Борьба за трон. Посланница короля-солнца - Уильям Эйнсворт

Вместо спокойного счастья оказалось изгнание, тоска, безделье, беспокойная скука ветреной натуры, утомлённой однообразием давней связи. В одно и то же время она лдебила и ненавидела эти невольно жестокие вопросы и нескромности маленькой Аиссэ. Она занялась её воспитанием, заставляла её читать французские книги, и молодая невольница приводила всех в восторг своим скороспелым развитием. С душой и со вкусом она исполняла на клавесинах трудные пьесы и прелестно играла на маленькой арфе, заказанной графом по её росту.

Её очень занимала география, и она заставляла рассказывать себе о нравах и обычаях различных народов, особенно интересуясь Парижем, зная, что в один прекрасный день она увидит его. У неё даже была оптическая игрушка с раскрашенными видами городов и памятников Франции.

Они разговаривали о Париже, когда раздавшийся в сенях шум оружия янычар известил о приходе посланника.

Дверь отворилась, и появился граф Ферриоль, именно таким, как его рисовал художник Жувнэ: с угловатыми скулами, густыми бровями, суровым взором, широкой шеей, плоским подбородком — вообще угрюмой наружности. На нём был просторный мундир, разукрашенный орденами, сбоку висела шпага, ударявшая его по икрам в обтянутых красных чулках; задки его башмаков были высокие, как у наездника, на вороте рубашки красовалась лента, а на голове, согласно последней моде, был надет квадратный парик из конского волоса, напудренный добела, такой, как носили уже около двух лет в Париже, что заставляло пудрить и одежду, чтобы она не казалась загрязнённой.

Он разговаривал с сопровождавшим его мужчиной. Это был гравёр Ле-Гэ, которому он заказал богатое собрание эстампов, представляющее типы восточных народов, очень ценное в настоящее время. Позади посланника шли два янычара и несли громадную папку из зелёного сафьяна с посольским гербом и шифром.

— Эмили, — сказал посланник. — Представляю вам великого художника, г-на Ле-Гэ; он проведёт некоторое время здесь, чтобы произвести на месте нашу прекрасную работу восточных "типов; её изящные пробные листы вы уже видели.

— Действительно, сударь, — ответила она, — я уже оценила точность и тонкость вашего таланта и счастлива, что имею случай .поздравить вас.

Художник почтительно поклонился.

— Любезный Ле-Гэ, — сказал посланник, — надо вам представить мою маленькую невольницу Аиссэ. Не думаю, чтобы для начала серии наших восточных женщин вы могли найти тип красивее, правильнее и удачнее, чем эта очаровательная черкешенка. Оставляю вас; познакомьтесь с нею и изучите её, прежде чем нарисуете её портрет, — это существенное условие для достижения совершенного сходства. В портрете физическое сходство — аксессуары, главное — нравственное сходство.

— Вы думаете и выражаете мысли, как законченный художник, — заметил на это Ле-Гэ.

— Моя дорогая, — прибавил граф, обращаясь к г-же Фабр, — извините меня, что сегодня я не обедаю с вами. Вы останетесь с г-ном Ле-Гэ. В скором времени собирается совет по поводу важных известий, сообщённых мне депешей из Леванта, и очень вероятно, что меня долго задержат.

— Нет ли чего тревожного в этих известиях? — спросила она.

— Ничего нет, — удовольствовался ответить посланник, избегая настоятельных вопросов.

Потом, обернувшись к янычарам, которые принесли папку, он грубо приказал:

— Ну, негодяи, положите эту папку к ногам барышни и убирайтесь.

В то время как оба солдата бросились укладывать папку на подушку, смягчившийся граф поднял маленькую Аиссэ на руки и, поцеловав, сказал:

— Я думал о тебе, моя маленькая черкешенка, и вот для твоего праздника самые красивые картинки, какие только делаются от Босфора до Кавказа.

С минуту он перелистывал альбом вместе с нею: страницы были из шёлковой, затканной узорами материи, шёлковой грузинской ткани с вышитыми фигурами и армянской бумаги с миниатюрами, покрытыми позолотой. Но посланник очень торопился и, быстро поднявшись, сказал:

— Покидаю вас, меня ожидает совет.

И он вышел.

Ле-Гэ никогда не видал г-жи Фабр, ничего о ней не знал, даже её имени. Она была молода и красива, и потому он изо всех сил старался ей понравиться. Желая показаться как можно более любезным, он поспешил расхвалить Аиссэ её эстампы.

Они рассматривали эти любопытные страницы миниатюр бухарских художников, наброски Акхлати и астрономические фигуры, заимствованные из зодиака. На одной странице была представлена богиня в фиолетового цвета одеянии; из её шелковисто-чёрных волос выходило пламя, и она обладала тремя глазами, под её ногами лежал отброшенный ей тюлень; другой же, на брюхе которого красовалась голова тигра, находился пред её грудью. На следующей странице было изображение всадника, скитавшегося среди розовых гор, усеянных трёхлопастными цветами; над ним расстилалось ослепительно-лазоревое безоблачное небо. То встречались восхитительные по сложности и тонкости отделки цветные мозаики, изображавшие двери мечетей, окаймлённые тонкой сетью разноцветных арабесок. При каждом новом изображении маленькая Аиссэ хлопала в ладоши. Просто и завлекательно объяснил ей Ле-Гэ значение рисунков, и г-жа Фабр, заинтересовавшись его объяснениями, любовалась вместе с ними необычайной тонкостью мусульманского искусства.

— Их искусство привлекательнее самой страны и нравов, — сказала она.

— Константинополь, сударыня, как я вижу, не имеет счастья нравиться вам.

— Я до смерти здесь скучаю. Французская колония малочисленна; что же касается до проезжих французов, то они так редки, и людей чем-нибудь замечательных видишь не более двух в год.

— Вероятно вы видите всех посланников, отправляемых в эти страны его величеством Людовиком XIV? — спросил Ле-Гэ.

— Конечно. Не так давно проезжал здесь маркиз Пёти де Лакруа-сын, возвращаясь во Францию. Он рассказывал презабавные истории о поисках голландцев.

— Это правда, — сказал Ле-Гэ, — они скрывают от арабов поражения, нанесённые им его величеством, нашим королём Людовиком XIV, и повсюду рассказывают о своих победах. Но г-н Пёти́ де Лакруа обратил в ничто их ложь, и Франция многим ему обязана. Он сочинил для народов Малой Азии апологию «Солнце и Лягушки», на арабском языке; она представляет самую строгую сатиру на Голландию и пользуется столь значительным успехом, что нет такой цирюльни и перекрёстка, где бы её не рассказывали.

— Он очень любезный человек и красноречивый собеседник, — заметила г-жа Фабр.

— Но, сударыня, разве здесь ещё не говорят о прибытии французского посланника, которого, конечно, вы будете иметь честь принимать у себя? Он не заставит вас долго себя ожидать. Я только совершений случайно узнал о его приезде. С целью раздобыться особенно красивой точкой зрения на Эйум с моря я нанял каик, и мой лодочник, узнав по моему выговору, что я француз, рассказал мне, будто несколько часов тому