Г. М. Пулэм, эсквайр - Джон Марквэнд

— Здравствуй. Ты что, отправляешься кататься верхом?

— Не так уж трудно догадаться. Почему бы тебе не отправиться вместе со мной? Райдж одолжит тебе сапоги и бриджи. Вы примерно одинакового роста.

— Сегодня не могу. Надо окончательно разделаться с делами. Ты можешь ненадолго задержаться?

— Конечно, пойдем на веранду.

— Как бы ты не простудилась в этой рубашке.

Я хотел поговорить с ней там, где нас никто не мог бы подслушать, и предложил пойти в бывший кабинет отца. Здесь, как и следовало ожидать, был теперь кабинет Джима, но Мери оставила на стене несколько чучел, принадлежавших отцу, в том числе чучело когда-то пойманной им четырехфунтовой форели. Мне и самому хотелось иметь эту форель, я даже собирался попросить ее у Мери, но если бы она и согласилась отдать ее, я все равно не знал бы, что с ней делать.

Мы сели на кушетку перед камином, и я заметил на каминной доске длинный ряд фигурок динозавров, сделанных из фарфора, глины и слоновой кости.

— Вот видишь, у нас еще прибавилось несколько этих проклятых безделушек. И из нефрита, и из фарфора, и из глины. Есть даже фигурка из мыла, а последнее приобретение Джима изготовлено из поджаренного хлеба. Мне страстно хочется, чтобы клуб Джима обзавелся какой-нибудь другой эмблемой. Тогда бы я вдребезги разбила всех этих уродов.

— Постой, Мери. Нет ничего удивительного, что Джим очень ценит своих динозавров.

— А по-моему — типичный случай умственной отсталости.

Я пришел сюда совсем не для разговора о Джиме. Больше того, я вообще не одобрял никаких разговоров о взаимоотношениях между Джимом и сестрой.

Мери шлепнула меня по колену и улыбнулась:

— Черт возьми, а я рада видеть тебя! Даже в половине одиннадцатого утра и даже несмотря на то, что я с похмелья. Вечеринка вчера началась еще до того, как Джим уехал на станцию, и затянулась до глубокой ночи.

— Вот уж чего тебе не следовало бы делать, Мери.

— Послушай, мне нравится выслушивать твои советы, но ты же знаешь, что я умею пить. Как Кэй?

— Кэй? — переспросил я. — Чудесно.

— Да, в этот уикэнд она ног под собой не чуяла от хлопот.

— Кэй была очень милой и все время занималась Билем. Сегодня с утра она чувствует себя несколько усталой. Ты же знаешь Биля, он способен кого угодно свалить с ног.

— Как, как?

— Ты же, говорю, знаешь, какой Биль. Он прямо-таки заставляет вас валиться с ног.

Из коробки на столике Мери взяла сигарету и постучала ею о покрытый красным лаком ноготь большого пальца. Мне всегда хотелось, чтобы Мери не изводила столько краски на свои ногти.

— Я бы, разумеется, навестила тебя, дорогой, — сказала она, — но только вчера узнала, что ты болел.

— Пустяки. Сейчас я чувствую себя как нельзя лучше.

Мери закурила сигарету и бросила спичку в камин. Однако спичка упала на ковер; я встал, носком ботинка отправил ее в камин и снова сел.

— Гарри, не означает ли твой приход, что вы поссорились с Кэй?

— Ну, знаешь ли, Мери! Разве я когда-нибудь ссорился с Кэй?

— По-моему, нет. Но тогда почему ты явился в половине одиннадцатого?

— Просто потому, что мы довольно редко встречаемся. Ты же моя сестра.

— Дорогой, сядь, пожалуйста, и не гримасничай. Ты не сказал бы этого, если бы о чем-то не беспокоился.

— Видишь ли, вообще-то ничего особенного нет, — ответил я и пересел поближе к Мери. — Просто в известном отношении мы знаем друг друга лучше, чем знают нас другие. Я всегда чувствую свою ответственность за тебя, потому что люблю тебя.

Мери вздохнула и бросила сигарету в камин; сигарета, как и спичка, упала на ковер.

— Не важно, пусть валяется. Да не вскакивай ты каждую минуту, — остановила она меня, но я уже встал, придавил окурок ногой и бросил его в камин. — Садись. Я тоже чувствую себя ответственной за тебя. Я чувствовала свою ответственность, когда ты что-нибудь проливал за столом, и когда ты уехал на войну, и когда привез домой эту самую Майлс.

— Не будем сейчас говорить об этом, Мери. Ты ведь не хочешь, чтобы о тебе сплетничали люди, да?

— Сядь, дорогой… О чем же теперь сплетничают люди?

— Вообще-то ничего особенного. Да я и не думаю, что уже идут какие-нибудь разговоры, но тебе самой-то не кажется, что ты немножко часто встречаешься с Райджелом? Нет ничего плохого в посещениях школы верховой езды, но ты, если не ошибаюсь, катаешься вместе с ним?

