия, в пространстве «междубытности», не ища опоры ни вовне, ни в себе. Движение в тайцзицюань – всегда скольжение по границе вещей, которое не терпит ни чрезмерного нажима вовне, ни нарочитого отстранения, отхода. Первое позволит противнику благодаря принципу сферичности использовать мою внешнюю силу против меня, а второе даст ему пространство для атаки. Из этого пограничного скольжения (напомним: всегда возвращающего к истоку движения) проистекает виртуозная легкость «опустошенного» сознания, которое свободно от всего и поэтому свободно для всего.

Континуум Одного Превращения неизменен в своей бесконечной изменчивости. Оттого причастность к нему дарует способность «знать наперед», предвосхищать ход событий именно потому, что пребывающий в нем ничего не делает от себя, а только на-следует Неизбывному. Цепь Одного Превращения побуждает вспомнить будущее. А поскольку такое знание дается возвращением к матрице самой жизни – этой бесконечно изменчивой «плоти» мира – мудрый действует не только наперед, но и наоборот по сравнению с видимыми тенденциями. Он хранит невозмутимый покой среди волнения мира.

Но что такое эта встреча вечно разделенного, эта «непостижимо малая» «срединность всеобщего пути»? Она есть, по сути, встреча несоединимого, дифференциальное соотношение двух видов длительности: физической и духовной, сопряженность виртуального и актуального модусов бытия в рамках некой неопределенной целостности, именовавшейся в даосизме «великим предком» (да цзун), «изначальным образом», где «духовные превращения» обладают неисчерпаемым потенциалом для своего ускорения («просветления») по сравнению с фиксированной длительностью физического плана события, но вовлечены с этим последним в отношения «воздействия-отклика», «тела-тени».

В сущности мы имеем дело с дифференциальным отношением двух векторов сил, где духовное действие на одно неуловимое мгновение опережает физическое изменение. Вот почему легенды (скажем пока так) приписывают отдельным выдающимся мастерам боевых искусств способность как бы уклоняться даже от летящей пули (строго говоря, в «срединности» еще нет ни субъекта, ни объекта и никто ни от чего не уклоняется, но только на-следует линии бифуркации Хаоса). Тем не менее, повторим еще раз, духовное бытие именно вследствие своей природы как «несчислимо малого различия» не теряет виртуальной связи с физическим бытием, не встает к нему в оппозицию.