Дизайн детства. Игрушки и материальная культура детства с 1700 года до наших дней - Коллектив авторов -- Искусство

часто казались смешными и «словно бы настоящими» те статуэтки и фигурки, которые, по мнению экспертов, «едва ли были похожи на людей»[801].

Вопреки обывательским предпочтениям, специалисты высоко ценили резиновых, целлулоидных и матерчатых кукол. Они считались симпатичными и развивающими воображение. Несмотря на то, что кукол рекомендовали девочкам, мальчики тоже любили их и играли с ними. Сделанные по европейским образцам, эти куклы не были похожи на традиционные китайские статуэтки: по-китайски их даже называли «иностранный младенец». Если в 1880-х годах впервые завезенные в Китай европейские куклы воплощали собой «иностранность», то к 1930-м годам импортные и отечественные целлулоидные куклы стали символом моды и статуса. Поскольку целлулоид был химическим материалом, то он служил доказательством прогресса китайского производства. В такой кукле экзотика сочеталась с очарованием современности. Возможно, этим объясняется тот факт, что целлулоидные куклы часто появлялись во взрослых журналах (ил. 14.2).

Во множестве такие иллюстрации появлялись на страницах популярного журнала «Искусство и жизнь». Например, на иллюстрации, популяризирующей достижения промышленности, мы видим пупса, окруженного различными целлулоидными игрушками: он явно изображает взрослого человека, пользующегося «взрослыми» предметами. Эксперты наверняка одобрили игрушечных животных на картинке за их привлекательность, а может быть, даже за оригинальность. Разумеется, именно так и преподносили их производители, хотя по-настоящему новым был только материал. Требовался «новый и оригинальный» художественный дизайн правильных игрушек. Однако оригинальность и новизна большинства из них оставались весьма неясны, таинственной были и их связь с осуждаемыми «китайскими игрушками».

Ил. 14.2. Предметы, с которыми любит играть пупс. Фабрика целлулоидных изделий Чжонгсин. Meishiu Senghuo. № 6. 1934

Наиболее подходящими для развития воображения, творчества и способности к сотрудничеству (обязательных качеств «нового» ребенка) считались кубики. С древних времен в Китае существовали игрушки, подобные кубикам, — к примеру, пазл из семи фрагментов, который в Европе называется «танграм», и родственный ему пазл из пятнадцати фрагментов, из которого можно было собрать еще больше различных сочетаний. Хотя специалисты и поместили оба этих пазла среди «немногих» правильных китайских игрушек (и даже рекомендовали танграмы за сходные с кубиками образовательные качества), все же о похожести кубиков и танграмов китайские педагоги говорили редко — в отличие от Хедленда, который задолго до них расхваливал «пятнадцать волшебных кубиков», а также говорил, что среди китайских игрушек «много тех, которые имеют аналоги на Западе»[802].

Интерес детей к игрушечному транспорту, например к кораблям, взял на вооружение педагог Чжан Цзюжу. Он усмотрел в этих игрушках потенциал для улучшения китайской коммуникационной системы[803]. Считалось, что дети/граждане должны разбираться в науке и технике, ведь им предстояло двигать Китай навстречу будущему и развеивать «предрассудки», которые якобы скрывались за масками и статуэтками богов, персонажей легенд и сказок. Поезда, машины, корабли, паровозы, дирижабли и самолеты могли, по мнению экспертов, развить в ребенке знания и научное мировоззрение. В основном это были новые игрушки, привезенные из-за рубежа, хотя игрушечные лодки появились в китайском искусстве еще во времена династии Сун (960–1279)[804]. И все же эксперты не стали причислять игрушечный транспорт к тем «немногим» традиционным китайским игрушкам, которые были «правильными» и имели, по их мнению, «научную» ценность. Зато в этот список вошли неваляшка, бамбуковый вертолет[805] и зоотроп[806] (с бегущей лошадью). Такие игрушки рекомендовали детям для знакомства их с понятиями центра тяжести, реактивной силы и воздушных течений.

Итак, хотя старый Китай вроде бы и был суеверным, все же в нем тоже оказалось несколько «научных» игрушек. Но они нисколько не могли искупить стереотип о вреде «китайских» игрушек. По мнению экспертов, они задерживали интеллектуальное и телесное развитие ребенка, потому что (якобы) были статичными. Иными словами, они не двигались, не меняли форму (как кубики или мячи) и не менялись со временем. Иногда эти обвинения касались бумажных и глиняных игрушек, иногда — просто всех «китайских игрушек». В этих обвинения всегда имплицитно присутствовал конструкт «плохой» традиции: выхолощенная культура выпускает статичные «консервативные» игрушки, которые, в свою очередь, воспитывают вялую личность. Омоложенный Китай, наоборот, будет крепким и гибким как телесно, так и духовно.

Инертность и статичность китайских игрушек, якобы связанные с ними суеверия — у всех этих обвинений были скрытые дискурсивные цели. Ведь множество неизменно существовавших с древних времен китайских игрушек (волчки, воланы[807], воздушные змеи) все же считались способствующими подвижности. Иногда эксперты относили эти игрушки к китайской традиции, так что они одновременно оказывались и подвижными, и инертными. Но с правильными подвижными игрушками (резиновыми мячами, лошадками, игрушками-каталками) такого парадокса не происходило, хотя мяч (впрочем, вероятно, не резиновый) существовал в Китае еще за несколько столетий до того, как в XII веке художник Су Хань-чэнь запечатлел мальчишек, играющих в мячик. Также в период правления императоров были в Китае и каталки[808], и лошадь-качалку тоже следует отнести к традиционным игрушкам. На свитке конца XIII — начала XV века мы видим музыкальные игрушки и горку (ил. 14.3).

Ил. 14.3. Неизвестный китайский художник XIII–XV веков. Дети, играющие во дворцовом саду. Вертикальный свиток. Чернила и шелкография

Возможно, современные лошадки выглядят иначе, чем изображенные на иллюстрации. Но возникает вопрос: принципиальны эти отличия или современная лошадка — это просто модернизированная версия старой игрушки?

В 1933 году пособие «Игрушки и воспитание» пишет, что высокомерные семьи презирают игрушки отечественного производства, которыми играют дети из бедных семей (например, воланы). Вместо них они предпочитают игры с мячом, потому что он «иностранный», а стало быть, хороший[809]. И хотя этот спор довольно сомнителен (из отчетов мы видим, что китайским воланом играли дети из разных сословий), все же косвенным образом эта история указывает на важное обстоятельство: дискурс правильных и новых игрушек держался на избирательном восстановлении традиций. Поскольку мяч сам по себе не был ни новым, ни иностранным, а лишь подавался в качестве такового, высокомерными стоит назвать не родителей, а экспертов. Ведь именно они называли китайские игрушки отсталыми и инертными — и тем самым нечаянно, а иногда и намеренно, приравнивали современные «правильные» игрушки к иностранным.

Итак, границы между новыми и старыми, местными и иностранными, правильными и неправильными игрушками часто были размытыми. Попробуем расшифровать экспертные суждения, которые кажутся парадоксальными. Мы начнем с проблематики народных игрушек, затем перейдем к «китайским» игрушкам и к вопросу о том, что их оценка и признание осуществлялись выборочно.

Когда критика была направлена не на «китайские игрушки» в целом, а на конкретные образцы, ее мишенью