Борьба за трон. Посланница короля-солнца - Уильям Эйнсворт

горизонте своими хребтами с снежными вершинами, тогда как их склоны, покрытые радужной окраской самых нежных оттенков, исчезали в золотистых песках Келиса и Антакии.

Жан Фабр в сапогах, парадном мундире, круглой поярковой шляпе, с пистолетом за поясом оканчивал свои дела с комендантом порта. Увидев на мостике Мари́, он подошёл к ней. Она пожала ему руку; глаза её были полны восторга от восхитительной панорамы, развернувшейся пред нею от устья реки Оронта до Джихуна. Но в то же время в её глазах было и смущение при виде страны, которая делала грозной тайной будущее, непредвиденное, неизвестное и загадочное.

— Вот наша обетованная земля, — сказал ей Жан, улыбаясь.

— Кто знает? — ответила она, склонив голову. — Мне страшно.

Жан успокоил её, объяснив её нервную тревогу усталостью и возбуждением, перенесёнными во время путешествия. Чего им теперь опасаться? Достигнув Эривани, они будут на персидской земле; цель — близка, рукой подать; им остаётся лишь миновать Курдистан и Армению; Оттоманская же империя была в хороших отношениях с Францией: там им бояться будет нечего, и путешествие без всяких затруднений совершится в несколько недель.

— Да услышит тебя Бог, мой Жан, — сказала она, — и да поможет Он нам.

Тем временем появились один за другим пассажиры. Флориза поднялась из каюты, завязывая розовые ленты своей шляпы из тонкой соломы, с отделкой из голубых цветов; доктор и Лизон нежно любовались друг другом, скрывшись за спасательными лодками; маленький Пьер смотрел, как в ботиках, отвязанных от бригантин рейда, гребли негры. Жак и Альвейр следили за выгрузкой из трюмов клади.

Расстилая на мостике ковёр, чтобы оказать почесть посланнику в тот момент, когда он будет покидать судно среди свистков маневрирования и движения экипажа, матросы обменивались между собою мыслями.

— Кажется, почести не переступят далее борта корабля, — говорил один из них.

— Не очень-то они торопятся выслать парадный вельбот, — заметил другой.

— По моему мнению, ему лучше отправиться на торговом баркасе, — отвечал третий.

— Не похоже, чтобы на берегу делались какие-нибудь приготовления: ему предоставят ехать одному, как на исповедь.

Тюржи был несколько удивлён; он ожидал, что на заре к нему явятся несколько делегатов от алеппского консула Блана для приветствия королевского посланника. Но наступило утро, и Тюржи, видя, что никакое парадное судно не является, должен был извиниться пред своим знатным пассажиром. Они свалили это маловажное препятствие на неисправность курьера, на возможность ошибиться числом и на забывчивость подчинённых. Была подана шлюпка, вызванная в рупор; матросы выстроились шпалерой, и Тюржи, заняв место на мостике, обратился к Жану Фабру с трогательными прощальными словами, поздравляя себя с таким важным и в то же время любезным пассажиром и выразив ему пожелания полного успеха в ещё столь отдалённом предприятии, хотя полпути уже было сделано. Он пожал руку Жану Фабру, а также Мари́ и обнял маленького Пьера. Шлюпка была привязана к нижнему концу лестницы. В неё спустился посланник со всей своей свитой. Сбоку пристали каики, чтобы забрать тюки.

В Александретте посланника никто не встретил, и комендант порта не получил никакого приказа об их приёме.

— Это странно, — сказал Фабр.

— Надо добраться до Алеппо, — предложила тотчас же Мари́.

Немедленно были собраны верблюды и наняты носильщики. Жак и Альвейр суетились, желая увеличить персонал этого неудачного посольства. Европейские слуги учили новым обязанностям негров, набранных на службу в посольство. Вскоре под лучами палящего солнца двинулось шествие по песчаным следам, между кустарников. Здесь были верблюды, нагруженные кладью и с седоками, паланкины с задёрнутыми полотняными занавесами; их несли на спинах люди. Лизон ехала в маленькой красной тележке, запряжённой мулом, а раскрасневшийся доктор, вытирая потный лоб, сидел верхом на осле, который был слишком широким в спине для его коротеньких ног.

Солнце уже закатывалось, когда они приблизились к Алеппо. Жан Фабр подал знак к остановке. Решено было отправить Жака и Альвейра вперёд и узнать в консульстве, приготовлено ли для посольства помещение. Им также поручено было спросить, почему допустили посланника явиться в Алеппо без эскорта, совершенно одного.

Оба парламентёра отправились на своих маленьких лошадях рысью; они взобрались по отлогой горе к главному входу в город. Переступив раскрашенную разноцветными красками заставу, где выделялась белая рука на охровом фоне с синими и алыми полосами орнаментов, они попали в узкие улицы, окаймлённые лавчонками. О дороге в консульство они спросили у проходившего иезуита и по его указанию достигли хорошо укатанной площади, на которой было посажено несколько пальм. Маленькая дверь, пробитая в длинной белой стене, вела в мечеть. Напротив, железная решётка отделяла двор низкого здания, простая архитектура которого представляла неудачное соединение европейской моды с азиатской. Отряд телохранителей состоял из янычар. Их капитан приблизился, чтобы принять приезжих, остановившихся на дворе. Бросив поводья солдатам, подошедшим к лошади, Альвейр потребовал главного секретаря консула.

Капитан повёл их через узкий коридор жилища, отворил маленькую, тонкую деревянную дверь, и они очутились в скромном кабинете с истрёпанной мебелью. Навстречу к ним поднялся молодой секретарь и, поздоровавшись с ними, спросил их о цели прихода.

Они выразили своё удивление, что миссию Фабра, по-видимому, не ожидали, и никто не находился в порте для необходимых указаний помещения и маршрута. Молодой секретарь, казалось, очень изумился и попросил у посетителей разрешения спросить у Блана, может ли он их принять.

В ожидании его возвращения оба посланные с любопытством рассматривали комнату, в которой находились. Жёлтая ткань, покрывавшая стены, падала полотнищами и лохмотьями. Пружины двух выцветших кресел скрипели, их набивка исчезла, несколько канцелярских книг лежали на полу, письменный прибор украшала пачка гусиных перьев, а на столе стоял медный рукомойник.

— Не знаю, но дело что-то не важно идёт для начала, и это равнодушие не предвещает ничего хорошего, — сказал Жак.

— Надеюсь, это равнодушие невольное и совершенно случайное.

— Чем объяснят они это нежелание, если оно действительно существовало?

— Друг Жак, вы молоды и ещё не дальновидны; Аллаху не угодно, чтобы у меня был слишком проницательный взгляд.

Они оба задумались, занятые невесёлым размышлением.

Тем временем к городской заставе сбежались туземцы и принялись рассматривать расположившееся лагерем посольство, но удары плётки слуг Фабра остановили их любопытство.

Жан и Мари́ сидели в стороне на груде приготовленных для них ковров и подушек.

Они задумались. Ими овладела инстинктивная и смутная боязнь, что они вступают на враждебную землю, усеянную различными кознями. С первых же шагов Жан заметил опасность и понял, какие затруднения его