Ослепительный цвет будущего - Эмили С.Р. Пэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне нужно бежать! Прощай, Ли.
Я смотрю на нее. Ее голова, руки и ноги, все тело – устойчивые и яркие на фоне рассыпающегося, потрескавшегося мира.
Она улыбается.
– Увидимся!
Пока она отходит, я замечаю, как тихо она двигается; так незаметно и легко, что разбитая земля не издает ни звука у нее под ногами.
Я включаю телефон. Писем от папы нет. Большим пальцем я тяну экран вниз, чтобы обновить страницу.
Ничего.
Еще раз обновить.
Звук нового сообщения. Я выпрямляюсь; дерево скамьи предательски скрипит. Но когда письмо загружается, то оказывается, что оно не от папы.
КОМУ: [email protected]
ТЕМА: (без темы)
Я решаю было не открывать письмо, потому что до сих пор не знаю, что думать про его последнее сообщение. Но любопытство берет верх. Оказывается, это еще одно письмо без текста. Только картинка – нарисованная им акварель, я сразу узнаю его стиль.
Но не могу вспомнить, когда он мог так меня запечатлеть.
Потому что на рисунке я сижу, свернувшись калачиком, на его пыльном твидовом диване, в его любимом худи и обнимаю гигантское ведро попкорна; выражение моего лица искреннее, смеющееся, сияющее. Прядь в волосах голубого цвета, но это ни о чем мне не говорит – я тысячу раз красила ее голубым.
Есть что-то невероятно интимное в том, как он меня изобразил: мягкие и чувственные цвета; осторожные штрихи, подчеркивающие изгибы моих бедер и черты моего лица.
В щеки ударяет жар, когда я думаю о том, как пристально он смотрел на меня, будто его кисточки были руками, изучившими каждый сантиметр моего тела.
Я скучаю по нему. Скучаю по тому, как все было раньше. Скучаю по тому, как можно было сидеть рядом и ощущать тепло его тела, аромат его шампуня. Дразнить его. Угадывать каждую его мысль по едва заметному вздрагиванию губ или блеску в уголках его глаз. Я скучаю по легкости и теплу. И по нашей истории. По всему тому, что делало нас нами.
92
Весна, десятый класс
Где-то внутри меня таилась надежда, что со сменой сезонов и увеличением светового дня все остальное растает со снегом. Например, мамино плохое настроение, которое, казалось, было обусловлено запахом воздуха в той же степени, что и ее мигренями. Или неловкость в отношениях с Акселем, которая так никуда и не делась с Зимнего бала.
Но стало только хуже. Теперь мне казалось, что я не могу забежать домой к Морено без особой на то причины. Я видела Акселя только на уроках рисования, а Лианн теперь обедала с нами за одним столом, так что и обедом я больше насладиться не могла.
Все свободное время я тратила на подготовку портфолио – еще ни один проект не занимал в моей жизни так много места. Я работала до позднего вечера и часто засыпала прямо поверх мелков, а просыпалась вся в пятнах и черной пыли. Я углубилась в самые недра изображений, пока не начала вдыхать угольную пыль, следующую за моими осторожными пальцами, пока перед глазами все не смешалось в мазки черного и серого.
Суставы пальцев повторяют формы таких вещей, которые я никогда даже не пыталась запечатлеть на бумаге. Осторожные линии маминой депрессии. Затененная обида на папу. Негативное пространство пробелов и пустот нашей семьи. Дерзкое, тягостное желание, которое я испытывала к Акселю.
Я сделала по несколько черновиков на каждую тему, оттачивая штрихи, меняя освещение и тени, смещая фокус. Чтобы подать заявку, мне нужны были всего три сильные работы, выборка из гипотетической серии рисунков. Три работы. Казалось, это стало моей новой мантрой. Всего три хорошие работы.
Я вынырнула из пучины угольных мелков и бумаги как раз в тот момент, когда закипел весенний воздух. Поменяла халат на майку и шорты и впервые за долгое время вновь оказалась в подвале у Каро.
– Ты случайно не разговаривала с Акселем? – спросила я.
– Было дело, – сказала Каро. Она сидела на табурете и ковырялась в настройках старого фотоаппарата. – Вы двое странно себя ведете.
– Да уж.
– Может, тебе стоит поговорить с ним? – спросила она.
– Не уверена, что он этого хочет. Он не любит выяснять отношения. – Я делала быстрый карандашный набросок Каро и ее длинного торса, склонившегося на высоком табурете, но она пошевелилась, и освещение изменилось. Я перевернула страницу.
– Все равно попробуй.
Я пожала плечами, хотя Каро всегда оказывалась права в таких случаях.
– А у вас с Чеслин как дела? – спросила я. Потом поняла, что мой вопрос звучит так, будто я сравниваю себя и Акселя с Каро и Чеслин. Только вот мы с Акселем были всего лишь друзьями с какими-то дурацкими периодическими намеками на чувства. Я прикусила щеку изнутри, надеясь, что она ничего не заметила.
– У нас все хорошо, – взбодрилась Каро. Она улыбнулась, слегка обнажив зубы. – Мы решили, что готовы… Ну, знаешь, пройти весь путь до конца.
– Ого! – воскликнула я.
– Я волновалась, что мы перерастем друг друга. Такое ведь иногда случается.
Я никак не могла понять, намекает ли она на наши с Акселем отношения, но это предположение меня разозлило. Мне не понравилась мысль, что однажды может случиться так, что мы с ним не будем нуждаться друг в друге.
Я нуждалась в нем. Гораздо больше, чем он подозревал.
– Но у нас все классно, – продолжала Каро. – Так классно, что даже немного страшно.
– В смысле страшно?
Каро пожала плечами.
– В том смысле, что наши отношения – это награда за смелость делать то, чего мы обе по-настоящему хотим, но важно оставаться смелыми до конца.
Я одновременно порадовалась за нее и расстроилась из-за себя. Я никогда не рассматривала «смелость» в контексте отношений. Вот чего мне не хватало: я никогда не была достаточно смелой, чтобы признаться Акселю в своих чувствах.
– Слушай, а что там с портфолио, с которым тебе помогал Нагори? – спросила Каро.
– Вот буквально только что подала заявление.
– Здорово! Я и не знала, что ты закончила.
– Я уже начала сомневаться, что успею, – сказала я. Это была правда. Дедлайн наступил несколько дней назад, а в прошедшие месяцы я потеряла кучу времени. Но в конце концов я нашла в себе силы и мотивацию, только вот приходилось делать перерывы, когда дома был папа. Пришлось убирать рисунки под кровать и стараться
