Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер

А если человека этапировали в колонию, то личное дело со всеми этими полосками и нарушениями ехало вместе с ним. И если нарушений оказывалось несколько, если у него были полосы, то человеку могли отказать в УДО – условно-досрочном освобождении. А УДО для заключенных было чуть не святым понятием. Каждый, получивший срок, тут же высчитывал, сколько ему остается сидеть с учетом УДО: половину, одну треть, три четверти от общего срока…

Являлась ли на самом деле Тамара сексотом или нет, я не знаю, но если и так – выходит, не одна она этим занималась. А вообще, многие заключенные в той или иной степени были вынуждены вступать в своеобразные коллаборации с сотрудниками. Те же старшие по камерам – чтоб разруливать текущие вопросы. Или те, кто хотел иметь телефоны. Или наркотики… Особенно не гнушались данными «опасными связями» бывалые рецидивистки или же прошедшие через колонию. Такие прожженные дамы действительно были способны на все, и я это видела своими глазами…

Пока Лемехова была старшей, нашу камеру практически не трогали. Телефоны «уходили» только на редких фсиновских обысках. «Свои» же нас «чудом» обходили. Но после отъезда Лемеховой «оберег» был снят. И мы это сразу же почувствовали. Трубки раз за разом начали находить и забирать на всех последующих обысках. Телефонное оснащение нашей камеры стало катастрофически падать.

Ракият, несмотря на все свои изумительные качества, не смогла достигнуть «волшебных» договоренностей с нашими сотрудниками. Почему – не знаю. Возможно, она просто была другой. «Не одной с ними крови». Но, возможно, в СИЗО просто-напросто изменилась ситуация. Сменилось руководство, и стали завинчиваться гайки…

И теперь нам приходилось полагаться только на собственную смекалку и удачу. Прятать телефоны еще лучше, еще тщательнее.

Я с самого начала ломала голову: где же тут, в тюремной камере, можно спрятать телефоны? Это же практически нереально! И для меня это так и осталось тайной за семью печатями, за исключением пары случаев. Своими глазами я этой процедуры никогда не видела. Знаю лишь по рассказам, что телефоны прятались в сыпучих продуктах: в коробках или мешках с какой-нибудь крупой, макаронами, хлопьями. В стиральном порошке. В толстых книжках. В матрацах или подушках. На дне мусорного бака…

Поначалу телефоны и все причиндалы к нему заворачивались в фольгу от шоколадок. Это вроде бы спасало от металлоискателя. Спасало ли на самом деле – непонятно, но однажды в камере устроили настоящий сбор. Всех тех, кому Ракият доверяла, она попросила принести ей такую фольгу. Я тоже распотрошила все свои шоколадки и сдала фольгу на общее дело.

А потом я узнала, что телефоны стали заворачивать в… пластиковые пакетики от «Почты России». Да, как ни странно, но именно эта упаковка вроде бы действительно защищала от сканирования. Эти пакеты попадали в камеру тоже полулегально – от адвокатов. Так как письма приходили в обыкновенных бумажных конвертах, а если присылалась такая пластиковая бандеролька, то упаковку, как правило, не отдавали. Но мне однажды случайно все же передали такой пакет, там были большие сканворды. Пакет был большой, формата А4. Такой, конечно же, не годился для прятания маленьких предметов. Но глядя на него, меня не раз спрашивали, нет ли у меня случайно меньших размеров?..

По-моему, и эти почтовые пакеты не очень-то работали. Потому что почти всякий фсиновский обыск заканчивался потерей хотя бы одной трубки. Да и наши сотрудники не отставали – беспощадно забирали все, что умудрялись найти. И с конца 2017 года трубок в камере оставалось раз-два и обчелся. А новых почти не поступало. Говорили, что новый начальник СИЗО задумал перекрасить наше заведение в «красное», то есть полностью избавиться от нелегальщины. Поэтому были перекрыты все каналы, по которым мог пополняться запас телефонов.

Так, в начале 2018 года с «шестерки» вывезли почти всех пацанов – неизменных поставщиков телефонов. К тому же и сами сотрудники совершенно перестали «сотрудничать». Практически перестали торговать трубками.

Так что мобильников во всем СИЗО становилось все меньше и меньше. А начальственная цель, видимо, была свести их число к нулю. И это превратилось в настоящую агонию, размазанную во времени, финал которой случился как раз в момент моего освобождения – в сентябре 2018 года…

Уборка в большой камере

Вскоре после утренней проверки в камере начиналась ежедневная уборка. Эта задача падала на двух текущих дежурных. Те же, кто сидел больше года – старики – не дежурили. А остальные назначались по списку. Дежурные должны были подмести и протереть полы, отдраить кухню и туалеты…

Когда подметались полы, всегда поражало – какая же гора пыли и мелкого мусора собирается здесь ежедневно. Откуда столько? Ведь все стараются соблюдать чистоту! Особенно много было волос. Еще бы – в камере сорок женщин, и от каждой сыпятся волосы. Девчонки даже шутили, что надо бы набивать этими волосами подушки – зачем, мол, понапрасну выбрасывать! Но, когда в душевой волосами забивался водосток, и нас начинало заливать, становилось уже не до шуток. Дежурные чистили все сливные отверстия по несколько раз в день, но засоры случались постоянно. И когда душем становилось совсем невозможно пользоваться, приходилось вызывать хозника-сантехника…

Но вообще «рабочий день» дежурных начинался уже в шесть утра. Сразу же после того, как включался общий свет, и дверь в камере открывалась, нужно было вынести в коридор бак с мусором.

Целые сутки этот бак стоял рядом с туалетами и накапливал в себе мусор. Бак представлял из себя огромную пластиковую бочку, размером в половину человеческого роста. И она неизменно заполнялась: коробками, бумажками, волосами, тряпками, остатками еды, очистками, контейнерами… Оставалось только удивляться, откуда этот мусор вообще брался – да еще в таких количествах? Причем ежедневно!

Дежурные с грохотом выволакивали бак из камеры. Дальше им занимались уже хозники: отвозили баки на тележках, опорожняли и затем привозили обратно к дверям камеры. Перед утренней проверкой дежурные заволакивали пустой бак обратно.

Однажды наши дежурные выходят за баком – а его нет… Коридор пуст. Бак пропал!

– А где наш бак? – спрашивают у сотрудника.

– Понятия не имею! – ему вообще все равно, что мусорного бака нет. Это не его проблема.

Но что делать людям в камере? Куда весь день складывать мусор, который непрерывно все извергается и извергается, словно из какого-то волшебного горшочка?

Приспособили какую-то маленькую жалкую коробку. Но она совершенно не спасала.

А спасла нас Зарубина.

Нас с ней как раз повели в тот день на терминал. И повел дежур Артурчик. Возвращаемся в камеру. И вдруг Зарубина видит, что дверь в соседней 106-й камере распахнута.

– А