Я видел Мери рассерженной всего лишь раз или два. В такие минуты ее лицо теряло осмысленное выражение, становилось, как говорят, «застывшим». Сейчас оно напоминало плохую фотографию. Уставившись в камин, Мери сидела совершенно неподвижно, и я уже не сомневался, что она начнет сейчас приписывать мне такое, чего я не говорил и не собирался говорить.

— Мери, ты не сердись. Ну конечно же все это пустяки.

Но вот щеки Мери порозовели. Она пришла в себя и заговорила, но тут же умолкла и закашлялась.

— Мне бы хотелось иногда, чтобы ты не был таким хорошим. А ты постоянно так ласков со мной.

Лично я не находил ничего ласкового в том, что говорю ей обидные вещи.

— Я не сержусь и не стану скрывать, что во всем этом есть доля истины.

— Боже милосердный! Мери!

Я попытался припомнить, как выглядит Райджел. Я попытался отбросить излишнюю щепетильность и не быть таким провинциальным.

— Мери, а ты не… — Я почувствовал, что краснею.

— Не спала ли я с ним?

— Боже мой, Мери! Но я же ничего подобного не спрашивал!

— Нет, не спала, дорогой. Теперь тебе легче?

Я и не подозревал, что можно испытывать такое невыразимое облегчение.

— Я имел в виду совсем не то. Мне хотелось только узнать, сказала ли ты Джиму.

— Сказала Джиму?

— Да. Может, следовало бы это сделать.

— Нет, не сказала и не скажу.

Возможно, ей действительно следовало это сделать, но я был рад, что она не сделала.

— Если уж дело обстоит так, то тебе бы надо пореже встречаться с Райджелом.

На лице Мери появилось то же самое выражение, какое появлялось и у Кэй, когда я, сам того не желая, говорил что-нибудь смешное.

— Иногда мне кажется, что я намного старше тебя.

— Сейчас речь идет не обо мне, — ответил я. — Существуют вещи, которые люди, вроде нас с тобой, просто не делают, вот и все.

— Дорогой, а что ты знаешь о том, чего люди не делают?

— Я знаю, что женщина, вроде тебя, приличная женщина, не должна заниматься любовными интрижками с Райджелом.

— А тебе приходила в голову мысль, что люди, вступив когда-то в брак, не могут вечно любить друг друга?

— Ты обязана порвать с Райджелом. Он даже не джентльмен.

— Вот именно. Возможно, мне слишком часто приходится видеть джентльменов. — Мери улыбнулась. — Райдж не нуждается во мне, но он хочет меня. Тебе кто-нибудь говорил, что самое сокровенное желание любой женщины состоит в том, чтобы ее желали?

— Послушай, Мери! Прекрати эти разговоры.

— Я еще кое-что скажу тебе о Райдже. Он не собирает динозавров, а коллекционирует женщин, и это очень приятно в виде разнообразия.

— Я и не сомневался, что он не джентльмен.

— Вот это я и хотела сказать. Если бы только ты перестал быть джентльменом, а я леди! Но у нас нет мужества стать другими. Дорогой мой, нас перетренировали.

Мери умолкла. Ее, видимо, интересовало, что я отвечу, но я промолчал.

— Так-то вот. — Мери положила руку мне на колено. — У нас нет мужества. Мы не сделаем ничего недопустимого, потому что нам не позволят всякие запреты, которыми мы напичканы. Можешь не беспокоиться ни обо мне, ни о ком-то вроде Райджа. Слишком поздно. Если бы у меня хватило мужества, я бы сбежала с ним, чтобы вкусить запретного плода, но ты не беспокойся. Мне остается только мечтать о бегстве. А если ухаживания Райджа станут слишком уж назойливыми, я дам ему нагоняй и поставлю на место.

— Мери, да будет тебе!

Мери откинула голову и засмеялась. Что ни говори, трудно было не поддаться ее обаянию.

— Теперь ты окончательно успокоился, правда?

— Мне не нравится все то, что ты говоришь.

— Но ты действительно теперь успокоился. На какой-то миг у тебя появилось сомнение, теперь его нет. И я страшно рада, Гарри. Да, вот еще что, Гарри. — Она улыбнулась. — Скажи откровенно, это останется между нами, разумеется, ты спал с кем-нибудь, кроме Кэй?

Я вынул руки из карманов и тщательно вытер их о колени.

— Не твое дело. Я не скажу ни да, ни нет.

— Вот вам! Значит, с кем-то спал. Когда это было? Гарри, прошу тебя, ну, расскажи, пожалуйста!

— Не приплетай сюда Кэй, и вообще я отказываюсь отвечать на твой вопрос.

— Гарри, я очень рада.

— Ну, знаешь ли, Мери! — сказал я и встал. — После женитьбы на Кэй я ни на кого и не взглянул.

— Разумеется. Я же ничего подобного и не говорила… Кто же это? Ты заставляешь меня гадать.