Черная мантия. Анатомия российского суда - Борис Миронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Миронов: «Спросили бы, как пройти до буфета, объяснил бы в двух словах».
Судья Пантелеева обижается за свою будущую смену и требует «корректности» от подсудимого.
Миронов повинуется: «Это невоенная, несиловая потеря России — крупнейшая за всю ее историю. Отторжение гигантской Российской территории проведено врагами России без применения оружия. По сути это крупномасштабная спецоперация. Насколько я понимаю, Владимир Васильевич в своей докторской касается вопросов геополитики, в том числе проблем безопасности российских земель, которые сейчас находятся под угрозой утраты».
Колоскова охотно переметнулась к более близким для себя темам: «В Ваших показаниях противоречия относительно Александра Квачкова. Вы говорили, что у Александра не было денег, а он при этом устраивал встречи с девочками».
Миронов: «Я не говорил, что он устраивал «встречи с девочками». Формат его пикничков мне не известен. Что касается материального положения, это все равно, что Вы подойдете к бомжу и спросите его: если у тебя нет денег, то откуда у тебя деньги на водку, или: если ты бедный, то почему такой пьяный?»
Колоскова, как неутомимый рыбачок, энергично закидывает удочку, правда неясно пока, кого или что она хочет поймать на такую наживку: «Подсудимый, интересовались ли Вы у Найденова, при каких обстоятельствах он повредил руку?»
Миронов: «Да если бы я его фамилией в тот вечер поинтересовался, он бы и то не сказал. Это не представлялось возможным в связи с физическим состоянием Найденова».
Колоскова настойчиво поддергивает поплавок: «Вы сами видели повреждение руки Найденова?»
Миронов: «С Найденовым мы поздоровались на участке. Там было темно и холодно».
Колоскова подсекает, даже голосок в азарте дрогнул: «Вы говорили прежде, что видели Найденова спящим в кресле!»
К досаде добытчицы Миронов помнит свои показания: «Ну, это ж неправда!»
Мошенничество Колосковой заставляет подняться адвоката Чепурную: «Ваша честь, государственный обвинитель искажает показания Миронова!»
Судья давно уже перестала играть в «объективность» суда, жестко и открыто заняв сторону обвинения: «Уважаемые присяжные заседатели, вы должны оставить без внимания высказывание адвоката Чепурной. Вопросы прокурора основаны на тех показаниях, которые давал подсудимый».
Миронов напоминает занедужившей старческим склерозом Фемиде: «Ваша честь, я не давал показаний о том, что познакомился с Найденовым в доме. Вот что я говорил в своих показаниях». Зачитывает: «Когда прибыли на дачу, я увидел Яшина, Квачкова-старшего и пьяного вдрызг мужчину, который представился Александром, протянув левую руку, пояснив, что правая у него «не але».
Судье — как об стенку горох: «Вы цитируете не представленные суду записи!»
Прокурор Каверин не оставляет в трудную минуту ни судью, ни своего прокуренка: «Прошу предупредить подсудимого Миронова о недопустимости искажения материалов уголовного дела! Прошу предупредить сторону защиты, чтобы она не прерывала допрос подсудимого!»
Миронов не без восхищения от виртуозного прокурорского выверта, построенного на бессмертном принципе «сам дурак!»: «Ох, хитер Сергей Владимирович! Хитер!»
Судья зорко бдит честь и достоинство прокурора: «Подсудимый Миронов предупреждается о некорректном отношении к государственному обвинителю!»
Встает адвокат Михалкина: «Заявление, которое только что сделал прокурор Каверин, грубо нарушает принцип презумпции невиновности. То, что сейчас происходит, — это оказание давления на присяжных заседателей и на подсудимых!»
Уж если взялась судья хранить прокурорскую неприкосновенность, то до конца: «Судом обеспечивается принцип равенства сторон. Принцип през… презумп… презумпции невиновности не нарушен». С третьей попытки судье удалось выговорить «презумпцию невиновности». Еще бы! Атавизм, можно сказать, редкое, практически не знакомое российскому правосудию слово.
Колоскова: «Встречались ли Вы с Яшиным 9-го марта? Если да, то зачем?»
Миронов: «Посмотрите по билингу. Если там есть звонки, то может и встречался».
Судья аж задохнулась от возмущения, она искренне потрясена нахальством подсудимого: «Это прокурор должен смотреть по билингу?!»
Неподдельное ее возмущение доказывает, что «презумпция невиновности» для судьи Пантелеевой все-таки непривычное понятие.
Колоскова: «Подсудимый, по детализации телефонных звонков Вы трижды звонили Яшину 9-го марта: 10:01 — проспект Андропова, 10:08 — улица Серафимовича, 11:09 — улица Профсоюзная. При этом разговоре телефон Яшина фиксируется той же базовой станцией».
