Ветер плодородия. Владивосток - Николай Павлович Задорнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Муравьев с мукой и пушками плыл на генеральской барже по Амуру и не думал о таком успехе! Он помнил, когда все мучились в 56-м году, он уморил тысячу людей голодом и думал, как бы опять того же не случилось, и боялся. И вдруг навстречу ему суда китайцев с флагом амбаня. Маньчжуры сами ему все предложили! Возьмите берег моря, чтобы англичане его не взяли, закройте нас. На суше мы от них защитимся, а на море не можем, так как англичане морской народ и по суше ходят плохо, как пингвины, могут только по воде. Там их Китай всегда победит, а вы только обороняйте море новыми кораблями. Так всю славу за Амур схватил Муравьев. А в этих же газетах есть сообщение из Китая, что Путятин подписал другой трактат с Китаем в Тяньцзине. И это. Юлинька, важней, чем трактат Муравьева! Но Путятин уже получил графское достоинство за Симодские переговоры с японцами, которым он подарил, хотя и временно. Сахалин и часть наших Курил. Даже его нельзя сделать дважды графом Российской империи. Такого звания пока нет. Значит, графом должен быть я. Хотя я служу верно и преданно, а соглашаться с высочайшим повелением не могу и не скрою этого, указ о возведении Муравьева добыт неправдой… А ты скажешь, что же дает теперь графское достоинство, когда крепостное право скоро отменится и законы будут другие? Нельзя же одарить графа деревнями и крепостными.
Но я, Юличка, служу не за деньги и не за рабов, а из преданности государю и идее бескорыстно. Хотя при графском титуле дается изрядный пенсион пожизненно, с правом передачи детям, а им будет легче учиться. Но во-первых, мне этого не надо, а во-вторых, никакая перемена законов и власти выгод не отменит! А я тебе. Юличка, скажу… скажу, за что дали Муравьеву графа. Он к делу мало имел касательства, но знаю, что он писал рапорты в Петербург из Иркутска, что все совершил он сам. Но я больше узнал из писем надежных друзей. Муравьев приехал в Петербург с Амура и сам попросил государя: «Ваше величество, дайте мне графа, тем более как вы, ваше величество, дали Путятину ни за что». Его величество сказал: «За что же тебе графа. Муравьев?» — «За мои подвиги и в исполнение желания покойного государя, незабвенного нашего Николая Павловича». Александр вспомнил сам. А дело было. Юлинька, так. Ведь Муравьев, перед тем как его назначили в генерал-губернаторы, женился в Париже на французской графине Де-Ришемон, на милейшем ангеле и друге нашем с тобой, Екатерине Николаевне, как ты ее знаешь. И что же? Оказалось, что французы возмутились, что отпрыск захудалого рода из России смел жениться на представительнице графского рода. Тогда государь повелел — дать Муравьеву графа, чтобы стал ей ровней. Так что это звание он добыл не в честном бою против французов под Севастополем, а с французской графиней в кровати. Да, да, и ты мне прости это выражение! Он еще тогда выпросил и получил обещание. А теперь Муравьев все сам напомнил и заявил, чтобы графа ему дали. Государь вспомнил, что так все было и что еще Николаем Павловичем дано повеление: при каком-нибудь, хоть самом малом и ничтожном, случае, если Муравьев хоть как-нибудь выкажет себя, то возвести. Но как правительство и министры ни старались и ни искали случая — никак нельзя было дать Муравьеву графа. Вспомнив все это, его величество решил, что теперь, когда конгресс состоялся и мир подписан, надо упрочить отношения с Францией. Действительно, французам было обещано, что неравные браки мы не одобряем. Государь повелел — дать Муравьеву графа, выслугу и пенсион, наградить, обласкать и отпустить в Париж. В отпуск на год, куда он и едет. Юлинька, с женой к ее родным. Так мы всегда утешаем иностранцев и своих противников, а заслугами русских пренебрегаем!
Юлия Егоровна знала силу простого ума своего мужа. Когда у него не было настоящего государственного дела, которое он исполнял быстро, энергично и безупречно, как в мирное время, так и на войне, командуя и сражаясь бесстрашно, то он волей обстоятельств становился, как сегодня, талантливым автором юмористических рассказов про тех, к кому мало имел симпатии. Она прощала его.
— Ты у меня урожденная баронесса, и мне тогда тоже следует дать барона. Но бароном может быть только прибалтийский немец, как твои предки по батюшке, или перешедший в русскую службу из Европы австриец или пруссак, или еврей-финансист. А мне, как русскому человеку, барона не дадут. Поэтому, Юлинька, мне следует графа… И что же мне делать, как ты полагаешь? Я докажу, что я открыл Амур, а они загребают жар чужими руками. А кто такой Муравьев? Ох, Юлинька, китайцы знали, что делали, когда они раскидали по границе на Амуре в казачьих станицах и волостных управлениях подметные письма. Там прямо пишется, чтобы не верили Муравьеву, что он татарин, инородец и враг России, враг для всех русских. Китайцы, Юлинька, веками будут благодарить тех, кто не признает Муравьева. Китайцы просят наших казаков, посланных жить на Амуре, убедить Муравьева, чтобы он их не обманывал, как и Россию. Поверь, Юлинька, что это станет известно, Муравьеву, как инородцу, не поставят никогда памятника в Москве. А китайцы найдут у нас много союзников и теперь, и в будущем! Им что-то, видно, известно про предков Муравьева, чего мы не знаем, а сам он клянется в верности России, хотя род его уже десятки поколений в русском дворянстве. Или ты думаешь, что я своего не добьюсь, останусь отставным адмиралом, который до гроба распространяет измышления? Но я, может быть, переберу свои бумаги и найду какой-нибудь документ! Так я вызову из Одессы фотографа, и он снимет меня у карты Амура, и мой палец будет указывать на устье реки. И таким образом я лучше всего докажу свои права. Я понимаю. Юличка, все, что я говорю,
