Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер

– Там будет ремонт.

– Ремонт?.. А можно забрать их мусорный бак? – заныла она умоляющим голосом. – Там же все равно все вынесут перед ремонтом! А у нас бак пропал! Нам мусор некуда складывать! Артур, ну пожалуйста? Можно?

– Ладно, ладно! Только быстро!

Ну Зарубина, ну молодец! Юркнула в пустую камеру, выходит уже с баком. Идем дальше. Ирка старается не греметь, тащит эту громадину на весу. Идет, такая довольная. В тот день для нас она стала просто героем!..

По субботам в камере проводилась более тщательная уборка – «генералка». В ней участвовали человек шесть-семь. Из тех, кто сидит менее полугода. Распределением работ занималась «старшая по чистоте». Намывались до скрипа полы, стены, окна, полки, двери, стирались все шторы и тряпки… Все это занимало часов пять, и на время уборки туалет закрывался. И все безропотно ждали его открытия… В тюрьме неизменно все приобретали навык терпеть. Терпели и тут – ради чистоты…

Примерно раз в месяц необходимо было сделать полную уборку своего спального места. Никто вроде бы насильно делать это не заставлял. Но если ты вдруг забывал или ленился убираться, тебе напоминали об этом. Вежливо так. Так что хочешь не хочешь – приходилось браться за таз, тряпки и губки. Нужно было вытащить все свои сумки и баулы, протереть их влажной тряпкой. Свернуть матрац и промыть железные прутья нар. Вымыть пол – под нарами и вокруг, по периметру. Некоторые особо ретивые мыли при этом и стены, и подоконники, и окна. А некоторые чистили свое спальное место вообще каждую неделю.

Получалось, что несмотря на всю скученность, в этом помещении было гораздо чище, чем у иных дома. Я так и писала своим родным и друзьям в письмах: мол, не волнуйтесь за чистоту вокруг меня – все вокруг драится и чистится с утра до ночи!..

Я с самого начала объявила Яне, что буду «продавать» свои дежурства. Но вот проблема – у меня пока не было сигарет. Заказ из терминала доставят неизвестно когда, а дежурство наступало в ближайшие дни… И типа что же мне делать? Яна сказала, что это вовсе не проблема. И вот ко мне подходит девушка лет тридцати, темненькая, с колючими глазами, и говорит:

– Ты продаешь дежурство?

– Да, но у меня нет сигарет…

– А что есть? Мне нужно собираться на этап, и я возьму «мыльно-рыльные»…

«Мыльно-рыльными» назывались всяческие предметы для личной гигиены: шампуни, мыло, зубные пасты и прочее. И мы с этой девушкой – а звали ее Тося Скородумова – договорились о «цене»: шампунь и бальзам для волос. У меня как раз были нераспечатанные флаконы. Так Тося отдежурила за меня несколько раз, а потом уже возникли другие желающие…

О самом страшном

Вообще Тося «зарабатывала» себе на этап всеми возможными средствами. Она, как и большинство обитателей камеры, не «грелась». То есть не получала передач и не имела денег на счету. И поэтому ей приходилось крутиться как белка в колесе, чтобы иметь элементарные предметы гигиены: туалетную бумагу, мыло и так далее. Она нанималась к людям со стиркой, бралась за все возможные дежурства, перешивала всякие вещи… Лишь бы хоть немного подзаработать. Поначалу я отнеслась к ней очень сочувственно. Но затем ощутила с ее стороны волну какой-то адской враждебности. Она вдруг перестала со мной разговаривать и даже смотреть на меня… Я сначала переживала, как обычно, ища в себе вымышленные прегрешения. Я что-то сделала не так! Я виновата!.. Но потом мне объяснили, что Тося такая со всеми – очень неровная и вспыльчивая. И чем ближе надвигался ее этап, тем она становилась невыносимей.

Она вздрагивала от каждого стука кормы: «Кто это? Спецчасть?» «Спецчастью» называли сотрудницу, которая ежедневно приносила в камеру различные официальные бумаги для заключенных. От органов следствия, из судов, ответы на всякие ходатайства, жалобы. «Спецчасть» всегда означала, что принесли что-то неприятное. Это вам не письма из дома! В том числе именно «спецчасть» приносила «законку» – бумагу о вступлении приговора в законную силу. И вот после этой бумажки заключенный должен был бежать собирать сумки, так как выдернуть его в дорогу могли уже в любой момент. В общем, не испытывать волнения в такой ситуации при слове «спецчасть» мог только кто-то со слоновьими нервами. И это явно была не Тося.

Эта девушка была яркой иллюстрацией того, как сильно человек может бояться и мандражировать перед этапом. Как это ожидание неизвестной и тяжелой дороги поедает человека заживо…

Меня часто спрашивают: «Что было самым страшным в тюрьме?» Так вот, самым страшным было экзистенциальное знание об этапе.

Тяжелая рутина сизошной жизни быстро усваивалась. Человек привыкал и к сидению в тесноте, и к обыскам, и даже к тяжеленным выездам в суды. Грубо говоря, жизнь за решеткой содержала не более ста единиц информации, и ты достаточно быстро их выучивал. А когда выучивал, то ничего уже не удивляло и не трогало, и один день становился похожим на другой. Но в этой однообразной жуткой беспросветности все же было свое не менее жуткое развитие. Как правило, все шло к этапу. И каждый очень быстро усваивал, что такое этап и «с чем его едят».

Ожидание этапа и отправку туда смело можно сравнить с ожиданием смертной казни и ее исполнением. По эмоциям, уверена, это очень близко. В нашей стране – мораторий на смертную казнь. И ее не применяют к женщинам. Но этап по инфернальности и реальной убийственности очень близок к электрическому стулу.

С самого начала ты волей-неволей начинал слышать рассказы про колонии, про этапирование, а потом – особенно если содержался в большой камере, где сорок с лишним человек – ты практически еженедельно кого-то провожал в дорогу. И мог наблюдать и буквально соучаствовать в процессе сборов на этап.

Наблюдать и слушать… Ты слушаешь описание того, какой реальной пыткой является сам процесс этапирования, который может длиться месяцами. Человека перевозят из одного регионального СИЗО в другое, там держат неделями и месяцами – в самых суровых условиях. Ты понимаешь, как мало с 1937 года изменились «столыпинские» вагоны, где по 12–14 человек набивают в купе, и держат в них, совсем не выпуская… Мало того, что ты читаешь об этом в книгах о «сталинских ГУЛАГах», ты ежедневно сталкиваешься с женщинами-транзитницами, которые только вчера лежали в этих самых вагонах. Именно лежали, как чемоданы, еле втиснутые на багажные полки, не имея возможности ни встать, ни сесть, ни выйти в туалет. О том, что в туалет нужно ходить в