Хор больных детей. Скорбь ноября - Том Пиччирилли

Глайд Лувелл, но эта девушка не имеет никакого отношения к Служению.

– А кроме нее?

– Думаю, с Келли Энсон.

– Это какая-то родственница Луппи?

– Его жена.

Вот такие вещи и упускаешь, находясь вдали от дома.

Качнувшись на каблуках, Дадлоу оглянулся через плечо в сторону дома Луппи Джо Энсона. Дом стоял примерно в четырех милях к востоку, на проселочной дороге, по которой гоняли перевозчики нелегального виски. На лице проповедника отразились самые разные чувства.

– Ей семнадцать, а они женаты уже полгода или около того. Их любовь кажется вполне искренней, хотя, призна́ю, будь у меня возможность выбора, я бы просил подростков нашей общины ждать несколько дольше, прежде чем давать настолько серьезные клятвы.

– Я не осуждаю, – сказал Шэд.

– Нет, но, возможно, я в каком-то смысле осуждаю. Детям трудно оставаться юными в таком месте, как Лунная Лощина.

– Или в любом другом.

– Об этом я только слышал. А ты узнал из первых рук, верно?

Нормальная жизнь на свободе.

Нытик принялся скрести влажную землю, принюхался, будто выслеживал перепелку в зарослях. Из его горла вырвался вой, и пес взмахнул тяжелым хвостом. С серьезным видом уставился на Шэда, потоптался вокруг надгробия мамы и плюхнулся в грязь. Лицо Шэда окутал туман, он не сразу понял, что это проповедник наклонился ближе и его дыхание замерзает в воздухе.

– Ну, я лучше пойду. Добро пожаловать домой, Шэд Дженкинс.

– Еще минуту. Что делают члены Молодежного служения?

– О! – Дадлоу просиял, радуясь возможности поговорить о добрых и благочестивых делах. – Наносят визиты соседям.

Шэд знал, что обычно этот эвфемизм означает «стучатся в двери и раздают брошюры».

– Что-нибудь еще?

– Помогают пожилым. Готовят еду для семей, которые переживают трудные времена.

Звучало банально и немного натянуто, но Шэд пока не заострял на этом внимания.

– Вы отпускаете их одних в Лощину? Девочек-подростков? В эти горы?

– Волонтеры всегда ходят группами по два-три человека.

– И всё?

– Иногда их больше, – сказал Дадлоу, защищаясь, и неопределенно взмахнул руками. – Мы хотим, чтобы наши собратья чувствовали поддержку, но я не наивный человек. И очень серьезно отношусь к своей обязанности защищать паству.

К затылку подкрадывалась чернота, и Шэд заставил себя увидеть.

Ее.

Мег.

Она была там. Семнадцатилетняя, красивая и улыбчивая. Она держала в руках Библию и ксерокопии каких-то брошюр. Возможно, конверты или стеклянную банку для пожертвований. Она поднималась на шаткое крыльцо и стучала в дверь. Чешуйки краски сыпались на ее плечи, а она терпеливо ждала, пока какой-нибудь грубый, живущий в глуши придурок, который поколачивал жену, очнется от пьяного оцепенения перед телевизором. Игра подходила к концу, он терял очередные двадцать баксов из-за слабой линии обороны. Его желудок был полон желчи, три зуба ныли. Он вставал с расстегнутым ремнем, в одном носке, отшвыривал в сторону пустые банки из-под пива, подходил к двери, и солнечный свет резал его мозг на пульсирующие куски. И в этот момент тень Мег удлинялась, закрывая его заросшее щетиной лицо, навстречу ему расцветала красивая улыбка. Он и раньше такие видел редко, а уже много лет не видел вовсе. Нежный, жизнерадостный голос заговаривал с ним о милосердии. Она протягивала руку, рассказывала о доброте, выставках ремесел и распродажах церковной выпечки, пока его футболка, липкая от спиртного и слюней, медленно высыхала и липла к седеющей груди. Его кожа под растянувшимися и потускневшими татуировками была розовой, как задница свиньи. Внезапно ощутив себя толстым, старым, слабым и невыносимо нищим, он пялился на ее ноги в золотом полуденном свете. Глядел на выпуклые юные груди, светлый пушок и веснушки у основания шеи. Приглашал войти, обещая принести несколько долларов с комода. Не хочется ли ей лимонада?

Шэд посмотрел в лицо Дадлоу.

– Милосердный Иисус. – Проповедник сделал шаг назад, споткнулся о выбоину и едва не упал. – Господь Всемогущий.

– Что?

– Твои глаза. Они полны ярости.

– Вы ждали чего-то другого от того, кто только что потерял родного человека?

– Ты взведен и готов взорваться, Шэд Дженкинс. Я это вижу. – Сжимая края шарфа, он начал отступать. Сбегать, но с радостью, поскольку убийство – тоже своего рода извращение. – Кого ты собираешься прикончить? Кого заберешь с собой в ад?

– Я просто хочу узнать, что случилось с моей сестрой.

Дадлоу отступил еще на несколько футов, словно ему хотелось развернуться и побежать к своему микроавтобусу.

– Она заснула. Такое случается. Не часто, хвала Иисусу, но такое случается. Это промысел Божий.

– Мне этого мало.

Его слова заставили Дадлоу оглядеться в поисках поддержки. Он даже посмотрел на Нытика в надежде, что пес поймет и согласится с ним. Проповедник вздохнул с печалью, однако глаза его сияли.

– Тем более жаль.

– Может, и так. У всех нас свой путь.

– Приходи ко мне, если тебе понадобится поговорить. Перед тем, как… ну, если захочешь поболтать.

– Конечно.

Проповедник Дадлоу умчался с такой скоростью, что клапаны его оранжевой шапки развевались, пока он спускался по склону к своей машине. Пикап па все еще не вернулся.

Нытик встряхнулся и склонил голову набок. Шэд нарвал увядающих полевых цветов и положил половину на могилу мамы, а остальное – на могилу Меган.

Лощина действовала ему на нервы. По-прежнему оставались вопросы, которые он хотел задать. Как только появятся ответы, он поедет по Евангельской тропе и посмотрит, сможет ли найти того, кто так упорно думает о нем.

Возможно, Дадлоу был прав. Возможно, прежде, чем все это закончится, Шэду придется убить несколько человек и забрать их с собой в небытие.

Глава восьмая

Кровавые сны вернулись, багровые и раскаленные.

В тюрьме они часто посещали Шэда. Он просыпался и обнаруживал себя голым, стоящим у решетки. Весь тюремный блок бодрствовал, но лишь молча глядел в полумрак. Даже арийцы и кореша не произносили ни слова. Джеффи О’Рурк утыкался лицом в подушку, забивался в угол койки и притворялся спящим.

Шэд так и не узнал, что говорил или делал, пока ходил во сне. Никто ему об этом не рассказывал, и какое-то время его сторонились. А мусульмане не оставляли попыток обратить его в свою веру, хоть он и был белым, заявляли, что у Мухаммеда и Аллаха есть на него планы.

Итак, это снова началось.

Он моргнул и понял, что стоит на заднем дворе миссис Райерсон и смотрит в светлеющее небо. Было примерно пять утра, судя по фиолетовому оттенку рассвета. Сквозь заросли доносился гул грузовиков, проносившихся по шоссе.

Шэд ждал, надеясь понять причину, по которой оказался здесь. В одной футболке и спортивных штанах. Он замерз. Ветер наполнял