Дизайн детства. Игрушки и материальная культура детства с 1700 года до наших дней - Коллектив авторов -- Искусство

(так и не проясненным) склонностям китайских детей, поставили на поток все, что соответствовало категории «правильности», начиная с деревянных кубиков и заканчивая целлулоидными куклами, резиновыми мячами и железными машинками. В большинстве своем эти игрушки были не новыми в прямом смысле слова, а скорее новыми версиями старых вещей. Их изготовление было приведено в соответствие духу времени, и теперь они знаменовали собой прогресс. В то время как фабриканты влияли на экспертный дискурс, художественные мастерские и уличные торговцы стали влиять на форму современных игрушек. Несмотря на все причитания об исчезновении игрушек ручной работы (как, например, в фильме «Маленькие игрушки»[821]), на деле таких игрушек становилось все больше. Лавочники мастерили из бросового материала игрушечную мебель[822], а среди изделий знаменитых умельцев из провинции Уси[823] появились новые товары: теперь, кроме традиционных оперных персонажей, на прилавках можно было встретить фигурки студентов и героев мультфильмов (например, Бродягу)[824],[825].

Знаменитый педагог Чжан Сюэмэнь одобрял фабричные игрушки и некоторые из новых, сделанных вручную[826], однако другие эксперты китайские игрушки критиковали. По их мнению, за производством правильных игрушек должны были следить люди, которые занимаются образованием, а не получением прибыли. Согласно элитистским и эволюционным представлениям, изготовлением игрушек должны были заниматься компетентные профессионалы, которые отбросили бы «старые способы» производства и, что самое главное, действовали бы сознательно (суть сознательности определялась экспертами). Торговцы, художники из мастерских, фабриканты, якобы недостаточно внимательные к значению игрушек, по определению не могли производить правильных вещей.

Именно неудовлетворенность «коммерческими» игрушками заставила педагога Шао Минцзю основать Общество детских китайских товаров. В 1935 году он объявил, что к товарам, распространяемым обществом, относятся дидактические карточки, фигурки оперных персонажей и «разные прочие игрушки»[827]. Эта история демонстрирует всю неопределенность и размытость понятия новой правильной игрушки в дискурсе экспертов. Оперные персонажи, к которым ранее относились с презрением из-за их «нереалистичности», стали теперь признаком «китайскости». В 1930-х годах идеальными игрушками стали считать те, что обладали национальными («миньцзу») чертами.

Понятия игрушки и «силы нации» долгое время были дискурсивно переплетены, причем не только в рамках широких республиканских кампаний патриотического потребления, но и в том, что касалось национальной идентичности детей. Хотя схожая озабоченность была свойственна и другим культурам, но в Китае она касалась самого процесса национального возрождения, фундаментом которого должны были стать дети. Поэтому и детей, и родителей безжалостно вынуждали покупать «национальные» товары («гохо»), то есть те, которые были сделаны в Китае. С 1912 года все инстанции, от министерства образования до «Женского журнала», утверждали, что импортные вещи порождают любовь ко всему иностранному и распространяют иностранные знания, а это угрожает детскому патриотизму и китайской идентичности. Поэтому все воспитательные предметы — будь то куклы или транспорт — должны быть произведены в Китае[828]. Влиятельные специалисты по раннему детскому развитию, в том числе Чжан Цзунлинь (между прочим, ругавший многие «китайские» игрушки) и основатель деревенских детских садов Тао Синчжи, наоборот, настаивали, чтобы большинство импортных игрушек и их отечественные реплики были заменены на вещи, сделанные китайскими инструментами по китайским образцам[829].

Идея, что «воссоздание» зарубежных игрушек — недостаточный шаг, широко распространилась в 1930-е годы. Теперь в сферу национальной идентичности попали не только дети, но и сами игрушки. Некоторые эксперты допускали имитацию «хороших» иностранных игрушек. Другие считали, что игрушки должны быть исключительно местного производства («гохо») и, кроме того, этнически китайскими («миньцзу»). Понятие «миньцзу», которое переводится как «нация», «этническая группа», «раса», «народ», — комплексное. В него входят и этнические, и расовые, и культурные признаки[830]. В данном случае «миньцзу» означало, что игрушки должны соответствовать национальной ментальности, быть отчетливо «китайскими», а не «копиями» зарубежных товаров[831]. Тем не менее по-прежнему оставалось неясным, что отличает национальную китайскую ментальность (если не принимать в расчет случайные предложения сделать кукол для дошкольников похожими на китайцев[832], а также отсылки к китайским традиционным лодкам-драконам). Возможно, в этом и должна была проявиться обновленная «китайскость»: как утверждали эксперты, национальные черты «миньцзу» нужно было дополнить «прогрессивностью» и отсутствием «суеверий»[833].

В связи с этим возникало все больше вопросов к «китайскости» игрушек и их соответствию национальной идентичности, которой, как предполагалось, угрожает опасность. Ведь если современность и новизна «правильных» игрушек оказываются под сомнением, то сомнительны и их «китайскость» или «иностранность». Современные китайские игрушки часто оказывались «копиями» иностранных. Почему же тогда иностранные игрушки вредили «китайскости», а их почти идентичные копии нет? На деле схожесть «новых» китайских игрушек с иностранными и «национальная принадлежность» современных игрушек — все эти вопросы были надуманными. Импортные или китайские версии мячей, лошадок, кубиков и игрушек-каталок были, в сущности, преобразованными вариантами более старых игрушек. Все они были столь же иностранными, сколь и традиционно китайскими.

Якобы новый дискурс сложился на основе старинных доводов. Точно так же и «новые» игрушки вырастали из прошлого. Одним словом, современность не была столь уж новой стадией развития, какой ее пытались представить реформаторы.

Коммунистическая эпоха «правильных» игрушек для «потомков»

В «новом Китае», официально провозглашенном в октябре 1949 года, детям снова пришлось стать «новыми» и «полезными родине». Как и Советском Союзе[834], благополучие ребенка стало главной заботой государства. Несмотря на разницу нарративов, в начале коммунистической эпохи в Китае модель идеального ребенка не сильно отличалась от республиканской. Ребенка должны были питать «пять любовей»: любовь к родине, к народу, к труду, к науке и к народной собственности. Образование и саморазвитие должны были вырастить из них «продолжателей революции», полностью преданных коллективу[835].

По-прежнему считалось, что важную роль в воспитании играют правильные игрушки, особенно для дошкольников. Соответственно, и критики (некоторые из них высказывались еще в республиканскую эру), и государство стали источником нормативного дискурса об игрушках в прессе. Они же формировали представление о том, как должны проходить уроки и досуг. Большая часть «правильных» игрушек, а равно и тех добродетелей, которые они должны были развивать, не была совершенно новой. Главное отличие состояло в сильном акценте на любви к труду и коллективизму. И хотя в 1950 году реформатор образования Фу Баочэнь объявил, что дети «нового Китая» нуждаются в «новых» игрушках[836], было непонятно, как применить эту (старую) риторику на практике.

Основываясь на текстах педагогов, родителей и детей, опубликованных до 1960 года[837], мы поговорим о том, какие игрушки наиболее часто называли «правильными» для новых детей, последователей революции. Некоторые из них нужно было покупать, но многие, в идеале, должны были делать сами дети, родители