Черная мантия. Анатомия российского суда - Борис Миронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шугаев: «Мы все смотрели фильмы про спецназ. Входит ли в подготовку спецназовцев ГРУ умение вскочить в автомобиль на ходу?»
Квачков осматривает Шугаева, оценивает его физические возможности: «Вскакивание в машины на ходу — опасное, бесполезное дело. Вы машину СААБ видели, разве в нее на ходу вскочишь? Если получится, я Вам ее подарю».
Всем очевидно, что Квачков машиной не рискует. Дородному Шугаеву не вскочить даже в стоящий на остановке трамвай. Адвокат начинает злиться: «Квачков, скажите честно, Вы пытались убить Чубайса 17 марта 2005 года?»
Квачков отвечает симметрично: «Шугаев, скажите, зачем Вы с Гозманом это сделали? Все убежали, а Вас на снегоходе увезли, в прицепе».
Шугаев ярится: «Считаете, что 500 граммов тротила — это инсценировка?»
Квачков успокаивает: «500 граммов тротила между колен — это не инсценировка, 500 граммов тротила в канаве ниже уровня дороги — это инсценировка».
Шугаев: «Почему Вы считаете это инсценировкой? Как бы Вы сами организовали покушение?»
Квачков: «Ключевым понятием здесь является тротиловый эквивалент. Он составляет не более 500 граммов. Расположение взрывного устройства ниже полотна дороги — еще один аргумент инсценировки. Следующий аргумент в пользу инсценировки — Чубайс приехал в РАО на другой машине, но два суда это скрывал. Сама машина БМВ Чубайса срочно продана. Зачем? Чтобы скрыть следы некачественно исполненной имитации, а именно: машина была расстреляна не на ходу. Вам мало доказательств имитации? А ведь перечисленное мною далеко еще не все. Вопрос о том, как бы я организовал покушение, считаю провокационным».
С обиженным видом Карлсона, которому отказали в банке варенья, Шугаев удаляется на место.
Допросить подсудимого под занавес дозволяют девушке-прокурору Колосковой, за субтильную фигурку и невысокий росток ласково прозванной в зрительских рядах «прокуренком». У прокурора Каверина она в подхватных, все время выглядывает с любопытством из его подмышки, вопросы задает по-ученически старательно, ощущение, что для нее важнее не суть вопросов, а наработка металла в голосе да беспощадности во взоре: «Подсудимый, почему Вы оспариваете массу взрывчатого вещества, если экспертиза учитывает то расстояние, которое указываете Вы?»
Квачков начинает методично, по кирпичику разбирать бастион сомнений прокуренка: «В экспертизе сказано, что если расстояние от места взрыва до «девятки» Вербицкого было десять метров, то масса взрывчатого вещества может составлять 3,5 кг тротила, а если расстояние было 15 метров, то мощность взрыва была 11 кг. Я исхожу из реального местонахождения машины — не больше четырех метров от эпицентра взрыва. Пользуясь теми же формулами расчета, что и экспертиза, легко находим искомое — максимум 500 грамм тротила против бронированной машины Чубайса, которой нипочем и 15 килограммов тротила».
Колоскова: «Подсудимый, почему Вы так часто общались с Иваном Мироновым?»
Квачков: «У меня была идея использовать в своей диссертации наработки Ивана по продаже Аляски, что являлось темой его диссертации».
Колоскова: «Еще на какие темы Вы разговаривали с Иваном Мироновым?»
Квачков: «Вопросы касались его отца».
Колоскова: «Сколько телефонов было у Ивана Миронова?»
Квачков: «Я думаю, два или три. По крайней мере, один для своих, один общий».
Колоскова: «Назовите номер, по которому Вы с ним связывались».
Квачков: «Вы это серьезно? С Вами все нормально?»
Судья прерывает блиц-опрос требованием к Квачкову: «Ответьте: помните или не помните. Что устраивать представление».
Но представление как раз устраивает прокуренок Колоскова. Причем очень захватывающее: «Какие объекты Вы посещали на улице Василия Петушкова?»
Квачков изумленно: «Я даже не знаю, где находится эта улица».
Знает Колоскова: «Рядом с Походным проездом».
Но если Колоскова знает такое, то Квачков справедливо решил, что тогда она знает все и резонно интересуется: «А что я там делал?»
Колоскова поясняет: «Там Ваш телефон засечен базовыми станциями».
Квачков: «Засечка базовых станций не означает, что я там был. Мог ехать мимо».
Колоскова диктует: «2 октября 2004 года 12:10, 13 октября 10:03, 19 декабря 13:16… В эти дни ваш телефон был зафиксирован базовой станцией на улице Василия Петушкова в данном районе Москвы. Что Вы там делали в эти дни и часы?»
