Кони - Сергей Александрович Высоцкий

записку» Кони и знал теперь в подробностях взгляды этого либерала. Будущее покажет, что Константин Петрович не ошибся, посчитав Кони опасным противником. Ошибся Победоносцев только в оценке степени либерализма нового обер-прокурора — этот либерализм оказался более глубоким и последовательным, чем он предполагал.

К тому времени, когда Анатолий Федорович занял пост обер-прокурора кассационного департамента, у него тоже не осталось былых иллюзий в отношении личности и образа действий своего бывшего профессора.

…Их служебные кабинеты находились в одном прекрасном здании, построенном гениальным Росси. Лишь высокая арка разделяла это здание на два крыла — сенат и синод. Фигуры Благочестия, Веры, Духовного просвещения и Богословия смотрели с одного фронтона здания; Мудрости, Правосудия, Бдительности, Бессребрености, Законоведения — с другого. Выходя из подъездов, оба обер-прокурора — сената и синода — видели памятник царю-преобразователю. Но как по-разному понимали они Благочестие и Правосудие, чьи символы безмолвствовали в вышине на фронтонах. Какими разными глазами смотрели на скачущего вперед легендарного всадника!

Кони столкнулся с противодействием всесильного «серого кардинала» с первых шагов своей деятельности на новом посту. Прежде всего по делам «о совращении в инославие», о преследовании иноверцев и раскольников. «Печальной картиной политического и нравственного заблуждения, вызванного употреблением церкви как политического орудия», назвал Кони гонения на иноверцев, поощряемые обер-прокурором синода.

«Мне всегда был непонятен К. П. Победоносцев. Блестящий и глубокообразованный юрист вообще и первый по рангу русский цивилист в частности, — искусный переводчик «Подражаний Христу», — тонкий и подчас неотразимый оратор-диалектик, нежно-добрый человек в домашнем быту, — он относился в то же время с презрением и к людям, и к истинному человеколюбию, и к нуждам Церкви и к духовенству и даже к самому русскому народу. «Что вы говорите о гражданском развитии русского народа, — сказал он мне однажды, — русский парод — это татарская орда, живущая вместо войлочных юрт в каменных юртах!»

Это «какой-то Мефистофель, зачисленный по православному ведомству», — писал Кони неизвестному корреспонденту в Павловск. «Мне иногда думается, что его отношение к родине представляло оборотную сторону той медали, на которой во вчерашнем № «Речи» изображены прилагаемые, преисполненные клокочущею злобою, стихи несомненно талантливого поэта».

Стихи, приложенные Анатолием Федоровичем к письму, были стихами Д. Мережковского:

Давно ли ты, громада косная, В освобождающей войне Как Божья туча громоносная, Вставала в буре и в огне? О, Русь! И вот опять закована, И безглагольна, и пуста, Какой ты чарой зачарована, Каким проклятьем проклята?

В этом письме Кони дал уничтожающую характеристику Победоносцеву как общественному деятелю, как человеку. Но кое в чем он его пощадил, забыв — или не захотев вспомнить — свои же собственные оценки его, как университетского профессора и как «знатока» цивилистики. Но слова о нежности и доброте в семье только оттеняют нравственную глухоту человека, ответившего на призыв костромского архиерея — не закрывать зимой семинарии, где произошли беспорядки, и не увольнять из нее виновных, которые могут умереть с голода, телеграммою: «Пускай умрут».

«Торквемада был хоть человеком убеждений», — говорил Кони, давая понять, что у Константина Петровича убеждений не было.

2

Переписка этого времени с Любовью Григорьевной дает представление об интересах Кони, о том, как использовал он редко выпадающие свободные часы:

«Вчера я был даже в возвышенном настроении духа, благодаря высокому художественному наслаждению, доставленному мне моим приятелем Праховым (профессор изящных искусств в унив.), который реставрирует в Киеве собор св. Владимира и выставил у себя в мастерской удивительные фрески Васнецова и чудную его богоматер, Этот Васнецов — великий талант. Сколько мысли, знании, глубины в его произведениях, какая чистота и святость в его богоматери».

«Завтра — несмотря на нездоровье — иду смотреть Nos intimes»[33]. Я видел эту пьесу 24 года назад, в незабвенные дни молодости, и очень интересуюсь проверить свои впечатления теперь. Не пойдете ли и Вы? Я бы проводил Вас из театра. Пьеса стоит того, чтобы ее посмотреть. Это одно из лучших, если не самое лучшее произведение Сарду».

«…Чем чаще слышу Е[вгения] О[негина], тем больше мне нравится эта опера. Чайковский превосходно обрисовал Татьяну звуками — и умел выразить эту душу — и доверчивую, и гордую, и любящую и прямую. Игра и пение Сионицкой выше всяких похвал».

«Я рад, что вам нравятся стихи Андреевского. Некоторая «придуманность» выражений, сенсуалистический пессимизм составляют его некоторые недостатки, но в этом есть глубина чувства… Его стихи очень мирят с ним мое сердце, которое подчас возмущается его адвокатскою садистикою, которая незаметно роет яму нашей дружбе..»

Иногда между ними возникают принципиальные конфликты, и Кони преподает «королеве своей души» нравственные уроки:

«1) Позвольте отказаться от билета на вечер 8 марта, ибо — а) у меня заседание комитета московских студентов, в котором мне, как секретарю общества, неловко не быть. — б) На вечерах в зале Волконского обыкновенно фигурирует и его семья, два главных члена которой — он и она омерзительны мне до последней степени и возбуждают во мне закулисною стороною своего помещичьего бездушного эксплуатирования… презрение… Встречаться с ними мне неприятно… в) Я непримиримый враг всяких базаров, благотворительных вечеров, домашних спектаклей и т. п. удовольствий, среди которых праздные люди… танцуют в пользу бедных и… сплетничают во вред ближним…

…Я знаю уголки, где есть настоящие бедные, и предпочитаю им помогать неведомо для них и не в обстановке ярко освещенной залы».

«Вчера на прощальном обеде, данном мировыми судьями (стоившем около 400 р. — какая глупость!) я ничего не пил и не ел и с трудом мог сказать несколько бессвязных слов. А между тем во вторник я впервые даю заключение в Сенате».

Таких заключений за время своего обер-прокурорства Кони дал более шестисот.

Старая истина — человек проявляется в поступке. Но иногда он может открыться и в ненароком брошенной фразе, в строке интимного, не рассчитанного на чужой глаз письма. Мы знаем Кони по публичным выступлениям, по его статьям и книгам, по статьям о нем… Привычный образ государственного деятеля, бескомпромиссного судьи, писателя вызывает