Формирование института государственной службы во Франции XIII–XV веков. - Сусанна Карленовна Цатурова

наиболее вероятны[1060]. Например, в протоколах Парламента говорится: «прочитаны ордонансы и принесены клятвы», что дает основание думать о процедуре оглашения кем-то одним (скорее всего секретарем) вслух текста, которому затем присягают чиновники[1061]. В большинстве же случаев описания еще более абстрактны: «пусть поклянутся публично», «пусть скажут "Я имярек клянусь"».

Есть лишь одно исключение — несколько описаний процедуры избрания канцлера Франции, в которых точно описано, как выборщики и новоизбранный чиновник приносили клятву. При избрании 20 ноября 1373 г. канцлером Пьера д'Оржемона на заседании Королевского совета в Лувре с участием прелатов, принцев крови, баронов и служителей верховных ведомств вначале каждый выборщик по отдельности входил в залу и подойдя к королю «присягал через клятву, касаясь святых Евангелий Бога… назвать и порекомендовать согласно своему мнению и выбрать наиболее достойного»[1062]. Однако на выборах канцлера 8 августа 1413 г. клятва выборщика произносилась несколько иначе. Там тоже каждого по отдельности вызывали из-за закрытых дверей в залу Королевского совета во дворце Сен-Поль, а проводивший процедуру гражданский секретарь Парламента Никола де Бай, протягивая им Евангелия и «истинный крест», обращался к ним со словами: «Вы клянетесь…, что хорошо и законно посоветуете в деле настоящих выборов»[1063].

После окончания выборов и подсчета голосов наставала очередь избранному канцлеру принести клятву. В 1373 г. этот ритуал описан так: новый канцлер Пьер д'Оржемон «положил руку на Евангелие и принес клятву, которую я (секретарь) прочел вслух по приказу короля: Сир, вы клянетесь королю нашему сеньору, что будете служить и советовать хорошо и законно», — и далее остальной текст клятвы. Судя по описанию выборов 8 августа 1413 г., процедура принесения канцлером клятвы повторилась целиком, равно как и слово в слово текст клятвы[1064]. Из этого повторения процедуры, разделенной сорока годами, знаменовавшимися кардинальными трансформациями в королевской администрации, можно сделать осторожное предположение, что сама форма принесения чиновником клятвы при вступлении в должность была уже к тому времени традиционной и рутинной[1065].

Еще одно звено ритуала было единым для всех королевских чиновников: клятва приносилась на священных предметах религиозного культа, чаще всего на Библии (Евангелиях), что служило наивысшей гарантией соблюдения взятых чиновником обязательств. Библия (Евангелия) являлась наиболее универсальным сакральным объектом, используемым в ритуале принесения клятв. Она упоминается практически во всех указах короля, предписывающих приносить клятву. На «Святых Евангелиях Бога» клянутся адвокаты и прокуроры, клерки Казначейства, служители Шатле, сборщики налогов, чиновники Налоговой палаты и Палаты счетов, сенешали, бальи и канцлер[1066].

При описании этого ритуала для чиновников Парламента уточняется, что клятву надо приносить «касаясь руками святых Евангелий Бога», но вряд ли эта важная часть ритуала использовалась только ими[1067]. А вот клятва королевских советников из числа ближайшего окружения короля — принцев крови, коронных чинов и глав ведомств и служб — отличалась использованием, помимо Евангелий, и иных священных предметов. Так, клятву «хранить и беречь королевство» в период регентства, введенную ордонансом Карла Мудрого 1374 г., все входящие в регентский совет должны были принести в Сент-Шапель во Дворце в Ситэ, «на Евангелиях и реликвиях», куске распятия и тернового венца Иисуса Христа, для хранения которых в свое время Людовик Святой и возвел эту капеллу. Когда в январе 1393 г. Карл VI издал ордонанс об опеке над детьми, в связи с первыми приступами его болезни, все входящие в опекунский совет — королева Изабо Баварская, принцы крови, прелаты и бароны — также должны были принести клятву «на святых Евангелиях и реликвиях»[1068].

Помимо священных предметов, на которых приносились клятвы, тождественность ритуала выражалась в его обязательной публичности. И тут мы подходим к важнейшему его элементу, свидетельствующему о возникновении контроля самих ведомств за сферой комплектования.

Кому собственно должен был приносить клятву рядовой чиновник? В согласии с духом и буквой контракта он должен был бы приносить ее самому королю, лично или в его присутствии. Однако именно этого важнейшего звена мы не найдем ни в одном указе или ордонансе, упоминающем ритуал принесения чиновником клятвы. Что же касается описаний конкретных случаев, то с уверенностью можно сказать, что лично королю была принесена клятва только теми двумя канцлерами Франции, которые были первыми избраны в присутствии Карла V Мудрого, внедрившего новую процедуру выборов, — в 1372 и 1373 гг. Еще один случай, позволяющий с определенной долей вероятности предполагать присутствие короля, это принесение 18 ноября 1437 г. клятвы Жаном Шартье, назначенным королевским хронистом. Правда, и тут клятва была принесена «королевскому величеству и в присутствии многих свидетелей, внушающих доверие»[1069]. Но даже если за «королевским величеством» подразумевается сам Карл VII, нельзя не признать, что его присутствие на церемонии, как и в случае выборов канцлера, вызвано было особыми обстоятельствами — в данном случае, возвращением в Париж после 18 лет схизмы. Присутствие на церемонии свидетелей не менее знаменательно. Дело в том, что изначально введение обязательного ритуала принесения чиновником клятвы предусматривало не столько присутствие короля, сколько публичность церемонии[1070].

Что же означала эта публичность, какие цели она преследовала и какие имела последствия для складывания института службы? Прежде всего, публичность принесения чиновником клятвы, очевидно, призвана была стать гарантией исполнения взятых обязательств. Их должно было обеспечить именно присутствие на церемонии самих королевских чиновников, которые и становились гарантами соблюдения новым служителем норм контракта с королем. А это, в свою очередь, трансформировало сущность приносимой клятвы: из обещания лично королю — в присягу абстрактному «величеству», т. е., по сути, государству. Не менее важно, что такой ритуал превращал клятву из вертикальной в горизонтальную и укреплял профессиональную этику и корпоративное единство должностных лиц, присягавших, в определенном смысле, ведомству и друг другу.

О значении публичности ритуала принесения чиновником клятвы говорится с первых же указов Людовика Святого. Вот что гласит статья ордонанса 1254 г. о форме принесения клятвы сенешалями и бальи: «Дабы эти клятвы были более твердо соблюдены, мы желаем, чтобы они были принесены на торжественном заседании суда в присутствии всех вышепоименованных клириков и мирян, даже если прежде были уже принесены нам, чтобы боялись не только Божьего гнева и нашего, но еще больше смущения и стыда от явного нарушения»[1071]. В иных выражениях, но с тем же смыслом, это пояснение было повторено в ордонансе 1256 г.: «дабы клятва тверже держалась, желаем, чтобы была принесена в публичном месте, перед всеми клириками и мирянами, хотя и была уже принесена нам, дабы опасались греха клятвопреступления не только из страха перед Богом и нами, но из страха перед людьми»[1072]. Наконец, эта форма