Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее - Джозеф Хенрик

организации в не затронутых войной деревнях. Опыт войны укрепил просоциальные групповые нормы и привел к тому, что общинные организации стали более многочисленными и энергичными.

Как война могла оказать такое просоциальное воздействие?

Сотни тысяч лет межгрупповая конкуренция распространяла невероятно разнообразные социальные нормы, которые усиливали у групп стремление защитить свои сообщества, создавала сети распределения риска, позволявшие совладать со стихийными бедствиями вроде засух, наводнений и голода, воспитывала умение делиться пищей, водой и другими ресурсами. Поэтому со временем выживание отдельных людей и их групп все сильнее зависело от соблюдения социальных норм, благоприятных для группы, особенно во время затяжных войн, голода или долгих засух. В таком мире культурно-генетическая коэволюция, вероятно, благоприятствовала психологической реакции на межгрупповую конкуренцию, в том числе на угрозы, требовавшие, чтобы группа сплотилась ради выживания. При такой угрозе или в обстановке, когда такие угрозы возникали часто, межгрупповая конкуренция благоприятствовала культурным практикам, которые предполагают более пристальное наблюдение за отдельными людьми и особо суровые наказания за нарушение норм, что подавляет растущий соблазн нарушить нормы (например, не делиться пищей во время голода). Когда группе что-то угрожает, санкции в виде остракизма, физических наказаний и смертной казни становятся суровее, а это, по-видимому, способствует эволюции автоматического и бессознательного врожденного стремления крепче держаться социальных норм своей группы, в том числе ее убеждений, ценностей и мировоззрения. Следовательно, любые указания на межгрупповую конкуренцию должны заставлять нас сплачиваться и отождествляться со своей группой, а также строже придерживаться норм. Если мы строже придерживаемся норм, то, с одной стороны, тщательнее их соблюдаем, а с другой — сильнее осуждаем их нарушение[317].

Историки давно заметили, что война влияет на нашу просоциальную мотивацию, а теперь несколько исследований, в том числе упомянутое непальское, нашли этому веские доказательства, изучив чудовищные квазиэксперименты, которые и сегодня идут по всему земному шару. Мы еще отнюдь не готовы это четко сформулировать, однако очевидно, что война оказывает долгосрочное психологическое воздействие, соответствующее тому, чего можно ожидать у культурного вида, который эволюционировал в мире, раздираемом межгрупповыми конфликтами.

А теперь отправимся в Грузию и в Сьерра-Леоне — на Кавказ и в Западную Африку.

Экономисты Михал Бауэр, Юли Хитилова и Алессандра Кассар (а затем и я) решили выяснить, не сказывается ли опыт войны сильнее на детях, чем на взрослых. Это хороший вопрос, поскольку многие социальные нормы усваиваются именно в возрасте 6–12 лет и в юности. Кроме того, исследователи задались вопросом, чему, собственно, способствует война — просоциальности вообще или солидарности внутри группы. Иначе говоря, не создает ли война предвзятость, заставляя лучше относиться к членам своего сообщества и хуже — к тем, кто находится вне твоей социальной сферы? Чтобы это изучить, исследователи провели серию экспериментов с детьми в возрасте от 3 до 12 лет в Грузии спустя полгода после вторжения России в 2008 году и со взрослыми в Сьерра-Леоне спустя десять лет после кровопролитной гражданской войны. Следует отметить, что многие взрослые испытуемые из Сьерра-Леоне во время войны были подростками или даже детьми. И там, и там воздействие войны на эти популяции было, в сущности, случайным, что позволяет считать происходившее своего рода естественным экспериментом. По результатам опросов наша команда разделила участников на три категории в соответствии с тем, насколько сильно повлияла на них война. Вот эти категории: (1) те, на кого война повлияла сильнее всех (например, им пришлось покинуть дома, у них погибли родственники), (2) те, на кого война повлияла не так сильно (родственники были ранены), и (3) те, кого война затронула меньше всего[318].

Чтобы легче было изучать детей, мы провели простые эксперименты, предлагая детям выбрать один из двух вариантов. Например, экспериментальная игра под названием “Дорогостоящий дележ” требует, чтобы участники либо (а) оставили себе два, а партнеру дали ноль, либо (b) оставили себе один и дали партнеру один (дележ 50/50). Кроме того, экспериментаторы меняли тип партнера: это мог быть член своей же группы или кто-то из другой группы. У грузинских детей членом своей группы мог быть одноклассник, а членом другой группы — школьник из другой грузинской школы, находившейся где-то далеко. В Сьерра-Леоне членом своей группы был односельчанин, а членом другой группы — житель какой-то далекой деревни, но тоже из Сьерра-Леоне.

Результаты показывают, что военный опыт особенно сильно сказывается на социальных навыках в окне развития, которое открывается примерно в 6–12 лет, в среднем около 7 лет, и остается открытым до юношеского возраста, примерно до 20 лет. Если военный опыт пришелся на эти годы, он обостряет мотивацию человека придерживаться своих эгалитарных норм, но только для своей группы. То есть те, у кого военный опыт был особенно тяжелым, делали более эгалитарный выбор, скажем, поровну делились в игре в “Дорогостоящий дележ”, однако лишь при взаимодействии с членами своей группы. Но главное — этот эффект сохраняется как минимум в течение десяти лет после конфликта. Напротив, на обращение с далекими незнакомыми людьми военный опыт никак не влияет — конечно, при условии, что эти далекие незнакомцы не принадлежали к группе агрессоров.

Вне этого окна развития (7–20 лет) результаты получились другими. Те, кому было уже за двадцать, тоже были склонны относиться к членам своей группы более эгалитарно, но лишь ненамного. Так что окно не закрывается, а просто существенно сужается. А у детей младше семи лет эти эксперименты вообще не выявили эффектов войны.

Эти войны в Азии, Европе и Африке — не единичные случаи, не экзотические конфликты. Исследования последствий войны проводились и в Бурунди, и в Уганде, и в Израиле, и при этом применялись и поведенческие игры, и данные опросов, например, по голосованию и вовлеченности в общинную жизнь — и картина везде получалась одинаковая[319]. В совокупности описанные находки наводят на мысль, что опыт Второй мировой войны, пришедшейся на это окно развития, вероятно, сформировал Величайшее поколение Америки, поскольку воспитал у этих людей преданность своей стране и активную общественную позицию, которые сохранились у них на всю жизнь[320].

В целом под угрозой катастрофы, когда нет никакой уверенности в будущем, люди склонны сильнее держаться за социальные нормы своего сообщества, в том числе за ритуалы и веру в сверхъестественное, поскольку именно эти социальные нормы издавна позволяли человеческим сообществам держаться вместе, сотрудничать и выживать.

На протяжении столетий и тысячелетий культурная эволюция, зачастую поддерживаемая межгрупповой конкуренцией, создавала социальную среду, насыщенную социальными нормами, которые влияли на самые разные сферы жизни от браков, обрядов и родства до обмена, обороны и ценностей, связанных