Хор больных детей. Скорбь ноября - Том Пиччирилли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты должен это отпустить. Ты стараешься не из благих побуждений.
– Да неужели? – спросил Шэд. Ярость проникала все глубже, разжигала огонь под кожей, заставляла сердце биться быстрее. – Я собираюсь выяснить, что случилось с Мег.
– Нет, – сказал Джеффи О’Рурк с непривычным весельем в глазах. – Не думаю, что ты это собираешься сделать. Не совсем это.
Когда теряешь хладнокровие, изо всех сил стараешься его изобразить. Джеффи продолжал играть на нервах, как иногда делал в тюрьме. Мертвые кленовые листья танцевали вокруг их лодыжек и уносились прочь по широкой лужайке, гонимые утренними ветрами, которые вырывались из зарослей и исчезали обратно.
– Весело тебе на воле? – спросил Шэд.
– Не так сильно, как ты думаешь.
– То, что ты беглый преступник, может испортить настроение.
– Не особо, на самом деле. ФБР никогда меня не выследит. Эти придурки бо́льшую часть времени спотыкаются друг о друга и вляпываются в еще большее дерьмо, чем весь блок «С», вместе взятый. Машина работает против самой себя. Я почти год был шестнадцатым в списке самых разыскиваемых. А ко мне ни разу даже близко не подобрались.
– Так в чем же проблема? – с искренним любопытством спросил Шэд.
Наконец наружу просочилось немного от прежнего Джеффи. Разбитое сердце отразилось на его влюбленном, но страдающем лице.
– Я скучаю по нему.
– По начальнику тюрьмы?
– Да. Без него все иначе.
– Но, похоже, деньги у тебя водятся.
– У меня было припрятано. Хотя даже с наличными в моей жизни нет… смысла, если ты сможешь поверить в такое дерьмо.
– Понятно.
Мутно-оранжевой дымкой забрезжил над горами рассвет, и двор миссис Райерсон начал обретать более ясные очертания.
– Ты мертв? – спросил Шэд.
– Черт возьми, нет. Я взял себе фамилию Прескотт Пламбер и неплохо устроился в Восточном Голливуде. Забочусь об Альберте Херрине. Раньше он был режиссером. Довольно популярным в пятидесятые, снял кучу фильмов о войне, парочка стала хитами. В шестидесятые он снимал кино о байкерах и наживался на рынке кинотеатров под открытым небом, когда тот разросся. Я вложил деньги в продюсерскую компанию, купил права на DVD, и мы сколотили целое состояние. Теперь ему семьдесят восемь, и у него по-прежнему нет проблем с этим делом.
– Преимущества праведной жизни, – сказал Шэд, немного удивленный прозвучавшей в его голосе горечи.
– Что весьма подозрительно. – Джеффи поправил узел галстука тем же жестом, что и Ашторет. Так же всегда делал начальник тюрьмы. – Не поднимайся на хребет. Удача может тебе изменить. Есть вещи, в которые ты не поверишь.
– Так расскажи мне.
– Не могу. Понятия не имею, что там такое.
Никогда точно не знаешь, что в твоей голове, а что за ее пределами.
– Я должен довести дело до конца.
– А может, она этого не хотела. Твоя сестра. Ты когда-нибудь задумывался об этом?
– Нет.
На лицо Джеффи вернулась сальная ухмылка.
– Ты ведь знаешь, что, скорее всего, сошел с ума?
– Конечно, – ответил Шэд. – Но, наверное, это меня и поддерживает.
– Да, но все же то, что я тебе сказал, – правда. Можешь проверить.
– Нет необходимости.
Перевозчики виски начинали рано, визг их моторов разносился над грунтовыми дорогами и летел к шоссе. Ветерок доносил запах самогона.
Самодовольство в глазах Джеффи сделалось отталкивающим и более смелым, а когда он улыбнулся, его рот был полон крови.
– Хочешь знать, что ты обычно кричал по ночам?
– Нет.
Обливаясь потом, Шэд развернулся, чтобы пойти к дому, и услышал в подлеске пьяный хохот. Он продрался сквозь заросли и увидел Бекку Дадлоу и Хубера Лувелла. Сгорбившись и склонившись друг к другу, они сидели на пне и распивали виски из одной бутылки. Заметив Шэда, они вскинули головы и ухмыльнулись.
Хубер поднял на него блестящие красные глаза, беззубая улыбка придавала его лицу простодушное выражение. Некоторые считали Хубера умственно отсталым, а потому никогда не приближались и старались держаться противоположной стороны улицы. Он был настолько одутловатым, что его смуглая кожа, казалось, готова была лопнуть в любую секунду.
Злобный оскал и враждебные соски Бекки нацелились на Шэда, и тот почувствовал себя как в детстве, когда сидел на ее уроках Библии, не зная правильной главы и стиха. Над верхней губой Бекки белело пятнышко кокаина.
Потребовалась минута, чтобы Хубер прочистил мозги и заговорил. Это явно давалось ему с трудом, и Шэд гадал, зачем тот вообще старается.
Черные десны раздвинулись, кончик языка скользнул из стороны в сторону.
– Мои соболезнования, – произнес Хубер.
– Спасибо.
– Не мог уснуть?
– Думаю, я спал.
– Лунатишь, да? Ноги коварные.
– Бывает.
– У меня тоже, иногда. – Хубер не мог полностью открыть глаза, но его голос звучал трезво и разумно. – Некоторые из нас слышат зов, на который должны ответить.
Бекка Дадлоу кивнула так, словно ей сухожилия на шее перерезали. Ее губы задрожали, будто она хотела что-то сказать, но затем жена проповедника снова закрыла рот. Медленным, отработанным движением она соскользнула с пня, свернулась калачиком на траве и захрапела.
– Тебе не холодно? – спросил Хубер.
Стоило Шэду об этом задуматься, он начал дрожать.
– Да. Ты слышал, как я недавно разговаривал?
– Нет.
– Чувствуешь запах краски?
– Краски? – Хубер фыркнул. Его ноздри были забиты грязью и кокаином. – Нет.
– А крови?
– Черт, тебе, должно быть, жуть снилась.
Или что-то еще. Шэд по-прежнему чувствовал на шее липкое прикосновение Джеффи О’Рурка, но теперь не видел на коже никаких красных пятен. Его трясло все сильнее, и он направился к задней двери пансиона.
Шэд прошел мимо телефона в холле. На миг он задумался, не выяснить ли в справочной номер Альберта Херрина в Восточном Голливуде. Можно было бы позвонить и спросить Прескотта Пламбера. Но что, черт возьми, он будет делать, если Джеффи ответит.
Глава девятая
Он направлялся на встречу с новой женой Луппи Джо Энсона вместе с Нытиком, который, тяжело дыша, лежал на пассажирском сиденье, когда зеркало заднего вида заполнила патрульная машина Дейва. Шэд притормозил, съехал на обочину, вышел, прислонился к «Мустангу» и стал ждать. Так же он себя ощущал, когда «быки» проводили свои выборочные обыски.
Когда он блокировал дорогу для перевозчиков самогона, то висел на хвосте у Таба Гаттлинга или кого-нибудь другого из парней, пока копы не выскакивали из-за мостов и рекламных щитов на шоссе. Иногда шериф Уинтел лично выворачивал из-за двадцатифутового штабеля