Ну, какое отношение имеет к покушению на Чубайса передвижение Квачкова по Москве, да еще в октябре, когда дело имеет строго ограниченные временные рамки: ноябрь 2004 года — 17 марта 2005 года?! Но Колоскова продолжает шпарить по распечатке телефонных соединений: «Какие объекты Вы могли посещать на улице «проспект Вернадского»?»
Квачков: «Ведомство «Альфы» там расположено, Военная Академия Генштаба…».
Колоскова: «О чем Вы разговаривали с Иваном Мироновым 18 октября в 23:45 либо 21 октября в 22:24?»
Квачков: «Вопрос за рамками здравого смысла».
Колоскова в отместку с издевкой: «Могли обсуждать его научную работу?»
Квачков: «Думаю, в это время мы обсуждали с ним другие вопросы».
Кажется, Колоскова вышла на ключевой вопрос: «Если Вам была интересна научная работа Миронова, можете сказать, подсудимый, когда была продана Аляска?»
Зал суда охватило предвкушение сенсации. Покушение на Чубайса, оказывается, связано с продажей Аляски. Иначе бы прокурор таких вопросов не задавала.
Квачков охотно соглашается посвятить прокуренка Колоскову в тайны международной дипломатии Российской Империи времен Александра II: «Где-то с 61-го года XIX века этот процесс начался, но Аляску не сразу продали, лет через шесть-семь. Сначала умышленно обанкротили Российско-Американскую кампанию…».
Колоскова кивает: «Достаточно».
Иван Миронов с азартом студента, вытащившего счастливый билет: «Можно мне ответить, если это так сильно интересует прокуратуру?»
Но судья Пантелеева дискуссию о продаже Аляски пресекает на корню, не дав прокуратуре обнажить связь покушения на Чубайса с продажей Аляски (но ведь есть же связь!), коли прокуратура этим так живо интересуется.
Блиц-допрос завершен, прокуренок привычно нырнула под мышку Каверина, но подсудимого не отпускают. Вопрос от присяжных: «Куда делись лопаты?»
Квачков: «Одна — в прихожей, другая — в гараже, третья — в хозблоке…».
Второй вопрос: «Оспариваете ли Вы или не оспариваете причинение повреждений автомашинам в событиях, имевших место 17 марта 2005 года?»
Квачков, похоже, обрадовался первому дельному вопросу по существу за целый день его маяты за трибуной: «Я не оспариваю то, что машины были повреждены. Я оспариваю сам факт, что это было действительно покушение на Чубайса. Если бы это действительно было покушение, то «девятку» Вербицкого разметало бы по дороге, а так у него только уши заложило».
Последнюю, трагическую ноту внесла в допрос адвокат Михалкина: «После 17 марта Вам что-либо о судьбе Вашего сына Александра известно?»
Квачков глухо: «Известно. Вот заметка в газете «Московский комсомолец» от 19 марта 2005 года: «Вчера был задержан старший сын полковника Квачкова Александр Квачков. Милиционеры взломали дверь его квартиры». Утром 20 марта 2005 года меня подняли из камеры, показали эту заметку и сказали: «Ваш сын задержан, спрашивает, что делать?» Я просил ему передать: пусть говорит правду. После этого мой сын исчез».
Судья привычно пресекает нежелательные сведения: «Уважаемые присяжные заседатели, оставьте без внимания слова подсудимого о том, что сын Квачкова Александр исчез»…
Обвинение утверждает, что у подсудимых были сверхзвуковые машины (Заседание пятьдесят третье)
Допрос историка и писателя Ивана Миронова до последней минуты сохранял интригу неизвестности. Показания Квачкова, Яшина, Найденова прокуратура знала по прежним трем судебным процессам. Миронов же оставался загадочным белым пятном, так как не давал показаний на следствии и не участвовал в первых трех процессах.
Допрос начался с вопроса адвоката Ирины Чепурной: «При каких обстоятельствах Вы познакомились с Квачковым Владимиром Васильевичем?»
Миронов: «Мои родители дружили с Квачковыми».
Чепурная: «Пересекались ли Вы в общественной деятельности с Квачковым?»
Миронов: «Не пересекались, поскольку Владимир Васильевич входил в Военно-Державный союз под руководством Ивашова, а я — в исполком Конгресса Русских общин под председательством Глазьева».
Чепурная: «Какие взаимоотношения были у Вас с Александром Квачковым?»
Миронов: «Общались редко. Саша жил своеобразной жизнью. Работал охранником, книг не читал, интересовался только футболом, большой любитель пива. Владимир Васильевич хотел, чтобы я немного подтянул Александра, убедил его получить заочное образование. Саша использовал заинтересованность отца в нашей дружбе в своих интересах, иногда прикрывался мной, когда надо было оправдаться перед отцом за пикники на даче. С кем там гулял Саша, не знаю. С его друзьями и подругами не знаком».