Миронов устало, не понимая, какое отношение все это имеет к делу: «Скорее всего, мы встречались, и я куда-нибудь его повез. Через пять лет вспомнить точнее не могу».
Колоскова резко, испытывающее глядя: «Вам знаком мужчина по имени Марат?»
Миронов с интересом: «Знаком. Марата зарезали в собственной ванне».
В зале воцаряется тишина. Прокуроры оторопело смотрят друг на друга, младшая по званию спрашивает шепотом старшего: «К-к-как зарезали?! К-когда?!» Колоскова чуть не подавилась вопросами, скопом готовыми сорваться с ее языка: «Фамилию Марата можете сказать?»
Миронов спокойно: «Это его фамилия».
Колоскова скороговоркой, дабы не спугнуть удачу: «Имя назовите!»
Миронов виновато: «Я не помню его имени».
Прокуроры Каверин и Колоскова впились глазами друг в друга, бешено соображая, как заставить подсудимого развязать язык. Ох, как нужен им этот Марат! Но судья соображает быстрее. Она свирепо взглядывает на подсудимого, потом с плохо скрываемым торжеством сверху вниз глядит на незадачливых обвинителей и цедит: «Марат — это герой французской революции». На этом судебное следствие по факту убийства французского революционера XVIII века Марата в собственной ванне, так заинтересовавшее было прокуратуру, оказалось исчерпанным. Но не так просто укоротить в Колосковой азарт охотничьей тяги: «Подсудимый, пользовались ли Вы другим оружием, кроме того, что было подарено Вашему отцу?»
Миронов: «Хоть бы один вопрос без передерга! Я никогда не пользовался оружием, которое было подарено моему отцу. Вы какое оружие имеете в виду — холодное, нехолодное, травматическое, огнестрельное? У меня был зарегистрированный бесствольный пистолет «Оса», который периодически находился при мне. В Чубайса стреляли резиновыми пулями, из «Осы»?»
Судья своих привычек не меняет: «Подсудимый Миронов предупреждается о некорректном поведении…».
Колоскова: «Подсудимый, почему Вы не указали Редькина в связи с подтверждением Вашего алиби?»
Миронов: «Ссылаться на человека, фамилии которого я тогда даже не знал, ни фамилии, ни телефона… Я вообще о нем тогда не вспомнил».
Колоскова: «Какие объекты Вы посещали на проспекте Вернадского?»
Миронов: «На проспекте Вернадского находится метро «Университет», здесь я мог бывать. Потом — метро «Проспект Вернадского» и там я мог бывать, мог бывать в кинотеатре «Звездном», за ним есть еще неплохой «Кофе-хауз», а за ним переплетная мастерская — и там я бывал, переплетал свой диплом. Кроме того, я мог бывать на остановке 688-го автобуса, в «Макдональдсе», в Академии народного хозяйства, где училась моя невеста, в Медицинском университете имени Пирогова, где училась моя сестра, в Научном центре акушерства, гинекологии и перинатологии, где я неоднократно встречался с другом нашей семьи академиком Владимиром Ивановичем Кулаковым. Так же я мог бывать в Московском педагогическом государственном университете, где провел пять студенческих лет, а потом учился в аспирантуре».
Право же, вменять в улики причастности к событиям на Митькинском шоссе пребывание на проспекте Вернадского, потому что там имело несчастье находиться РАО «ЕЭС», — очень круто! Миллион подозреваемых может выстроиться в очередь на зону, все как на подбор молодые, красивые, образованные, ведь проспект Вернадского — это студенческая Мекка Москвы. Но для Колосковой телефонные звонки в окрестностях проспекта — серьезная улика: «Что Вы делали на проспекте Вернадского 3 марта в 9:05?»
Миронов: «Я там мог находиться на учебе, возможно, отвозил Наташу в академию, возможно, сестру подвозил».
Колоскова вполне серьезно: «О чем Вы разговаривали 12 марта 2005 года в 9:12?»
Миронов тоже серьезно: «Стыдно признаться, не помню. Есть таблетки, от которых память обостряется. Если дадите, может вспомню».
Прокурор Каверин, внезапно озлясь: «Тараканникову этими таблетками пичкали?»
Миронов: «Господин прокурор, держите марку, чего Вы срываетесь?»
Колоскова возвращается к подозрительным телефонным разговорам: «О чем Вы разговаривали с Квачковым-старшим по телефону 16 октября 2004 года в 23:15?»
Миронов: «В октябре 2004 года объявили в розыск моего отца, неизвестные вооруженные люди пытались штурмом взять квартиру. Шел созвон в том числе с Квачковым, как получить информацию, чей это заказ».
