Кони - Сергей Александрович Высоцкий

которые мог бы передать дело, на котором можно наделать много зла. Знаю, что Вы не разделяете моего взгляда, но утешаю себя уверенностью, что Вы знаете, что не личные побуждения задерживают меня на службе, а желание хоть чем-нибудь быть полезным».

Толстой — Кони:

«Всегда с любовью вспоминаю Вас и горюю, что по всей вероятности, никогда уже не придется по душе побеседовать с Вами, чего бы очень желал».

Это письмо Лев Николаевич написал в октябре 1909 года…

РАССЛЕДОВАНИЕ В БОРКАХ

1

17 октября 1888 года Александр III со всем своим семейством и многочисленной свитой возвращался из Крыма в Петербург. В Харькове верноподданные готовились торжественно встретить государя. Но специальный поезд с двумя мощными паровозами впереди запаздывал. Старая истина «Точность — вежливость королей» в применении к России выглядела не более как красивая фраза. В огромной стране существовали свои понятия и о точности и о вежливости. Тем не менее барон Таубе, заведующий техническо-инспекционной частью охраны поезда, не терял надежды нагнать упущенное. Во время краткой остановки на станции Лозовая он даже поблагодарил обер-машинистов за высокую скорость и попросил управляющего дорогой Кованько и главного инженера Шернваля подготовить списки поездной прислуги для раздачи им подарков за хорошую езду. Но раздаче не суждено было состояться… В час четырнадцать минут пополудни между станциями Тарановка и Борки, на десятиметровой насыпи, первый паровоз сошел с рельсов и глубоко зарылся в землю. Щеголеватые, отделанные красным деревом и зеркалами вагоны рушились как спичечные коробки. От зеленого вагона министра путей сообщения осталась только груда щепы.

Александр III, Мария Федоровна, три их сына и две дочери обедали в это время в «вагоне-столовой». Третья дочь, великая княжна Ольга, находилась рядом, в «детском» вагоне. Удар был настолько сильным, что «вагон-столовая» соскочил с тележек и пол его упал на землю, а тележки от удара пошли назад, образовав целую пирамиду. Были убиты наповал два камер-лакея, стоявшие в дверях на противоположных концах вагона, и лакей, подававший Александру в момент катастрофы кофе. Серебряный портсигар в кармане царя сплющился в лепешку. Случайность спасла императорскую семью — одна сторона рушившейся крыши уперлась в пирамиду тележек, и крыша не дошла до земли на два с половиной аршина…

Утром следующего дня газеты разнесли весть о крушении по всей стране. В церквах служили молебствия о чудесном спасении царской семьи, видя в этом «перст божий». В народе ползли слухи о покушении. Наиболее реакционные деятели правительства уже были готовы к организации новой волны репрессий.

О покушении подумал и Кони. «Мысль о террористическом выступлении и всех, обычно им вызываемых, печальных практических и моральных последствиях в направлении нашей государственной и общественной жизни невольно мелькнула у меня».

С этой невеселой мыслью он поехал в сенат. Отпустив извозчика, бросил привычный взгляд на Петрухана, как любовно называл царя-преобразователя его друг Арсеньев — тот скакал ничем не потревоженный, спокойный. Кони свернул под арку. Дома на Галерной еще выглядели сонными и нежилыми. «Если освобожусь пораньше, зайду к «галерникам», — подумал Анатолий Федорович.

У швейцара в подъезде расстроенное лицо. Низко поклонившись обер-прокурору, он сказал:

— Что же это делается, ваше превосходительство?!

Чтобы попасть в обер-прокурорский кабинет, надо подняться на сто двадцать ступеней. Анатолий Федорович подсчитал эти служебные ступеньки уже в первые дни по вступлении в должность. Не так-то и легко преодолевать их каждое утро. Шагая по лестнице, Кони всегда думал о тех дряхлых старцах, которым доводилось занимать обер-прокурорскую должность в прошлом. А когда в 1891 году на некоторое время в его кабинете воцарился Н. В. Муравьев, поинтересовался у него:

— Ну как сто двадцать ступенек, Николай Валерьянович? Одышку не вызывают?

— Какие ступеньки? — изумился будущий министр юстиции. Кони улыбнулся, махнул рукой: «Этот измеряет служебные подъемы другими ступенями…»

Анатолий Федорович не успел еще разобраться в текущих делах, как последовал срочный вызов на Малую Садовую, к Манасеину, сменившему на посту министра юстиции Д. Н. Набокова. Он сразу понял, что речь пойдет о катастрофе в Борках. И не ошибся. Николай Авксентьевич был весь какой-то взвинченный, нервный.

— Читайте, — он протянул Кони длинную телеграмму товарища прокурора Харьковской судебной палаты Стремухова. Пока Анатолий Федорович читал, министр нетерпеливо расхаживал по кабинету.

— Вам придется срочно отправляться в Харьков. Сегодня же.

На немой вопрос Анатолия Федоровича добавил:

— Государь дал соизволение на то, чтобы вы приняли под свое руководство все следствие…

«Ну вот, столько лет травили, клеймили либералом, а когда потребовалось заняться серьезным делом, обратились к Кони, — мелькнула у него мысль. И еще он подумал, не без удовлетворения, о своих недоброжелателях: — Как они это переживут? — И тут же внутренне усмехнулся: — Они все переживут, и все обратят себе в пользу».

Это был тот редкий случай, когда бюрократическая машина государственного аппарата сработала крайне быстро и четко. Министерство путей сообщения в течение считанных часов предоставило Кони все запрошенные им документы, без промедления явились командированные в помощь Анатолию Федоровичу высшие представители жандармерии, полиции и министерства путей сообщения. Кони успел сделать необходимые распоряжения в сенате, сдал дела. Но собирался в дорогу уже впопыхах в забыл многие необходимые вещи. Даже теплую одежду, а осень в том году уже грозила ранними холодами. До Москвы ехали скорым, а в Белокаменной Кони ожидал экстренный поезд из двух вагонов. По всему пути на станциях царило возбуждение, толпы местных жителей и пассажиров встречных поездов жаждали получить хоть какую-то информацию — не все верили газетам. Кони вместе со своими спутниками отсиживался во время кратких остановок в роскошных «царских» комнатах, имевшихся при каждом большом вокзале. В час ночи 20 октября специальный поезд прибыл на место катастрофы…

Перед обер-прокурором стояла сложнейшая задача, от решения которой — ив этом нет никакого преувеличения — зависела в большой степени политическая атмосфера в России на ближайшие годы. Акт террора, роковое стечение обстоятельств или следствие безответственности? Ответа на эти вопросы ждали все.

«Когда, сопровождаемый управляющим дорогой и сторожами с факелами и фонарями, я бегло осмотрел место крушения и возвышавшуюся громаду врезавшихся в землю паровозов и разрушенных и растерзанных вагонов, я пришел в большое смущение, ясно сознав, что от меня теперь ждет вся Россия разрешения