Наброски пером (Франция 1940–1944) - Анджей Бобковский

данные жениха и невесты, ломая себе язык на улице Кручей и на девичьей фамилии матери Антека. Мэр встал, с ним весь зал. Он зачитал все пункты, жених и невеста выразили свою волю, и снова — несколько параграфов, в которых говорилось о том, что муж должен заботиться о жене и содержать ее, а жена должна заботиться о доме, кое-что даже о еде, кратко и практично — по-наполеоновски. Мэр поздравил молодую пару и протянул руку молодоженам. Мы вышли. При выходе возный вручил Антеку livret de famille — семейную книжку, в которой записаны данные супругов и дата свадьбы. Далее идут графы: дата рождения ребенка, дата смерти ребенка, дата смерти жены, дата смерти мужа, дата развода… на основании решения суда и т. д. Здесь все предусмотрено и на все есть соответствующая графа, что, безусловно, очень удобно.

Мы вышли из мэрии. День солнечный и морозный. В отеле хозяин угостил всех аперитивами. Потом угощал Антек, а следом за ним — я. Потом я вернулся домой.

6.3.1941

Один из рабочих рассказывал мне сегодня, как он, работая в Румынии до войны, гостеприимно принимал польских беженцев осенью 1939 года: «У меня был свой домик. Вечером у меня бывало иногда человек и по тридцать. Все чувствовали себя как дома. Даже морды друг другу били…» Возможно ли точнее и лучше определить ПО-ПОЛЬСКИ, до какой степени гости хорошо себя чувствовали и насколько важным местом для поляков был его дом? Он произнес это с гордостью и на полном серьезе.

1.5.1941

Праздник труда и именины Петена. Развешены афиши с его фотографией и с шутовским лозунгом: «Я выполняю обещания, даже данные другими» (Je tiens les promesses, même celles des autres). Кто эти «другие»? Что он выполнит немецкие обещания, нет никакого сомнения… Ниже призыв к французским рабочим, превосходящий по своей глупости все, что было сказано до сих пор. Было плохо, потому что существовали социальные различия и классовая борьба. Необходимо ликвидировать социальные различия, и тогда классовая борьба исчезнет и будет рай на земле. Все это сделает он, Петен. Нет, все не так просто, и, кроме того, пора уже перестать соревноваться с господом Богом и его раем. Рай — очень сложная машина, и нельзя ее подделывать, не получив лицензии и точных схем. Иначе кончится тем, чем обычно заканчиваются такие предприятия — банкротством.

Не знаю, существовала ли когда-нибудь такая лживая эпоха, как наша. Ложь, подкрепленная силой, вдалбливается в человеческие умы как истина с помощью самых грубых методов и под высоким давлением. Велено верить — и всё. И в шквале лжи разум в конце концов перестает самостоятельно функционировать, сдается и ведет себя как опора моста под натиском половодья или льда. Люди, не веря, верят. Вот новейшее приобретение нынешней лжи. Верхний слой мыслей и мозгов, предназначенный для повседневного использования, не в состоянии сопротивляться и подчиняется уже не только изощренной, но даже примитивной и бессердечной лжи. Только самые глубокие слои мозга и мысли работают нормально и время от времени реагируют. Только тогда чувствуется, в каких цепях и в каком сплетении лжи живет сегодня человечество. Бессилие против лжи еще больше ослабляет иммунитет, и самые разумные люди превращаются в стадо баранов. Я сужу по себе: прочитаю о чем-то в газете и через некоторое время ловлю себя на том, что поверил. Целые народы выдрессированы принимать ложь за правду; необходимо проглотить — и глотают всё легче, как больной ребенок касторку. После первой ложки следующие идут легче.

По старому обычаю, сегодня везде продают ландыши. Но все еще холодно и мрачно. Югославия и Греция остались в прошлом. Освобождают греческих пленных, а Гитлер произнес речь, в которой отметил, до какой степени, хотя бы в силу своего образования, он ценит культуру этого народа. Мне интересно, в какой степени археологические открытия Шлимана вскружили немцам головы. Им ведь давно кажется, что они — современные греки. Возможно, спартанцы, но никак не афиняне. Ужасно, когда целый народ страдает каким-то комплексом. Я смотрю на них каждый день, и меня отталкивает не их поверхностность, а грязь, которая чувствуется в душе каждого из них. В этой грязи есть разные вещи, но в грязи. В этом дело. Грязь обволакивает любую мысль о них, облепливает и пятнает всё. Эдакая грязь с первого дня творения.

Во всех журналах полно фотографий немецких солдат на Акрополе, то есть (используя технический термин фотографии) «контрастных фото». Очень контрастных!

6.5.1941

Я сижу в гостиничном номере рабочего Г. и слушаю. «Знаете, я встретил здесь очень красивую женщину. У нее номер на три этажа выше, и она живет с одним алжиром (алжирцем), который каждый день в шесть утра уходит на работу и возвращается вечером. Я тоже встаю в шесть и сразу после его ухода иду к ней. Мы спим до девяти часов, она встает, делает кофе, хлеб с маслом, хороший завтрак. Что вы хотите; у меня нет денег на еду, а я должен думать о жене. Ей нужно живой и здоровой доехать до Польши. У меня нет работы, зато есть хотя бы хороший завтрак каждый день». Все это серьезным тоном, без тени иронии. Он изобрел свою систему выживания.

17.5.1941

Первый раз в театре с начала войны. «Да здравствует император» у Саша Гитри{6}. Прекрасная чушь. Дело происходит в эпоху Луи-Филиппа. Любящие супруги торжественно празднуют тридцатую годовщину свадьбы, на которую приглашены все гости, бывшие на свадьбе тридцать лет назад. Приходит компания, замечательный образец французской буржуазии. Супруги из провинции ведут словесные перепалки с помощью умных, деликатных и острых слов, многозначных недоговоренностей, а хозяин разряжает ситуацию периодическими возгласами: Et le temps est quand même beau[283]. Одинокий старый наполеоновский служака, фанатичный бонапартист и большой сюрприз — давно пропавший без вести друг юности. Хозяин дома разыскал его, и появление друга должно стать сюрпризом для жены. Ведь она его так любила… Пропавший друг приходит, и хозяин дома видит, что с его появлением настроение жены и все ее оживление улетучиваются. Ему это кажется подозрительным. Он спрашивает жену о причине. Она выкручивается, но в конце концов признается, что вскоре после свадьбы она застала господина Роберта за нежной сценой со своей сестрой. Естественно, она вынуждена была выгнать его из дома. Все происходящее напомнило ей эту сцену в тот момент, когда они радостно отмечают тридцатилетие их ничем не омраченного брака, полного любви до сегодняшнего дня.

Муж в испорченном настроении вызывает Роберта на разговор: «Роберт, я знаю